Оригинал статьи опубликован в Time 14 июля 1941 года
На прошлой неделе Вильгельм Кейтель наверняка чувствовал себя неуютно. Главе Верховного командования вооруженными силами Германии, другу Адольфа Гитлера, стороннику нынешней гигантской авантюры в России было о чем беспокоиться.
Его армии добились успехов, «поражающих воображение», как напыщенно выразился сам фюрер. Однако этот «блицкриг блицкригов» несколько выбился из графика: русских, оказывается, нелегко деморализовать, а победы над ними обходятся дорого. Вспомним, со времен татаро-монгольского нашествия все завоеватели ломали зубы, пытаясь разгрызть этот крепкий орешек. Так что Кейтель, его фюрер и его армия тоже могут «остаться без зубов» — или ощутить на губах сладкий как никогда вкус славы.
Слишком легкие успехи?
После первой недели боев Вильгельм Кейтель был почти уверен: его войска уже разбили русских. Теперь, когда война длится уже третью неделю, в понесенном ими поражении сомневаться не приходится, но вряд ли шеф Главного командования вермахта сегодня так же убежден, что оно — окончательное.
На направлении главного удара немецкое наступление несколько застопорилось. Когда позади остались сумрачный Минск, его окрестности с усадьбами поляков-помещиков, превращенными в правления колхозов, и белорусские деревни с их вызывающе-нелепыми названиями — Пожарище, Засушливое, Большое Дураково [в оригинале — They’ve Caught Fire, It Didn’t Rain, Big Blockhead — прим. пер.] и др. — продвигаться стало труднее. Поначалу поток нацистского наступления, застигший русских без спасательных жилетов, несся вперед с головокружительной скоростью. Но в ходе второй недели боев возникло впечатление, что легкость первых немецких побед была обманчива. В Белоруссии вермахт столкнулся труднопреодолимым естественным препятствием, — рекой Березиной — где русские в свое время сильно подпортили Наполеону путь восвояси, на Днестре и возле Житомира — с укреплениями «Линии Сталина», и на всех участках фронта — с яростным и упорным сопротивлением.
На севере никаких изменений не произошло. «Летнюю войну» финны ведут далеко не так решительно, как в свое время Зимнюю. Они тяжело вздыхают, услышав, что на полуострове Ханко, арендованном Советами после Зимней войны, от фосфорных снарядов красных горят сосновые леса, где им так нравилось бродить во время отпусков. Они лишь обреченно пожимают плечами, узнав, что финансовая помощь, которую Британия столь щедро оказывала их стране во время конфликта с русскими, используется для помощи нацистам, что в сиротском приюте, построенном на пожертвования англичан, теперь расквартированы нацистские солдаты.
На юге больших успехов тоже не видать. Венгры, конечно, живописно смотрятся в конном строю, но механизации их армии явно не хватает, и в Галиции они продвигались медленно. Румыны, хоть их и приводит в экстаз перспектива пограбить Россию, обеспокоены отсутствием реальной помощи со стороны немцев и буквально ошеломлены появлением красных парашютистов на нефтяных месторождениях Плоешти и в пограничном городе Яссы. В Яссах к десантникам присоединились представители советской «пятой колонны» — вместе они двое суток терроризировали румын. На это «железногвардейцы» среагировали ответным террором — казнив «500 евреев-коммунистов».
Не великоваты ли цифры?
Наверно, некоторое смущение у фельдмаршала Кейтеля вызывал и тот факт, что «статистическая война» начинает выходить из-под контроля. Кампания еще не перевалила за половину намеченного графика, а в коммюнике его штаба цифра сбитых русских самолетов (более 7000) уже почти вдвое превысила количество машин, имевшихся у русских по оценкам германского командования (около 4000). Тем не менее день за днем русские ВВС продолжают совершать боевые вылеты и терять самолеты в боях с люфтваффе. Так, в распространенном в конце недели коммюнике Главного командования вермахта утверждается: «Вчера советская авиация потеряла 281 самолет против 11 наших».
С людскими потерями стороны обращаются столь же вольно. Так, однажды немцы заявили, что Красная Армия лишилась 600 тысяч солдат. Русские, не желая уступать, на следующий день оценили немецкие потери в 700 тысяч человек. Берлин тут же увеличил свою цифру до 800 тысяч, а через два дня — уже до 900 тысяч.
Арифметика расстояний и времени также не внушает оптимизма. Во время войны с Польшей немцы через две недели уже стояли на Висле, и от окончательной победы их отделяли всего семь дней. В ходе наступления в Бельгии они к этому сроку вышли на побережье и готовились сбросить британцев в море в Дюнкерке. На Балканах они к исходу второй недели боев взяли Белград и обратили англичан в бегство. Но сейчас, продвинувшись за первую неделю на 250 миль и за вторую еще на 100, они по сути лишь оттеснили русских к их прежней границе. За полмесяца жестоких сражений Германия захватила в основном те территории, что сама преподнесла России на блюдечке в 1939-1940 гг.
