Мечты о величии
После периода хаоса и нестабильности, связанного с пребыванием у власти Бориса Ельцина, можно было питать надежду, что Россия начнет превращаться в более предсказуемую страну. Страну, которая сближается с демократическим Западом своими действиями во внутренней и внешней политике, а также системой ценностей. Выражением этой надежды была концепция об общем политическом пространстве от Ванкувера до Владивостока и договор между Россией и Европейским союзом, в котором был прописан ряд сфер тесного сотрудничества в экономической и социальной сфере, а также безопасности и внешней политики. Серьезные фигуры предлагали даже принять Москву в НАТО. Кремль воспринимал ЕС как основного партнера, который вместе с Россией создаст противовес США и усиливающемуся Китаю с другими азиатскими странами.
В далеком прошлом остались пертурбации 1998, когда ельцинская Россия оказалась перед лицом неплатежеспособности и была вынуждена резко девальвировать рубль, а уровень реальных доходов населения снизился более чем на 30%. В 2006 году в российских экспертных кругах царила уверенность, что при Владимире Путине страна вскоре станет одной из сильнейших в экономическом плане держав, рубль превратится в глобальную резервную валюту, а Москва — в один из важнейших финансовых центров мира.
Нереализованные амбиции
2008 год принес резкое отрезвление. Хотя сначала казалось, что Москва без потерь переживет период кризиса, вызванного проблемами на финансовых рынках, вскоре оказалось, что из всей группы стран, известных, как G-20, сильнее всего упал ВВП России. Надежды на устойчивый и быстрый рост развеялись, а уверенность в том, что в ближайшем будущем страна окажется в числе сильнейших экономических держав мира, пропала. Несмотря на сохраняющиеся высокие цены на нефть и газ, российская экономика демонстрировала признаки стагнации, а действовавший долгое время неофициальный договор Путина с обществом, сводившийся к принципу «я обеспечу вам быстрое и непрерывное улучшение качества жизни, а вы не вмешивайтесь в дела власти», грозил рухнуть, как на Украине. Помочь избежать такой угрозы могла лишь мобилизация российского общества вокруг другой идеи большого сильного государства, которое вызывает уважение всего мира своей мощью.
2008 год принес России новый важный опыт. Война с Грузией показала, что Запад не склонен делать какие-либо жесткие шаги и принимает опробованную (особенно в Абхазии) российскую концепцию превентивной войны, а также практику «откусывания» территорий и их привязки к России. Об этом свидетельствовала хотя бы американская политика «перезагрузки», которую Кремль счел политикой в духе «подведения жирной черты» или «business as usual».
Одновременно пропали надежды на то, что величие России можно будет обеспечить посредством получения «полноправного» партнерства с НАТО и ЕС. Для Кремля оно означало обретение такой позиции, при которой Евросоюз и Альянс учитывали бы возражения Кремля в сфере внешней, экономической или оборонной политики. Таким образом планы Москвы по возвращению себе роли глобального игрока и одного из мировых центров силы на основе «по-российски» понимаемого партнерства с ЕС и США рухнули.
Ударом по кремлевским амбициям стало мнение, которое высказывали многие западные политики, называя Россию локальной державой. Поэтому, чтобы «подняться с колен» и вернуться на мировую политическую сцену в качестве ключевой глобальной державы, Москве пришлось искать новый сценарий.
Православие, самодержавие, народность
Здесь появляется вопрос о том, каково должно быть ее место в мире. И как построить другую систему, в которой российское государство играло бы доминирующую роль и которая была бы достаточно прочной, чтобы обеспечить ему место одного из центров силы, то есть воссоздать в новых условиях ту позицию, которую Россия занимала в советскую эпоху. С тем отличием, что для новой политической конструкции следовало найти базу, отличающуюся от предыдущей, то есть от коммунистической идеологии. Такую идею путинская Россия нашла в виде модифицированных, но узнаваемых концепций царских времен.
Четче всего принципы, на которых опиралась российская политическая система, сформулировал в свое время министр Сергей Уваров: «Православие, самодержавие, народность». А миссией России было не только «собирание» всех славянских земель, но также защита Православия, где бы ни находились его приверженцы. Самодержавие означало полное доминирование государства, олицетворением которого выступает царь. Единственными реформами, о которых можно было говорить, были реформы, проводимые сверху.
Согласно этому подходу, Россия как наследница Византии в правовом и идейном плане выступает хранительницей традиционных ценностей, а также неиспорченной западным рационализмом православной веры. Из этого проистекает особая роль российского государства как бастиона единственной истинной цивилизации, опирающейся на прочные ценности. Цивилизации, отличной от «разъеденной развратом мысли и бесстыдством знания», а также скованной легализмом цивилизации Запада. Задача России — не только сохранение своей цивилизации, но и, в первую очередь, ее распространение, в том числе при помощи имперской политики. Замечу в скобках, что отсюда взялся образ вероломной Польши, которая, оказавшись слабее, не была готова признать, что именно России досталась историческая роль объединения славянских земель и слияния «славянских рек в русское море».
