Особенности стратегии и тактики Владимира Путина

С организованным российским ФСБ расстрелом украинских граждан на Евромайдане 20 февраля 20014 г., появлением «зеленых человечков» в Крыму и захватом ими 27 февраля правительственных учреждений автономии, Украина, неожиданно не только для нового «послемайдановского» руководства, но и для большинства наших сограждан, оказалась в центре европейского международно-политического кризиса, в котором ей приходится противостоять непровозглашенной агрессии одной из ведущих держав мира. Как эффективно противостоять этому российскому натиску?

Рецепт большинство аналитиков видят в асимметричности ответов на российские действия. В чем же может заключаться такая асимметричность? Чтобы дать ответ на этот вопрос, следует очевидно понять особенности внешней политики Российской Федерации.

Следует подчеркнуть отличия в формулировке национальных интересов России и западных государств. Последние формулируют свои интересы постмодерным способом как обеспечение безопасности и благосостояния своих граждан. Россия же определяет свои интересы путем, характерным для ХІХ века. Ее целью все в большей степени становится возрождение империи и территориальное расширение, «реинтеграция» постсоветского пространства, восстановление статуса сверхгосударства (при этом в качестве образца берется развитие Российской империи ХVІІІ—ХІХ вв. и Советского Союза в период правления И.Сталина).

Россия пытается укрепить свои позиции и поднять свой системный статус одновременно на глобальном и региональном уровнях. В такой ситуации те постсоветские государства, которые стремятся интегрироваться в западные региональные объединения и военные союзы, — Украина, Грузия и Молдавия — неизбежно превращаются, с одной стороны, в «разменную монету» в российском глобальном противостоянии США, которое имеет в значительной мере инерционный характер и является стремлением к реваншу за поражение в «холодной войне». Однако поскольку российские ученые и политики, включительно с Путиным, признают, что страна не имеет достаточного потенциала, чтобы реализовать эти глобальные амбиции, упомянутое противостояние является своего рода игрой со стороны россиян с целью сохранения престижа. Как известно, такую политику поддержания престижа в международном сообществе с помощью дипломатии и военных средств, особенно если она предусматривает втягивание в зависимость других наций и народов, известный американский теоретик международных отношений Моргентау считал «империалистической» и утверждал, что она не отвечает национальным интересам и дестабилизирует международную систему.

При этом действия России на международной арене можно охарактеризовать как своеобразный реваншизм, стремление поставить под сомнение сами принципы международной системы, которая сформировалась после краха СССР. Говоря словами известного ученого и бывшего госсекретаря США Г. Киссинджера, сегодняшняя Россия — это «обиженная сторона», которая «стремится разрушить международный порядок». Однако она не хочет втягивать Европу в новую широкомасштабную войну. Для этого у России недостаточно ресурсов. Для нее важно восстановить свое доминирующее положение в новых условиях, пусть даже в пространственно уменьшенном варианте. Российская политика имеет целью восстановить биполярную систему в Европе, разделив ее на Евроатлантическое и Евразийское пространство. В последнеее должны войти постсоветские страны. При этом граница российской зоны влияния, которая отодвинулась после завершения «холодной войны» от Эльбы до реки Буг, должна получить международно-политическое и международно-правовое признание.

Чтобы обеспечить это субрегиональное первенство на глобальном уровне Россия стремится утвердить вместо монополярности многополярность, опираясь на могущество других «обиженных» государств, прежде всего — Китая, и используя модель европейского концерта государств первой половины ХІХ в.

В свою очередь, на региональном уровне, россияне стремятся возобновить контроль над постсоветским пространством, считая его легитимной сферой своих жизненноважных интересов, понимание чего неоднократно высказывалось США и их союзниками по НАТО.

Поэтому основной целью России стало недопущение дальнейшего расширения НАТО и ЕС за счет стран постсоветского пространства. И здесь российское руководство встретило понимание со стороны западных стран. Вспомним, скажем, 20-й саммит стран-членов НАТО в Бухаресте 2—4 апреля 2008 года, на котором Грузии и Украине было отказано в предоставлении Плана действий относительно членства в организации из-за сопротивления со стороны Франции и ФРГ. К этому можно добавить регулярные заявления руководства ЕС и отдельных государств Евросоюза о неготовности Украины и других государств постсоветского пространства, кроме принятых в 2004 г. государств Балтии, к членству в Европейском Союзе, а также задержка 12 сентября 2014 г. на 15 месяцев введения в действие Соглашения об ассоциации между Украиной и Европейским Союзом до 2016 г. под давлением России.

