Два года назад Джохар и его покойный старший брат Тамерлан, американцы чеченского происхождения, появились у финиша бостонского марафона на Бойлстон-стрит с двумя изготовленными дома бомбами. Взрыв произошел, когда тысячи марафонцев еще были на трассе, а тысячи зрителей за них болели. Погибли три человека, несколько сот были ранены, некоторые настолько серьезно, что им пришлось ампутировать конечности. Позднее братья Царнаевы убили полицейского. Сейчас Джохар ожидает наказания: смерть или пожизненное заключение. О его виновности присяжные вердикт уже вынесли.
Почему Царнаевы решили нанести вред стольким людям? Они прониклись крайней исламистской идеологией и постановили «разбудить воинов джихада». Они решили наказать Америку, которая приняла их семью и дала им шансы на развитие. Масштаб преступления и его мотивы были экстраординарными, таким должно быть и наказание.
Несколько дней назад я принимал участие в телевизионной дискуссии на международную тему, где, в частности, был поднят вопрос о наказании Царнаеву. Один некогда крайне консервативный, а теперь крайне левый публицист выразил надежду, что Запад (все остальные страны, кроме Америки) предпримет что-нибудь для спасения жизни молодого террориста, если американский суд назначит ему высшую меру наказания. Он привел два аргумента против смертной казни. Во-первых, это варварство, а во-вторых, против нее выступал Иоанн Павел II. Каждый католик должен воспринимать это всерьез, но многие люди в Польше относятся к польскому Папе наплевательски. К тем католикам, которые не уважают наследие Иоанна Павла II был отнесен и я, хотя я выступал в этой программе не как католик, а как журналист абсолютно светской газеты (в такой роли я выступаю всегда). Католиком, причем профессиональным, был ведущий-священник.
Я восстановил против себя оппонента утверждением «Я не буду плакать по Царнаеву», которое отсылало к высказываниям некоторых либералов после смерти Иоанна Павла II. Мне не хочется размышлять, почему публицист левого толка ссылается в дискуссиях о жизни и смерти на Папу, особенно при том, что, как я полагаю, подход к смертной казни — это одна из немногих тем, которая их объединяет.
Я объясню, почему я не буду плакать по Царнаеву, если американцы действительно приговорят его к смертной казни и приведут приговор в исполнение. Они могут это сделать, потому что такой вариант предусматривает их законодательство, которое я бы не осмелился называть варварским. В Европе это невозможно, и я это принимаю, не требуя изменений, хотя не считаю, что отказ от смертной казни для самых серьезных преступников был таким же доказательством прогресса цивилизации, как отмена рабства или запрет расовой сегрегации.
Это также не означает, что я считаю нормальным выпускать на свободу проведших полтора десятка лет за решеткой террористов, на совести которых смерть множества невинных людей. А баскским террористам это удавалось.
Мы слышим от многих противников смертной казни, что в случае самых страшных преступников ее можно успешно заменить пожизненным заключением. Хотя находятся и те, кто считает варварством даже пожизненное заключение. У меня складывается впечатление, что такого мнения придерживается Папа Франциск, который назвал пожизненное заключение «скрытой формой смертной казни».
Я не буду плакать по Царнаеву, как никто не плакал, когда относительно недавно в совершенно неварварских странах выносили смертные приговоры, например, преступникам Второй мировой войны. А когда в неевропейской стране в 2006 году смертный приговор вынесли Саддаму Хусейну, в главных газетах Польши (в которой смертной казни не было уже много лет) появились комментарии, где о решении иракского суда казнить свергнутого диктатора говорилось с пониманием. Что такого произошло в последние годы, из-за чего это понимание превратилось в гневные обвинения в варварском отношении к преступникам? Я не знаю.
Аргумент против смертной казни, который мне близок, это неуверенность в виновности осужденного. Лучше вообще не совершать казней, чем лишить жизни хотя бы одного невинного человека. Я с ужасом читаю сообщения о доказательствах невиновности людей, которые уже оказались на виселице или поджарились на электрическом стуле.
Однако это не имеет отношения к случаю Царнаева: даже его защитники не говорили, что он непричастен к теракту, обстоятельства его поимки тоже не вызывают никаких сомнений. Впрочем, благодаря достижениям науки сомнения появляются все реже. Парадоксально, что чем более вескими становятся основания для смертных приговоров, тем большую критику они вызывают.
Варварством можно назвать смертную казнь за контрабанду наркотиков или коррупцию. Но использовать это определение в отношении казни изувера, который по идеологическим мотивам убил невинных людей, это тоже чисто идеологические игры. Америка имеет право осудить кровавого террориста в соответствии с собственным чувством справедливости.