Чтобы решать международные конфликты, необходимо думать не только об интересах, но и об эмоциях.

Перед тем, как Алексиса Ципраса (Alexis Tsipras) избрали в январе премьер-министром Греции, он пообещал: «В понедельник национальное унижение закончится, и мы больше не будем подчиняться приказам из-за рубежа».

Тем, кто склонен считать подобные разговоры о национальном унижении специфически греческой странностью, следует просто оглянуться вокруг. Когда я думаю о четырех международных проблемах, о которых я больше всего писал в прошлом году — это Россия, еврозона, Ближний Восток и Восточная Азия, — я понимаю, что с ними со всеми так или иначе связана риторика национального или культурного унижения.

Одним из первых шагов г-на Ципраса на посту премьер-министра стало посещение памятника бойцам греческого сопротивления, казненным нацистами во время Второй мировой войны. Этот жест полностью относился к сфере национальной гордости: он напомнил избирателям о героизме предков и заодно стал мелким унижением для немцев — в отместку за поведение европейских кредиторов Греции.

Новое правительство перед приходом к власти обещало уменьшить внешний долг страны и отказаться от политики экономии. Однако хотя агрессивное поведение партии СИРИЗА вряд ли поможет достичь этих целей, избирателям показательная непокорность нравится. Рейтинги партии растут, несмотря на сокращающиеся вклады в греческих банках.

Конфронтация России с Западом, как и столкновение Афин с кредиторами, тоже подпитывается уязвленной национальной гордостью. Президент Владимир Путин и его поколение лидеров некогда служили большой и могучей стране — Советскому Союзу. Теперь г-н Путин настаивают, что к современной России также следует относиться, как к великой державе. Хотя формальные причины вторжения на Украину связаны с защитой конкретных интересов — с рынками, военно-морскими базами и границами, — от российской риторики разит чувством национального унижения. Россия не хочет, чтобы ею пренебрегали и ее игнорировали.

Русские демонстрируют, что они не намерены уступать давлению высокомерных американцев. Г-н Путин обращается к прошлому, взывая к памяти о самом славном моменте в истории его страны — о Великой отечественной войне 1940-х годов. Российские власти хвастаются ядерным арсеналом, считая его символом статуса великой державы и причиной, по которой другие страны должны бояться России.

Отношение Китая к внешнему миру основано на том же самом чувстве национального унижения. Пекинские музеи и китайские учебники по истории фокусируются на «веке унижения» — периоде от первого столкновения страны с западными империалистами в 1840-х годах до поражения Японии в 1945 году. Китайцам с детства внушают, что, пока Китай был слаб, иностранные державы его унижали и эксплуатировали, зато поступать так с современным Китаем никто не сможет.

Президент Си Цзиньпин призывает к «новым отношениям между великими державами», требуя, чтобы США обращались с Китаем на равных.

Исламские фундаменталисты также привыкли считать, что Запад унижает и угнетает мусульман. В 2003 году обозреватель New York Times Том Фридман (Tom Friedman), писал, анализируя посвященную соответствующей теме речь премьер-министра Малайзии Махатхира Мохамада (Mahathir Mohamad), что «унижение — это самая недооцененная сила в международных отношениях». По мнению г-на Фридмана, именно чувство унижения подпитывало как палестинские выступления против Израиля, так и вооруженное восстание против американской оккупации в Ираке.

Когда в 2011 году Ближний Восток охватила волна революций, создалось впечатление, что многие арабы начали считать настоящей причиной своих бед и унижений свои собственные правительства.

Однако с тех пор снова стало модно винить во всем иностранцев и Запад. Иранские власти и джихадисты из «Исламского государства Ирака и Леванта» (ИГИЛ) ненавидят друг друга, но, тем не менее, риторика у них общая. Когда иранцы настаивают на своем праве развивать ядерную программу, а ИГИЛ выступает против западных ценностей, и те, и другие борются с предполагаемыми унижениями со стороны Запада.

Мыслители и философы веками писали о роли гордости и унижения в отношениях между людьми. Просветитель 18 века Жан-Жак Руссо полагал, что стремление добиться признания своего превосходства над другими, развращает людей. Корнем всех зол Руссо считал тревогу за собственный статус (впрочем, формулировки он использовал несколько другие). Спустя века последователи «реалистической» теории международных отношений утверждали, что государствами движут примерно те же эмоции, что и людьми, делая упор, в первую очередь, на жажду власти. Между тем, обратная сторона жажды власти — это именно страх перед слабостью и связанными с ней унижениями.

Соответственно, чтобы разрешать международные конфликты, необходимо думать не только об интересах, но и об эмоциях.

Иногда идти на уступки чужому чувству национального или культурного унижения невозможно. Например, вряд ли кто-нибудь признает халифат, проникшись уязвленными чувствами игиловцев.

Однако иногда жесты, способные помочь восстановить чувство национальной гордости, выглядят вполне приемлемыми. Греция не добилась от кредиторов больших уступок, но демонстрация непокорности, некоторые технические изменения и небольшая смена формулировок, похоже, смогли временно успокоить греков. Сталкиваясь с перспективой опасного конфликта с Россией и амбициями Китая, Запад должен помнить, что иногда символы не менее значимы, чем содержание.