— Господин Президент, добрый вечер. Огромное спасибо за то, что Вы уделили нам время на это интервью.
Владимир Путин: Bonsoir.
— Мы сейчас находимся в городе Санкт-Петербурге, где проходит церемония жеребьевки чемпионата мира 2018 года, который пройдет в Российской Федерации и в который Вы вкладываете такое огромное количество энергии.
— Да, это правда. С чем я вас и нас поздравляю.
Я должен прямо и честно сказать. Собственно говоря, это не открытие никакое: у нас нет особых амбиций в этом чемпионате, предстоящем, хотя мы, конечно, ждем от нашей команды хорошего выступления.
Цель наша при проведении этого соревнования совпала с целями ФИФА, а именно — расширение географии футбола. Я уже не говорю про то, что Россия очень большая страна, по территории — самая большая в мире, а по населению — самая крупная в Европе.
Кроме всего прочего, с бывшими республиками, а сегодня независимыми государствами, бывшими республиками Советского Союза, у нас нет, практически со всеми, визового режима — свободные перемещения. И конечно, это событие будет важным не только для России, но и для всех наших ближайших соседей.
— Вы друг господина Блаттера, Вы поддерживали его.
— Вы знаете, мы не были с ним раньше знакомы практически, до того как начался процесс нашей заявки, борьбы за нашу заявку на чемпионат мира 2018 года. В ходе этой совместной работы мы очень много проводили встреч с представителями исполкома ФИФА, с комиссиями, которые приезжали в нашу страну, с самим господином Блаттером встречались. У нас сложились очень добрые деловые отношения и хорошие личные отношения.
— Что касается этого уголовного процесса, который сейчас происходит в Швейцарии, считаете ли Вы, что Соединенные Штаты Америки каким‑то образом вовлечены в это?
— Соединенные Штаты, насколько мне известно, претендовали на проведение чемпионата мира в 2022 году...
— Вы думаете, что они отомстили?
— Я еще не закончил фразу... А их ближайшие союзники в Европе — Великобритания — претендовали на 2018 год. И то, как выглядит борьба с коррупцией, заставляет меня задуматься о том, не является ли это продолжением борьбы за 2018-й и 2022 год.
Ведь никто не против борьбы с коррупцией, все за. И я считаю, что нужно бороться еще жестче. Но есть определенные международно-правовые нормы, которые заключаются в том, что если у кого‑то есть подозрения в совершении преступления кем бы то ни было, собираются определенные данные и передаются в прокуратуру того государства, гражданином которого является человек, нарушивший закон. Но это никак не связано с тем, что одна страна — большая или маленькая — ездит по всему миру, всех, кого хочет, хватает и тащит к себе в тюрьму. На мой взгляд, это неприемлемо.
Но это, повторяю, не значит, что не надо бороться с коррупцией.
— Господин Президент, достаточно важный вопрос для Вас и для Соединенных Штатов Америки. Эти действия, которые сейчас производятся в рамках событий в ФИФА, является ли это возвращением некой имперской политики Соединенных Штатов Америки, на Ваш взгляд?
— К чему возвращение? Имперская политика давно проводится, это просто закрепление этого состояния. Я уже много раз об этом публично говорил, и не только я, но и политические аналитики внутри самих Соединенных Штатов говорят именно об этом и именно такими же словами. Они считают, эти американские специалисты в области внешней и внутренней политики, что это — такой имперский уклон — наносит ущерб самим Соединенным Штатам.
Эта позиция никак не связана с каким‑то антиамериканизмом, мы с уважением и большой любовью относимся и к Соединенным Штатам, и тем более к народу США. Считаю, что просто такие односторонние действия и распространение юрисдикции одной страны за территорию своих границ, на весь остальной мир является неприемлемым и разрушительным для международных отношений.
— Мнение западных стран разделилось на Ваш счет. Как Вы знаете, некоторые восхищаются Вами, другие Вас осуждают. Когда Вы вновь заговорили о ядерном арсенале, многие стали говорить об угрозе с этой стороны.
