Америка — не великая страна: что показали беспорядки в Балтиморе

Я люблю свою страну, но мне надоело слышать, какие мы «исключительные». «Исключительные» не в том смысле, что мы особые, своеобразные, не такие, как прочие. Все это верно, у нас много особенностей — как хороших, так и дурных. Я имею в виду то понимание «исключительности», которое характерно для наших политиков (в первую очередь для республиканцев) и для правых демагогов на радио и телевидении.

Патриотизм — любовь к своему политическому сообществу — это естественное человеческое чувство. Но чтобы он не был инфантильным, обманчивым, пристрастным, слепым, он должен сочетаться с готовностью смотреть в лицо фактам, даже когда они ужасны.

В происходящем сейчас в Балтиморе много ужасного.

Столь же ужасные вещи мы видели прошлым летом в Фергюсоне и на Статен-Айленде, в этом месяце в Северном Чарльстоне и еще множество раз, когда афроамериканцы терпели откровенные несправедливости от обычных граждан и от вооруженных представителей государства. Эта история восходит даже не к законам Джима Кроу (Jim Crow), а к еще более ранним временам. Она старше независимости Америки.

«Но подождите, — спросят меня, — а как насчет бунтовщиков? Зачем нападать на полицейских и поджигать бедные кварталы? Вы же не будете оправдывать насилие и беззаконие?» Это хорошие вопросы. Прежде чем я попробую на них ответить, нужно кое-что обговорить.

Да, порядок необходимо восстановить.

Да, многие полицейские — достойные люди с добрыми намерениями.

Да, у них опасная работа, требующая большой храбрости (и я, вероятно, с ней бы не справился).

Да, это очень плохо, что во вторник пострадали 20 сотрудников полиции.

Да, протесты, перерастающие в насилие и приводящие к уничтожению собственности в бедных кварталах и к травмам, чудовищно контрпродуктивны.

Да, некая (неопределенная) часть бунтовщиков — бандиты, использующие пока необъясненную смерть арестованного полицией Фредди Грея (Freddie Gray), как повод для мародерства и насилия.

Все это верно.

Теперь разрешите задать один вопрос:

Как много найдется таких белых американцев, которые сочтут, что в следующем заявлении, сделанном днем в понедельник пресс-секретарем полиции Балтимора капитаном Эриком Ковальчиком (Eric Kowalczyk), что-то не так?

«Наши сотрудники стараются как можно быстрее и аккуратнее восстановить порядок в районе Мондаумин и задержать преступников, осуществлявших жестокие и неспровоцированные нападения на полицейских».

Ковальчик выглядит идеальным пресс-секретарем. Он молод, привлекателен, хорошо говорит. А еще он — белый.

Интересно, говорил бы афроамериканец на его месте о «неспровоцированных» нападениях? Что-то я в этом сомневаюсь.

Провоцировали ли те конкретные полицейские, которых в понедельник забрасывали камнями и палками, тех, конкретных людей, которые бросали в них камни и палки? Вряд ли. В этом смысле Ковальчик был прав, когда говорил о «неспровоцированных нападениях».

Однако эти нападения не были полностью «неспровоцированными».

«Провокация» длится веками.

Она бурлит в гетто, захлестываемых наркоманией и насилием, лишенных достойной работы, приличных школ и нормальных социальных услуг.

Она закипает каждый раз, когда очередной полицейский злоупотребляет властью, избивая гражданина, которого он должен защищать, или подкладывая ему наркотики. Такие полицейские полностью уверены в своей безнаказанности, так как ни один человек с соответствующими полномочиями почти наверняка не станет вмешиваться.

И когда несправедливость становится невозможно выносить, варево выплескивается наружу. Это происходит, когда безоружного человека, обвиненного в мелком правонарушении, душит полицейский; когда коп восемь раз стреляет в спину безоружному человеку; когда безоружный человек, задержанный полицией, таинственным образом получает перелом позвоночника, от которого потом умирает.

Если посмотреть на это со стороны, сняв розовые очки американской «исключительности», может показаться, что Соединенные Штаты проводят некий садистский эксперимент, чтобы выяснить, сколько несправедливостей, унижений и притеснений может вынести группа людей, прежде чем произойдет взрыв. Ответ: удивительно много.

Эта схема повторяется уже целый век. Чикаго, 1919 год. Уоттс, 1965 год. Детройт, 1967 год. Лос-Анджелес, 1992 год. Цинциннати, 2001 год. Фергюсон, 2014 год. В каждом и этих случаев (не говоря о многих других), давление медленно нарастало неделями, месяцами и годами. Затем происходит некое событие, служащее запалом, следует вспышка яростного насилия, после чего восстанавливается относительное спокойствие.

И всерьез ничего не меняется.

Именно это — больше, чем все прочее, — развеивает наши самодовольные претензии на «исключительность».

Если мы можем быть в чем-то абсолютно уверены, то только в том, что эти волнения на расовой почве не станут последними в нашей стране. Новые беспорядки, раненые полицейские, аресты, посадки, разграбленные и сожженные магазины — все это мы увидим — не на следующей неделе, так в следующем месяце или в следующем году, потому что вопиющие акты насилия против афроамериканцев будут продолжаться.

Мы можем быть в этом уверены не меньше, чем в восходе солнца.

В глубине души мы все понимаем и принимаем, что Америка устроена именно так.

Что ж, в этом она совсем не «исключительна».