Со своей стороны, российское руководство Путина, пользуясь попустительством западных стран, осуществило постепенную эволюцию от использования преимущественно экономических, информационных и культурно-идеологических средств давления на страны постсоветского пространства, ЕС и НАТО до непровозглашенной вооруженной интервенции на Украину. В результате, влиятельное американское издание The Wall Street Journal в редакционной статье, посвященной убийству российского оппозиционного политика Бориса Немцова, без лишних оговорок назвало Россию Путина «бандитским государством» («gangster state»).

Основным источником концептуальных подходов Путина к реинтеграции бывших республик СССР является советский политический опыт и приломленный под его углом опыт внешней политики Российской империи. Однако, поскольку карьера Путина в КГБ была связана с Германской Демократической Республикой, можно утверждать, что как лицо, которое достаточно долго занималось аналитикой в немецком вопросе, он подсознательно, а возможно, и отчасти сознательно смотрит на явления международной политики через своего рода «немецкие очки», используя в политическом анализе исторические прецеденты из немецкой истории и политики.

Часть современных российских внешнеполитических подходов может рассматриваться как попытка творческого синтеза из упомянутых источников. В частности, к таким синтезированным концептам принадлежит прежде всего представление о возможности и необходимости разбивки мира на сферы влияния крупных государств и необходимость выделения соответствующей «зоны жизненных интересов» для Российской Федерации. Эта модель была испытана лидерами «большой тройки» во время Второй мировой войны.

Из большевистских, ленинско-сталинских подходов Путин позаимствовал использование военных баз, созданных на территории других государств для контроля над их политическим развитием (вспомним выведение и введение советских войск в Будапешт в 1956 г., их перемещение во время военного положения в Польше в 1981—1983 гг. и другие менее яркие эпизоды). Захват правительственных учреждений в Крыму российскими военными, которые дислоцировались на базах, напоминает советский опыт аннексии государств Балтии в 1940 г. Провозглашение на Донбассе «народных республик» является классическим большевистским методом, который применялся с самого начала существования советской власти в большевистской России. Вспомним, скажем, создание в 1917 г. Украинской Социалистической Советской Республики с Народным секретариатом в противовес Украинской Народной Республике и ее правительству — Государственному секретариату или деятельность «народного правительства» Финляндской Демократической Республики под руководством Куусинена во время Зимней войны СССР с Финляндской Республикой в 1940 г.

Осуществляя курс на реинтеграцию постсоветского пространства, Путин сознательно опирается на подходы двух самых известных фигур, которым (по меньшей мере в течение определенного периода) достаточно успешно удавалось реализовывать идею объединения немцев в едином государстве. Это — Бисмарк и Гитлер.

Из подходов Бисмарка Путин позаимствовал не только знаменитое «не разговорами и резолюциями большинства..., а железом и кровью», но и идею «откалывания» территорий у соседних государств, которые имеют регионы, заселенные этнически русским или русскоязычным населением, преобразовывание их в квазисамостоятельные «государства», а затем присоединение к России якобы легитимным путем. Бисмарк совершал подобные вещи, согласовывая их с местным монархами и ландтагами, что выглядело довольно прогрессивно в ХІХ ст. Путин осуществляет это путем референдумов, то есть средствами ХХІ века. В этом отношении войны в 2008 г. с Грузией и в 2014—2015 гг. с Украиной напоминают Немецко-датскую войну 1864 г. за Шлезвиг и Гольштейн.

Но, как известно, Бисмарк важнейшей проблемой в подобных политических устройствах видел обеспечение дружественного нейтралитета других крупных государств, что позже вылилось в «кошмар коалиций». Его преемники, которые, по высказыванию следующего рейхсканцлера Лео фон Каприви, умели «жонглировать лишь двумя стеклянными шарами одновременно», в то время как Бисмарк — пятью, в большей степени опирались не на дипломатию, а на военную силу. Как следствие, Германия проиграла две мировые войны, спровоцировав своей политикой единство других крупных государств в стремлении не допустить ее гегемонию в Европе.

