Интервью с Ричардом Стенгелом, заместителем госсекретаря США по вопросам публичной дипломатии и связям с общественностью.

«Ценности, которые надо защищать, везде одинаковые — и на Украине, и на Ближнем Востоке: верховенство закона, свободная воля людей, демократия, право на выборы. Пробудившиеся после аннексии Крыма люди понимают, что это универсальные ценности. Все же, понятие мирового полицейского уже отжило. Ведь мы не можем постоянно шагать впереди каждого парада, и в случае инцидентов мы создаем коалиции с единомышленниками — странами-партнерами и союзниками. Это я делаю и во время этой поездки», — сказал в эксклюзивном интервью Delfi Ричард Стенгел, заместитель госсекретаря США по вопросам публичной дипломатии и связям с общественностью, журналист и писатель.

Долгое время Стенгел работал исполнительным редактором журнала Times. Под его руководством в 2008 году журнал объявил Владимира Путина человеком года. «Я много раз думал об этом интервью. В нем Путин сообщил о многом, что, в конце концов, исполнилось. Например, он сказал свою знаменитую фразу, что развал Советского Союза была самой большой трагедией 20 века», — сказал собеседник.

— Какие уроки демократический мир извлек из российской агрессии, если вообще усвоил?

— Мы должны быть осторожны. В Крыму мы видели, как были нарушены все принципы территориальной целостности, на которые нации опирались со времен Второй мировой войны. Мы должны наблюдать, чтобы это не произошло в других местах, а также восстановить права жителей Восточной Украины и Крыма.

— Вы согласны с тем, что растущая антидемократическая мощь Кремля бросила вызов роли США, как мирового полицейского? Смогут ли США ответить на этот вызов — ведь они должны решать и другие проблемы, например, на Ближнем Востоке?

— Все же, ценности, которые надо защищать, везде те же самые — и на Украине, и на Ближнем Востоке: верховенство закона, свободная воля людей, демократия, право выборов. Они общие для большей части обществ. Проснувшиеся после аннексии Крыма люди понимают, что это универсальные ценности. И неправда, что США — это полицейский, мы являемся частью этой системы коллективных ценностей, которую надо сохранять.

Понятие мирового полицейского уже отжило. Например, мой начальник (госсекретарь США Джон Керри — прим. ред.) утверждает, что люди хотят, чтобы США больше принимали участие в мировых делах, и огорчаются, если мы этого не делаем. Но ведь мы не можем постоянно шагать впереди каждого парада, и в случае инцидентов мы создаем коалиции с единомышленниками — странами-партнерами и союзниками. Это я делаю и во время этой поездки.

— 9 мая Путин критиковал попытку США якобы доминировать на мировой сцене. Чего добивается Путин такими заявлениями? Как на них реагирует руководство США?

— Я считаю, что он в определенном смысле пытается морально сравнить свои взгляды со взглядами США и Запада, но ведь все понимают, что, если говорить о действиях России в Украине, знак равенства здесь ставить нельзя. Они не соблюдают никакие ценности, которыми руководствуется послевоенное общество. Вот и сплачиваем своих партнеров и друзей против людей, которые пытаются разрушить эти ценности.

— Есть опасения, что сепаратисты, конечно, при помощи России, возобновят военные действия на Украине. Какой ваш прогноз?

— У меня нет хрустального шара, но для нас главное, чтобы Россия соблюдала Минские соглашения — пока они этого не сделали, но мы надеемся, что сделают. Об этом на прошлой неделе с Путиным беседовал Керри.

— Если Москва осуществит Минские соглашения, большая вероятность, что санкции ЕС не будут продлены. А как насчет санкций США?

— Нам очень важно, чтобы Россия соблюдала Минские соглашения, и мы судим о России не по ее словам, а по делам. Когда они выполнят эти соглашения, тогда мы сможем поговорить о санкциях.

— Но если конфликт в Украине снова разгорится, обсуждается, должен ли Запад отправить в Украину летальное оружие. Что вы об этом думаете?

— Мы ничего не исключаем, все же, единственное решение для Украины — политическое, а не военное. Мы будем стремиться к тому, чтобы Россия соблюдала Минские соглашения и использовала бы свое влияние для того, чтобы воздействовать на сепаратистов на востоке Украины.