Спецслужбы владеют государством
Наблюдая за политикой Владимира Путина, невозможно не заметить аналогии с царскими временами. Сходство с царским самодержавием можно усмотреть в концепции управляемой демократии, которая означает в политической практике усиление концентрации власти, ликвидацию гражданского общества с полным контролем над судами и прессой (в особенности электронной) и нарастающим страхом перед любого рода движениями снизу. Однако у современной России есть новая черта. Перефразируя старое высказывание о Пруссии («это не государство, которое обладает армией, а армия, которая владеет государством»), Адам Ротфельд (Adam Daniel Rotfeld), отметил, что путинская Россия — это не государство, которое обладает спецслужбами, а спецслужбы, которые владеют государством. И это не слишком большое преувеличение. Достаточно привести данные исследовательницы российских элит Ольги Крыштановской из Российской академии наук, утверждающей, что 77-78% представителей элиты современной власти тем или иным образом связаны со спецслужбами.
Возвращается государственная роль Православной церкви, хотя никто не сомневается, что, как и в царские времена, она находится под полным контролем властей. Она необходима для восстановления связей между всеми православными и создания мифа «русского мира» — мира иной цивилизации, которая опирается на традиционные (забытые или отвергнутые Западом) ценности. Мира, который призвана защищать, а в итоге объединить путинская Россия. Некоторые более радикальные идеологи, такие, как Александр Дугин из МГУ, даже говорят, что признав, что конфликт России с Западом имеет цивилизационную основу, мы должны стремиться к тому, чтобы уничтожить Запад как цивилизацию в его современном виде.
Ключевая роль Украины
Так что Россия возвращается к своей имперской традиции. Изменился язык политического дискурса. Как верно отметил Алексей Арбатов, «термин "империализм" ныне утратил прежний негативный флер и все чаще используется с героическим пафосом». Объединение «русского мира» не обязательно означает аннексию, а может ограничиваться втягиванием все новых стран и территорий в структуру, которая обеспечивает России доминирование, а именно - в уже формально запущенный Евразийский союз. Он должен стать если не новым «русским миром», то его естественным продолжением, оплотом новой, более аутентичной цивилизации. Он также должен выступить фактором, усиливающим позицию Россию и позволяющим ей обрести равный статус с США и ЕС. Звучат мнения, что Евразийскому союзу следует даже предложить членство таким странам, как Греция, Кипр или Болгария, поскольку православная культура делает эти страны естественными составляющими создаваемой политико-цивилизационной общности.
Украина имеет в этом имперском проекте ключевое значение. В конце концов именно Киев — «мать городов русских», а украинцы для Путина — это этническая группа русских, говорящих на одном из диалектов русского языка, их государство — временное недоразумение, а настоящее (поскольку православное) христианство было введено в Крыму крещением Руси. История любит повторяться. Говорят, что в первый раз — это драма, а во второй — фарс. Нынешнее развитие ситуации в России заставляет поспорить с этим утверждением. Мы стали сегодня свидетелями не фарса, а драмы или даже трагедии. Ведь кто знает, не появится ли в руководящих кругах путинской России перед лицом надвигающейся катастрофы, связанной с падением цен на нефть и западными санкциями, идея «бегства вперед» и перехода к очередному этапу объединения «русского мира», как это случилось с Крымом? Ведь та аннексия обеспечила Путину невероятную популярность, подобно тому, как руководителю аргентинской хунты генералу Гальтьери (Leopoldo Galtieri) — вторжение на Фолклендские острова в 1982. Только в случае Гальтьери энтузиазм продолжался недолго...
Украине и украинцам необходимо оказать максимальную помощь не только потому, что они имеют право на сохранение территориальной целостности, но и потому, что они имеют право самостоятельно определять свое место в Европе и мире. Кроме того, речь идет не только об Украине. Речь - о России. Ведь Путин — это, к счастью, не вся Россия, как Гальтьери не был всей Аргентиной. Но его следует остановить, и сделать это могут только украинцы...
* Януш Онышкевич — дважды министр обороны (1992-1993, 1997-2000), бывший депутат польского Сейма и Европарламента.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Россия как наследница Византии выступает хранительницей традиционных ценностей, а также неиспорченной западным рационализмом православной веры. Из этого проистекает особая роль российского государства как бастиона истинной цивилизации, которая опирается на прочные ценности. Цивилизации, отличной от цивилизации Запада, «разъеденной бесстыдством знания» и скованной легализмом.