Сами темпы наступления были вполне приличными — даже танковые дивизии за две недели не могут преодолеть больше нескольких сотен миль. Но битва за Россию ведется на таких гигантских пространствах, что о победе говорить по-прежнему рано. Пока кампания попросту проходила не хуже ожидаемого.
Чересчур протяженная линия обороны?
Несомненно, сколько-то неприятных минут доставила фельдмаршалу Кейтелю и столь разрекламированная линия Сталина — впрочем, вряд ли эта тревога продлилась долго.
Фамилия «Сталин» происходит от слова «сталь», но «Линия Сталина» — не стена из стали. Она представляет собой эшелонированную систему укрепленных пунктов достигающую примерно 25 миль в глубину и 1100 миль в длину — эта линия слишком растянута, чтобы быть прочной. Строилась она в основном на том же этапе развития военной мысли, что и Линия Мажино: в основе своей ее закончили к 1933 году. Впрочем, позднее русские лихорадочно пытались учесть уроки прорыва других оборонительных линий. Тем не менее, в Линии Сталина существуют бреши, а порой ее создатели слишком полагались на непреодолимость естественных преград, — озер и болот — не прикрыв их укреплениями. Похоже, немцы считают, что Линия Сталина столь же эфемерна, как и «линия партии».
Война за линией фронта
«Мы должны организовать беспощадную борьбу, — отметил Сталин в своей вдохновляющей соотечественников речи, с которой он выступил по радио на прошлой неделе [3 июля 1941 г. — прим. пер.], — со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие нашим истребительным батальонам. . .»
«При вынужденном отходе частей Красной Армии нужно угонять весь подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего. . .»
«Нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага».
Все это, вероятно, тоже причиняет беспокойство Вильгельму Кейтелю. Едва Сталин произнес эти слова, как его приказы начали исполняться, поскольку подпольная работа — это единственное дело, в котором большевики действительно впереди планеты всей.
Запасы фуража гибнут в пожарах — и это отнюдь не случайные возгорания. С поездами, доставляющими немцам снаряжение, происходят странные катастрофы. Временные мосты, сооруженные вермахтом, рушатся в реки. Во многих пунктах, расположенных на сотни миль позади линии фронта, происходят серьезные бои.
Прогерманская шведская газета Aftonbladet сообщает, что в Прибалтике из-за обстрелов притаившихся снайперов немцам приходится отряжать целые подразделения для охраны фельдъегерей с донесениями и танки для сопровождения автоколонн. «Партизаны пропускают танки и открывают огонь по машинам, убивая водителей и поджигая бензовозы. Командиры танков в отчаянье открывают беспорядочный огонь по лесу и кустарникам».
Русские ошеломили нацистов своей фанатичной храбростью. Немецкие репортеры описали безумную атаку одного русского танка в ходе уличных боев за Минск — он рвался вперед как динозавр, невзирая ни на что. Снаряды немецких противотанковых орудий изрешетили его башню, но бурое чудовище продолжало двигаться, ведя огонь во всех направлениях. В конце концов танк удалось поджечь — экипаж погиб вместе с машиной.
Сообщается, что русский летчик, капитан Гастелло, чей самолет подбили немецкие зенитки, направил его на скопление вражеских бензовозов — машины, самолет и пилот взлетели на воздух.
На тотальную войну русские дают тотальный ответ: с врагом сражаются даже женщины и дети. Один немецкий корреспондент сообщал, что видел в разбитом грузовике тело красивой девушки лет семнадцати с лейтенантскими петлицами — она так и не выпустила из рук самозарядную винтовку. Другие «амазонки», порой плохо экипированные, но всегда отлично вооруженные, продолжают доставлять немцам немало хлопот. Из девочек и мальчиков в возрасте 8-16 лет, входящих в организацию «юных пионеров», — это русский эквивалент бойскаутов — создают группы для обнаружения парашютистов.
Даже русские комары в бесконечных Припятских болотах ведут против немцев собственную «партизанскую войну».
Все это крайне затрудняет немцам жизнь. Им приходится постоянно импровизировать — здесь вместо бомбардировщиков использовать артиллерию, там стрелять из зениток не по самолетам, а по танкам, здесь прочесывать заросли, подобно охотникам, там прятаться самим, подобно добыче. Партизаны нарушают не только линии связи, но и логику мышления нацистских пропагандистов. Вот один пример нелепицы, что выходит у них из-под пера: «Перед нами враг, лишенный интеллекта, но бессознательно и решительно объединяющийся в коллектив с единственной целью — разрушения. . . . У него есть то качество, что отсутствует у современного человека — звериная целеустремленность. . . . Они сражаются группами, без единого тактического руководства, но тем не менее с сомнамбулическим умением».