— Даже если агрессия на Украине закончится, чего мы можем ожидать от России в ближайшие пять лет? Какую внешнюю политику? До этого мы видели войны в Чечне, видели события в Грузии, а сейчас — на Украине…

— Во внешней политике России есть определенная последовательность. Но мы надеемся, что уроки Крыма Россия усвоит, и поймет, что не может нарушать территориальную целостность суверенного государства, что не может изменить внешнюю политику других стран, что будут последствия — санкции, которые нанесут ущерб экономике России. И что в будущем их внешняя политика должна быть другой.

— Но хотелось бы возразить: вокруг своей территории она создает замороженные конфликты, не позволяя соседним странам присоединяться к западным союзам — таким, как ЕС и НАТО. И можно сказать, что она уже достигла своих целей…

— Все же, мы верим, что россияне поймут, что для их страны экономически более выгодно торговать с ЕС, а не создавать замороженные конфликты.

— Я боюсь, что российское правительство не слишком заботится о благосостоянии своих людей, но хотела бы спросить о НАТО: какие вызовы перед этой организацией появились после российской агрессии на Украине, и может ли НАТО быстро на них реагировать?

— Думаю, что НАТО реагировал быстро и решительно и способен быстро приспособиться к изменяющейся ситуации. Мы никогда не оспариваем действенность помощи НАТО странам этого региона в соответствии с 5-й статьей. Ваши соотечественники просят большей военной помощи США. От моих коллег мне известно, что США рассматривает такую возможность. Хоть я и не из Министерства обороны, все же могу сказать: мы хотим, чтобы люди в Литве и в этом регионе почувствовали, что НАТО и США будут твердо поддерживать исповедуемые всеми нами ценности.

— И все же, беспокойство вызывает, как 5-я статья будет применяться в случае гибридной войны.

— Не только гибридной, но и кибернетической, и другой. Об этом сейчас немало думают и говорят.

— Вы недавно писали, что «контролируемые властью СМИ, которыми манипулируют, в последнее время стали нормой, а не исключением. Свободный поток информации — это враг тирании». Мы наблюдаем огромный поток кремлевской пропаганды в Литве и даже в странах Запада. Как вы считаете, достаточно ли серьезно ЕС и США оценивают угрозу дезинформации?

— Большую часть жизни я работал журналистом, мне всегда казалось, что новые технологии, интернет, социальные сети — отличные инструменты журналистики и демократии. Сейчас, к сожалению, мы видим, что многие эти инструменты используют враги демократии и просто враги. И все же США верит, что наилучшее противоядие против оплачиваемой правительствами пропаганды — это больше журналистики, больше мнений, больше правды, не цензура или иная версия пропаганды. И, мне кажется, люди в Литве это понимают: они мобилизуются, однако надо еще много сделать. Между тем я боюсь, что американцы не совсем понимают каков уровень дезинформации России против США: мы несколько изолированы, ограничены от этого. Но, я уверен, что если бы американцы увидели бы, что российские СМИ пишут о США и их демократии, то очень возмутились бы. И все же наибольшую угрозу эта пропаганда представляет не для нас, а для вашего региона, поэтому я должен помочь осознать это самим американцам: какие угрозы есть в мире, они о них даже не задумываются.

— Литва временно запретила ретрансляцию одного из прокремлевских телеканалов. Одобряете ли вы такие меры? Если нет — что посоветовали бы таким небольшим, находящимся рядом с Россией странам для борьбы с пропагандой, отравляющей их граждан?

— Американцы очень уважают свободу слова и чураются любой цензуры. Мы верим, что наилучший способ борьбы с несправедливой информацией — это предоставление больше справедливой информации. Поэтому мы бы поддерживали голоса, которые могли бы отразить пропаганду. И все же бывают разные обстоятельства, а страны сами должны принимать решения.

— Есть ли у вас для себя же ответ на вопрос, как бороться с пропагандой?

— Больше журналистики, больше журналистских расследований о коррупции и самой машине пропаганды. Тут могло бы помочь наше правительство, помогая раскрывать ложные факты.

— Вы были редактором Times, когда журнал объявил Путина человеком года в 2008 г. Как такое решение вы оцениваете с сегодняшней перспективы?

— Мы также тогда напечатали интервью, в котором Путин сказал много такого, что в будущем сбылось. Я много думал об этом интервью. Скажем, тогда он произнес свою известную фразу о том, что развал СССР был самой большой трагедией ХХ века. И все же человеком года мы тогда выбрали лицо, которое доминировало в новостях на протяжении всего года — неважно, в хорошем или в плохом смысле. Times дважды выбирал человеком года Сталина и один раз — Гитлера. Это не награда, это признание, что человек был влиятельным в новостях.

— Спасибо за беседу.