— Это делают люди недобросовестные или невнимательные. Процесс закручивания новой гонки вооружений начался с момента одностороннего выхода Соединенных Штатов из Договора по противоракетной обороне. Потому что этот договор был краеугольным камнем всей системы международной безопасности. И когда Соединенные Штаты из него вышли и начали создавать систему противоракетной обороны как одну из частей своей глобальной стратегической системы стратегического оружия, мы сразу тогда сказали: мы вынуждены будем делать ответные шаги, для того чтобы сохранить стратегический баланс сил.
Я сейчас хочу сказать очень важную вещь: мы делаем это и для себя — для того, чтобы обеспечить безопасность Российской Федерации, но мы это делаем и для всего другого, остального мира, потому что эта стратегическая стабильность, она обеспечивается балансом сил.
— Мы сейчас находимся в Санкт-Петербурге, городе, который очень сильно пострадал от войны. Насколько я понимаю, Ваши дедушка с бабушкой пережили как раз...
— Мои отец и мать. Здесь во время блокады умер мой брат, которого я никогда не видел.
— Сейчас, сегодня возможна ли новая война в Европе?
— Надеюсь, что нет. Но все‑таки очень бы хотелось, чтобы Европа проявляла большую независимость и суверенитет и была бы в состоянии отстаивать свои национальные интересы, интересы своих народов и своих стран.
Я все‑таки хочу вернуться к предыдущему вопросу. Так вот. Стратегический баланс — это то, что обеспечило мир во всем мире и не позволило возникнуть крупным военным конфликтам в Европе и во всем мире. И когда Соединенные Штаты выходили из этого договора, они сказали: мы создаем систему противоракетной обороны не против вас, а вы хотите развивать ударные силы — делайте, что вы хотите, мы исходим из того, что это не против нас.
И мы делаем как раз то, о чем уже давно сказали. Глобальная система противоракетной обороны дорогая и пока непонятно, насколько эффективная вещь. А мы развиваем ударные системы, способные преодолеть любые системы противоракетной обороны. И то, что я объявил совсем недавно, находится в наших планах несколько лет, уже публично давно было объявлено об этом.
— Вы сказали о том, что хотели бы, чтобы Европа была более независимой. Например, что касается Франции, что касается тех времен, когда это было время де Голля, Миттерана. Как Вы относитесь сейчас к тому, что происходит в этом отношении?
— Все‑таки закончу предыдущий вопрос.
Все наши действия в сфере стратегической обороны находятся в полном соответствии с международными обязательствами России, в том числе и в рамках договора с Соединенными Штатами по стратегическому вооружению.
Теперь по поводу суверенитета. Членство в любой военно-политической организации, военно-политическом блоке сопряжено с добровольным отказом от определенной доли суверенитета.
Я думаю, что в свое время Франция вышла из военной организации НАТО по соображениям сохранения суверенитета в большей мере, чем это возможно в рамках военного блока. Анализировать внешнюю политику европейских стран не наше дело. Но согласитесь, если нам внутриевропейские дела с европейскими партнерами нужно обсуждать в Вашингтоне, то это не очень интересно.
— Господин Президент, сейчас происходит такой достаточно иронический, возможно, поворот в истории. Сейчас происходит то, что правые или даже крайне правые силы в европейских странах Вас поддерживают больше, чем левые, например, это и Мари Ле Пен во Франции, это и UDC в Швейцарии. Что Вы думаете по этому поводу?
— Я думаю, что это не столько поддержка меня, сколько осознание собственных национальных интересов так, как политические силы их понимают.
В мире и в европейских странах происходят определенные тектонические изменения в общественном сознании, направленные на защиту национальных интересов. Посмотрите, сейчас Европа сталкивается с конкретной проблемой, с проблемой наплыва эмигрантов. А что, разве Европа принимала решения, которые в конечном итоге привели к этой ситуации? Надо быть откровенным и честным: эти решения принимались за океаном, а с проблемой сталкивается Европа.
— Вы хотите сказать — США.
