Так как Ципрас и Путин усилили полемику, Европа должна попробовать предложить ответы, а не признавать вину

Слушая новости в эти дни, вы предположили бы, что политика унижения взяла верх в Европе. Из Греции и России слышны возмущенные заявления по поводу их угнетенных наций, чья гордость попрана, а благосостояние отнимают враждебные внешние силы.

Премьер-министр Греции Алексис Ципрас обвинил кредиторов своей страны в попытке «унизить наш народ», а Владимир Путин объявил о пополнении арсенала страны 40 межконтинентальными ракетами в качестве ответной меры на, как он утверждает, попытки Запада унизить и запугать Россию.

Обиды, которые Путин и Ципрас затаили на Европу, разные и преобразовываются в деяния различной степени тяжести: военная агрессия с одной стороны и угрозы для еврозоны — с другой. Но они оба согласны в том, что национальные чувства их народов были серьезно попраны, а это требует возмещения ущерба. То, что Ципрас почувствовал необходимость поездки в Санкт-Петербург с целью найти утешение во встрече с Путиным, говорит о многом насчет этого союза обиженных.

Конечно, их комментарии должны рассматриваться в контексте обострения дипломатических маневров. Переговоры Греции с кредиторами достигли решающей стадии. Российский режим, развязав в прошлом году войну на Украине, стремится переписать в свою пользу принципы, установившиеся после окончания холодной войны.

Но восприятие унижения при этом реально не в последнюю очередь потому, что греки и россияне, похоже, разделяют это чувство со своими руководителями. И в международных отношениях неосторожные шумные заявления могут нанести вред на длительное время. По мере того, как язык унижения достигает истерических высот, вовлеченным сторонам становится все труднее вернуться к более достойному дипломатическому уровню. После того, как столько сил потрачено на изображение себя обиженной жертвой, начать разговор о компромиссе будет похоже на отступление.

Чтобы разрядить ситуацию, было бы полезно задать два вопроса. Первый: было ли на самом деле намерение унизить? Во-вторых, если примирительный жест действительно требуется, должен ли он повлечь за собой полномасштабное признание вины со стороны тех, кто предположительно унижал [Грецию и Россию]? Мой ответ на оба эти вопроса — «нет».

Если вы говорите, что были унижены, то это предполагает, что кто-то пытался унизить вас сознательно. В обоих случаях это далеко от сказанного выше. Экономические трудности, которые переживают люди в Греции и России, банальны, являются следствием жесткой экономии, сокращения бюджетных доходов или воздействия санкций. Но я утверждаю, что никогда не было намерений со стороны Запада или Европы нанести ущерб национальной гордости этих стран.

Продолжительная кампания против России могла бы случиться, например, в случае, если бы бывший президент США Джордж Буш старший приветствовал стремление Украины к независимости в 1991 году. Но он вместо этого летом того года публично выступил против этого, предупредив растущее украинское движение за независимость, что оно станет жертвой «самоубийственного национализма» в своей знаменитой речи «Котлета по-киевски».

На самом деле, в 1990-е годы почти все было сделано ради того, чтобы не унизить Россию. Десятки миллиардов долларов помощи поступило в страну с Запада, чтобы предотвратить полный распад государства (и защитить российский ядерный арсенал). Россия была приглашена во многие клубы, такие, как Совет Европы, Всемирная торговая организация и G7 (из которой она была исключена в прошлом году).

Были установлены благоразумные отношения Россия–НАТО: альянс воздерживался от проведения военных учений на территориях его новых государств-членов и даже от создания планов обороны для Польши и стран Балтии. И это изменилось только после войны в Грузии и после того, как Россия вошла на Украину. НАТО в 1997 году заявила, что она не будет размещать военные базы или вооружения в Восточной Европе при условии, что стратегическая обстановка останется неизменной, — но теперь она изменилась. Европа закрывала глаза на войны в Чечне. ЕС запустил программу «стратегического партнерства» с Россией.

И в конце концов, несмотря на все это, в России возник комплекс униженного. По правде говоря, надо признать, что за это время Запад несколько раз проявил бестактное высокомерие. Но главной причиной того, что недоразумения стали накапливаться, стало то, что Запад неправильно оценил Россию. Он считал, что Россия более или менее готова для перехода к демократии — или, по крайней мере, готова соблюдать ряд согласованных правил в эпоху после холодной войны. Поскольку Запад был слишком уверен в этом, он ошибся в оценке менталитета российской правящей касты. В первом десятилетии XXI века западная политика в отношении России была на уровне благотворного невмешательства. Желаемое было принято за действительное. Но по мере того, как проходили годы, а Россия так и не смогла модернизироваться, путинский режим стал упрекать во всех бедах Запад, пытаясь переложить на него ответственность за свою собственную несостоятельность.

Введение Греции в еврозону было логическим продолжением ее присоединения к Европейскому проекту в 1981 году (президент Франции Валери Жискар д'Эстен утверждал тогда, что «никто не может оставить Платона у двери»). Но это случилось при серьезной недооценке ситуации европейскими лидерами: последствия того, как Греция «состряпала» свою экономическую статистику ради присоединения к единой валюте, ощущаются по сей день.

Почти все согласны, что кризис еврозоны стал результатом неумелого руководства ЕС, и никто не отрицает, что режим строгой экономии нанес огромный ущерб Греции. Но это не отменяет тот факт, что нынешняя ситуация в Греции является также результатом независимых решений, принятых последовательно избранными правительствами этой страны на протяжении многих лет. Как и в случае с Россией, разговор о внешнем «диктате» далек от истины. Ципрас регулярно избегает упоминать об уклонении от уплаты налогов крупных олигархических структур и православной церкви. Удобнее, с политической точки зрения, возложить всю вину на внешние силы.

Вполне возможно, что чувство унижения возникает в основном из-за разрыва между тем, как нации предпочитают воспринимать себя и реальной ситуацией, в которой они оказались. Потеря Россией империи — это бесконечная боль. Греция имеет мучительную и мужественную историю, которой многие ее граждане по праву гордятся. Так что за техническими деталями соглашения о прекращении огня или суммы облегчения долгового бремени какой-то сигнал должен быть разослан теми, кто ведет переговоры с «униженными». Он мог бы быть отправлен с признанием, что ошибки были допущены Западом или ЕС: политика благотворного невмешательства по отношению к России, и политика чрезмерной экономии для Греции.

Но я предполагаю, что это будет возможно только в том случае, если россияне и греки найдут способ признать свои собственные недостатки. Унижение — это то, от чего можно избавиться, лишь приняв в расчет всю полноту собственного прошлого, а не упрощенную, подвергнутую самоцензуре его версию.