Джихадизм появился в ходе бурных событий на Ближнем Востоке, когда никакая другая оппозиция была невозможна. Сейчас он связан с поиском идентичности.

Политолог и экономист Дирк Месснер (Dirk Messner), директор Немецкого института политики развития (DIE), рассказывает о причинах зарождения джихадизма в странах Ближнего Востока и о том, какова должна быть долгосрочная стратегия Запада в отношении этого региона.

Deutsche Welle: Господин Месснер, вот уже несколько лет мы наблюдаем за расцветом джихадистской идеологии в исламском мире. Ее представители, во главе с «Исламским государством» (ИГ), насаждают данную идеологию с небывалой жестокостью. Каковы причины такого развития событий?

Дирк Месснер: Это связанно в первую очередь с динамикой в самом исламском мире. Джихадизм появился в результате бурных событий, столкновений с властями в странах Ближнего Востока. Практически все они были, что называется, авторитарными структурами. Единственно возможная оппозиция основывалась на мусульманских религиозных движениях. Существование других — либеральных — движений не допускалось. И часть этого движения в итоге радикализировалась и стала тем, что мы сегодня называем ИГ или «Аль-Каидой».

— Западным странам знаком феномен терроризма — вспомним хотя бы «Фракцию Красной Армии» (RAF) в Германии. Как можно объяснить то, что в настоящее время все такие группы на Ближнем Востоке опираются исключительно на религиозную идеологию?

— Все другие варианты были или запрещены или бесполезны. Нельзя забывать, что в 1960-70 годах целый ряд правителей в этом регионе причисляли себя к социалистам — вроде президента Египта Гамаля Абдель Насера. Одновременно они выстроили авторитарные структуры власти. Получилось так, что социализм в глазах арабской общественности себя в значительно степени изжил.

В то же время существование ориентированной на либеральную демократию оппозиции было невозможным. Потому как либеральные западные общества — Европа, США — в разгар холодной войны и во имя стабилизации в регионе поддержали авторитарные режимы. В связи с этим западные государства были восприняты жителями региона в качестве сторонников местных властей. Таким образом, был скомпрометирован и сам либерализм.

— А если мы посмотрим на Европу — сейчас, конечно, в особенности на Францию. Как можно объяснить рост симпатий к идеологии джихадизма здесь?

— Тому есть множество причин. Многие варятся внутри отдельных национальных сообществ. Теракты в Париже, безусловно, также отражают изолированность многих мигрантов-мусульман от французского общества и экономики. Эти люди сталкиваются с безработицей и проявлениями расизма. Таким образом, существует много внутриполитических проблем, которые должны быть разрешены с использованием внутриполитических инструментов.

У нас в Германии схожие проблемы. Здесь живут молодые мусульмане, которые испытывают большие трудности при устройстве на работу. В такой ситуации возникает вопрос, благодаря какой форме протеста организуются те, кого это касается непосредственно? Некоторые в таких случаях примыкают к радикальным группировкам. Вы упомянули протесты, имевшие место 1970-х годах. Тогда базой служила левая или социалистическая утопия. Все это уже пройденный этап. Поэтому сейчас стремления людей подпитываются религией.

— Тем не менее подчас складывается впечатление, что некоторые экстремисты искренне следуют, по их мнению, религиозным целям.

— Мне кажется, что это связанно с вопросом идентичности. Когда граждане Франции, исповедующие ислам, начинают чувствовать, что их лишают национальной идентичности и не признают полноценными членами общества, они начинают искать другие способы обрести идентичность и находят ее в религии. Каждый человек нуждается в признании и понимании, кто он есть. Такой поиск может завершиться в радикальном ключе.

Даже RAF действовала в окружении, которое в какой-то степени ей симпатизировало и ее стремления частично разделяло, — вроде протеста против войны во Вьетнаме или бунта против устаревших общественных форм. Структурно такие радикальные виды оппозиции вполне сравнимы. В 1970-х годах она выражалась политическим образом, сегодня — религиозным.

— В Брюсселе министры иностранных дел стран ЕС обсуждают возможные действия против террора. Что вы думаете по поводу подобных мер?

— Джихадизм — это феномен международный. Я бы даже сравнил его со сталинизмом и коммунизмом XX столетия — именно в тоталитарной направленности, которая заточена на уничтожение политического противника. От этого нужно защищаться полицейскими методами и политикой безопасности, так как с подобными деятелями крайне сложно установить диалог. Но это в обозримой перспективе.

Если же мы говорим о долгосрочной политике, то нужно помнить: отношения между западноевропейским обществом и исламским миром сами по себе имеют очень сложную динамику. Тут со стороны Запада главенствуют недопонимание и предрассудки, прежде всего в отношении ислама. Поэтому потребуется большая работа. Глобальная культура сотрудничества не возникнет до тех пор, пока Запад и неоднородный исламский мир не начнут учиться лучше понимать друг друга.

— Как же должна выглядеть в долгосрочной перспективе политическая стратегия?

— Мы всегда должны помнить, что европейские страны имеют неважную репутацию среди оппозиционных движений «арабской весны». Нам нужно ясно дать понять, что мы заинтересованы в политическом, экономическом и социальном развитии этого региона; что мы готовы поддержать новые силы, базирующиеся на либеральных идеях. Кроме того, мы должны в каждой стране действовать по-разному.

Есть действительно стабильные страны, вроде Туниса или Марокко. Здесь можно стремиться, к примеру, благодаря энергетическому партнерству, к переходу на качественно новый уровень отношений. В таких странах, как Ирак, Сирия и Ливия, речь идет в первую очередь о стабилизации государства, общества, о безопасности. Необходимо формирование социальных институтов и каждый, кто готов заниматься модернизацией этих обществ, должен незамедлительно получить нашу поддержку.

Также следует помнить, что в настоящее время в регионе под вопрос ставятся государственные границы, которые были установлены после Первой мировой войны. Евросоюз должен приложить усилия для создания соглашения о партнерстве, которое бы способствовало реорганизации этого региона. Но это, естественно, очень долгосрочный проект. Тем более важно запустить его как можно скорее.