Россия вновь плюнула нам в лицо, предложив обмен: памятник жертвам смоленской катастрофы 10 апреля 2010 года за памятник бойцам Красной армии в Кракове. Классик говаривал: «Если бы это было правдой, это было бы возмутительно». Но дело в том, что такого предложения россияне не делали.
С предложением взамен за смоленский памятник возвести в Кракове монумент красноармейцам, погибшим в польском плену в 1920 году, выступил якобы министр культуры Владимир Мединский в ходе беседы с послом Польши в Москве Катажиной Пелчинской-Наленч (Katarzyna Pełczyńska-Nałęcz). Так сообщали вчера СМИ.
В главных выпусках новостей свое возмущение высказали такие политики и дежурные патриоты, как Ежи Буковский (Jerzy Bukowski). К дискуссии привлекли родственников жертв смоленской катастрофы. Возмущаясь цинизмом российского политика, они требовали, чтобы Польша отказалась от возведения памятника в Смоленске.
Но есть одна проблема. Все говорит о том, что российское предложение «махнемся памятник на памятник» касалось не мемориала в Смоленске, а памятника польским солдатам, павшим в битве под Бородино в 1812 году, сражаясь в рядах наполеоновских войск, или урегулирования вопроса погибшего в Пененжно генерала Черняховского. В Бородинской битве погибли и были ранены примерно две тысячи поляков, пали три генерала, в том числе начальник штаба генерал Станислав Фишер (Stanisław Fiszer). Возможно, высказывание российского министра культуры было неловкой просьбой перевести спор о памятнике красноармейцам в Кракове с политической в историческую плоскость. Вот, с одной стороны монумент в честь поляков, которые вместе с Наполеоном хотели завоевать Москву, а с другой — российским солдатам, которые хотели с Тухачевским покорить Варшаву. Это ясно видно из сообщения о встрече с госпожой послом, которое опубликовано на сайте российского министерства культуры.
Некоторые СМИ даже цитировали этот фрагмент, объясняя, что он означает нечто совершенно противоположенное. Польские дипломатические источники однозначно заявляют, что в ходе разговора министр Мединский не упоминал о сделке с памятниками и не связывал тему монумента в Кракове или Пененжно с монументом в Смоленске.
Откуда же Смоленск взялся? Оттуда, что этот вопрос остается для нас болезненным, а в Смоленск отправляется делегация экспертов. А в октябре прошлого года Мединский сказал, что проект памятника смоленской катастрофе слишком длинный, предлагая урезать его со 100 до 40 метров. Россияне действительно с прошлого года прилагают усилия к тому, чтобы на Раковицком кладбище в Кракове, в месте, где покоятся 1200 погибших в 1920 году военнопленных, был возведен памятник. Как сообщали российские СМИ (которые тоже обожают подогревать атмосферу), Военно-историческое общество, председателем которого выступает Мединский, хочет, чтобы на мемориальной доске появилась следующая надпись: «Они были убиты в польских концлагерях».
Меня не интересует, какую надпись хочет видеть российское общество, потому что это польский памятник на польском кладбище, и решение должны принимать польские власти.
Меня удивляет, что польское государство до сих пор не возвело памятника погибшим военнопленным с надписью, отвечающей исторической правде: «они погибли от болезней и голода». Так требуют принципы рыцарства, которое так ценят в нас россияне.
Поставят ли россияне памятник польским солдатам под Бородино — их дело. А возведут ли они монумент в честь жертв смоленской катастрофы — вопрос их порядочности.