Проблемой Путина является то, что ставя перед собой цели как Бисмарк, в методах их достижения он сознательно подражает другому немецкому рейхсканцлеру и «вождю немецкой нации» — Гитлеру. Отсюда стремление поставить другие крупные государства перед свершившимися фактами (как это было в случае с Крымом или Абхазией и Южной Осетией). Отсюда — самовлюбленность и постоянное тяготение к эскалации в отношениях с другими государствами. Скажем, аннексия Крыма чем-то напоминает введение частей рейхсвера в Рейнскую область в 1936 г., и очевидцы и участники свидетельствуют о стремлении на первом этапе действовать «бескровными методами». Конфликт на Донбассе раздувается путем непровозглашенной вооруженной интервенции (напоминает участие государств «оси» в Испанской гражданской войне 1936—1939 гг.), а российские требования к Украине на переговорах в сентябре 2014 г. и феврале 2015 г. в Минске (так называемые «планы Путина») напоминают требования нацистской Германии к Чехословакии в Мюнхене в октябре 1938 г. Так же, как попытка оторвать от Украины южные регионы должна превратить ее в своего рода «Остаточную Чехию» («Rest-Tschechei», в украинской историографии — чаще «Вторая» или «постмюнхенская» Чехословацкая Республика) ХХІ в.

Однако хорошо известно, какую злую шутку сыграло с Гитлером неумение (в отличие от Бисмарка, который удержал короля и военных от идеи идти на Вену после битвы при Садове в 1866 г.) вовремя ограничивать свои интересы. Он уничтожил и себя, и собственное государство. Интересно, сделает ли из этого выводы российский руководитель, который неоднократно публично выражал восхищение фигурами известных нацистских деятелей. В частности, на встрече с представителями международных общественных и религиозных организаций, в т. ч. хасидских раввинов из Израиля, он бестактно характеризовал идеолога нацистской партии и организатора ее пропагандистской «машины» Геббельса как «талантливого человека».

Подводя итоги, нужно сделать вывод, что поиск средств противодействия непровозглашенной российской агрессии должен строиться на анализе опыта борьбы с теми политическими инструментами, которые применяли интеллектуальные и политические предшественники Путина. Скажем, российские политики и военные избрали целью вторжение в наиболее русифицированные регионы Украины — Крым, где этнически русское население действительно составляет более 70 %, и Донбасс, который по данным многолетних социологических наблюдений в плоскости ценностных характеристик и ориентаций население разительно отличается от остальной Украины. Они даже не пытались осуществить атаки на пограничные, но намного слабее русифицированные области — Черниговскую или Сумскую. Это свидетельствует о том, что российское руководство с вниманием относится к этнонациональному фактору, пытаясь захватить и присоединить к России именно русскоязычные регионы. Соответственно, сам собой напрашивается вывод о необходимости в дальнейшей украинизации и культурном наступлении на востоке нашего государства. При этом следует заимствовать польский и финский опыт национального строительства в 20—30-х гг. ХХ века, тем более, что с аннексией Россией Крыма и части Донбасса Украина избавляется от существования мощного российского национального меньшинства.

Отвечая на шантаж Путина во время переговоров относительно реализации Минских соглашений, следует учитывать опыт провальной политики умиротворения Гитлера со стороны западных государств и т. п.

И, очевидно, следует обратиться к идеям первого канцлера послевоенной Федеральной Республики Германия Аденауэра, который, выводя Западную Германию из сталинского состояния «чисто географического понятия» употреблял термин «нормализации» — постепенного восстановления и возобновления шаг за шагом государственного суверенитета. Украина должна стать «нормальным» европейским государством. Таким, какими являются соседние Польша, Чехия, Венгрия, Румыния или расположенные дальше Болгария, Бельгия, Греция или Португалия. Для этого нужна постоянная перестройка современных государственных институтов — правовой системы (с соблюдением принципа верховенства права), армии, полиции, государственной службы и т. п.; борьба с коррупцией; создание нормальных условий ведения бизнеса и экономической деятельности; формирование культурно однородного украиноязычного сообщества; перестройка гражданского общества.