Фельдмаршала Кейтеля никто не считает лучшим немецким военачальником. Собственные коллеги называют его Büro-general (кабинетным генералом) и Witzblatt-general (карикатурным генералом). Они вспоминают: капитан Кейтель был одним из немногих офицеров, не получивших за все четыре года Первой мировой войны ни одного повышения по службе и ни единой награды. В межвоенные годы он был никому не известным бюрократом — пока в 1938 году Гитлер не устроил перетряску в военном министерстве и внезапно не вытащил его на самый верх. Но сегодня он — самый влиятельный немецкий военачальник, поскольку служит связующим звеном между Адольфом Гитлером и армией.
Когда Гитлер отправляется в Берхтесгаден, на Бреннерский перевал, в Хендайе или Париж, чтобы передать своим марионеткам очередные указания, Кейтель следует за ним. Когда Гитлер подписывает какой-нибудь важный документ, например Компьенское перемирие с Францией, Кейтель стоит у него за плечом. Когда Гитлер расположен слушать, Кейтель шепотом пересказывает ему безумные замыслы экстремистов-милитаристов. Поэтому сегодня, когда бал в Германии правит уже не нацистская партия, а вермахт, он занимает весьма важный пост. И если так случится, что германская армия провалит русскую кампанию, именно фельдмаршалу Кейтелю надо будет ставить в «заслугу» то, что Гитлер оказался в столь в незавидном положении.
Вильгельму Кейтелю — пятидесятивосьмилетнему щеголеватому седеющему блондину шести футов ростом — так и не удалось стать своим для прусской военной касты; эти железные люди считали его податливым как воск политическим назначенцем. Однако он куда умнее, чем думают эти надменные аристократы, и зачастую они вынуждены вести кампании, которые Кейтель «протолкнул» вопреки их желанию. В семье и на работе он пользуется репутацией человека безжалостного. Так, он заставил собственного сына Иоганна-Георга бросить учебу и поступить на военную службу.
Подобно многим немецким военным, он воображает себя крупным экспертом по колониальным делам — особенно в том, что касается Африки. Он считает Дакар важным плацдармом для германской завоевательной политики; именно Кейтель выступает за строительство скоростной автострады от Танжера до Дакара. Когда, незадолго до войны, он побывал с визитом в Египте, охранники-египтяне не позволили ему осмотреть места археологических раскопок, расположенные, по странному совпадению, возле военных укреплений. Кейтель повернулся к сопровождавшему его британскому офицеру, и процедил: «Если вы не умеете обращаться с этими рабами, кое-кто другой скоро покажет вам, как это делать».
Он копирует манеру поведения Гитлера. Подобно своему начальнику, он пронизывает посетителей стальным взглядом, пропускает мимо ушей вопросы, на которые ему не хочется отвечать, любит долгие пешие прогулки, наслаждается Бетховеном и Вагнером. Как-то во время польской кампании Гитлер и Кейтель отпраздновали приятное известие с фронта, слушая в штабном вагоне фельдмаршала пластинки с бравурной музыкой.
Вторжение в Россию, вероятно, вызывает у Вильгельма Кейтеля больше нервозности, чем у любого другого немецкого генерала, поскольку он несет за это предприятие основную ответственность. Он был самым давним и рьяным сторонником этой идеи. Еще в декабре 1939 году, на важном военном совещании в Имперской канцелярии, Кейтель был единственным, кто утверждал, что война на два фронта неизбежна, и фюреру следует без промедления напасть на Россию. 1 мая и 11 июня этого года он представил Гитлеру две докладные записки о принимаемых русскими мерах по укреплению вооруженных сил, призывая нанести удар, пока их подготовка не завершена.
Однако, хотя вторая неделя вторжения, когда его армии должны были обрести второе дыхание, выглядела далеко не так блестяще, как первая, Вильгельм Кейтель, наверно, испытывал меньшее беспокойство, чем ожидал. Ведь кабинетный генерал никогда не впадает в такую эйфорию, как генералы фронтовые.
На этой неделе, когда фронтовые генералы начали методично, один за другим, штурмовать доты, казематы, блиндажи и пулеметные гнезда Линии Сталина, Вильгельм Кейтель, наверно, мысленно желает им ни пуха ни пера. От судьбы любимой идеи «кабинетного генерала» зависит его собственная судьба — не говоря уже о будущем всего мира.
* На Бреннерском перевале неоднократно проходили совещания Гитлера и Муссолини.