— Конечно. Это только один пример, но таких много. Но это не значит, я уже об этом сказал, что мы должны как‑то, я к этому не стремлюсь, демонизировать политику США. Они проводят политику так, как считают нужным в своих интересах.
Нужно стремиться к поиску баланса интересов, нужно оживить нашу работу, придать новый импульс работе на уровне Совета Безопасности Организации Объединенных Наций. Безусловно, США — великая держава, американский народ создал эту страну за несколько столетий, это просто потрясающий результат. Но это не значит, что сегодняшние власти США имеют право по всему миру ездить и кого угодно хватать и таскать к себе в тюрьму или действовать с позиции «кто не с нами, тот против нас».
Нужно набираться терпения и работать с нашими американскими коллегами по поиску решений так, как это происходит по некоторым направлениям нашего сотрудничества, скажем, так, как это произошло по иранской ядерной проблеме.
— Вы были одним из первых, Вы в первых рядах тех людей, кто борется против исламизма. Как Вы сейчас считаете, европейцы на одной стороне с Вами в этом вопросе?
— Вы знаете, когда мы только начинали эту борьбу и столкнулись с проблемами у нас на Кавказе, я с удивлением увидел, что даже при наличии доказательств того, что мы столкнулись с террористической угрозой, что мы воюем с представителями «Аль-Каиды», нас не поддерживали. И когда я спрашивал своих коллег, в том числе и в Европе, говорил: «Ну что, вы не видите, что происходит?» — они говорили: «Да, видим, но в силу различных обстоятельств, в том числе внутриполитических, международных, мы вас не можем поддержать». Я им тогда говорил: «Не можете поддержать — не надо, хотя бы не мешайте нам».
Сейчас я вижу, что ситуация поменялась, действительно. Европа, Соединенные Штаты осознали реальную опасность крайних проявлений радикализма и реально включились в эту борьбу. У нас, у русского народа, говорят так: «Лучше поздно, чем никогда». Но мы очень рассчитываем, что мы не только по этому направлению, но и по другим вопросам — и по урегулированию ситуации на Украине, и по экономическим вопросам — будем вести диалог и выходить на приемлемые для всех решения.
Я думаю, что все вопросы вокруг ФИФА исчерпаны.
— Последний вопрос, господин Президент. Мы специально поговорили о Блаттере сейчас. Что касается Ангелы Меркель, она одна из Ваших коллег, с которыми Вы очень часто общаетесь. Она говорит по‑немецки, Вы с ней по‑немецки обычно общаетесь?
— Да, мы с ней, как правило, говорим по‑немецки.
Что касается господина Блаттера. Вы знаете, я хотел бы этим закончить, все‑таки мы с этого начали. Мы все знаем, какая вокруг господина Блаттера сейчас обстановка складывается. Я не хочу погружаться в детали, хотя я не верю ни одному слову, связанному с коррупцией в отношении его лично.
И я думаю, что такие люди, как господин Блаттер, такие руководители других крупных международных спортивных федераций, руководители олимпийских комитетов, эти люди заслуживают особого внимания и благодарности со стороны общественных организаций. И если давать когда‑то Нобелевские премии, то именно таким людям, потому что они, вот они совершенствуют механизмы сотрудничества между странами и вносят огромный гуманитарный вклад в развитие добрососедских отношений между людьми и государствами.
— Последний вопрос, господин Президент. Последний вопрос, который я хотел бы задать. В Европе сейчас Ваш портрет рисуют как своего рода портрет нового Сталина, есть люди, которые представляют Вас империалистом. Некоторые, конечно, Вас любят и оценивают, но другие рисуют именно такой портрет. А есть даже люди, которые говорят, что после всех этих лет власти, которые Вы провели, Вы стали безумным. Что бы Вы ответили таким людям?
— Вы после нашего интервью не считаете, что я безумен?
— Вы улыбаетесь, несмотря на все эти предрассудки.
— Это часть политической борьбы, часть моей жизни в течение достаточно большого количества лет. Я стараюсь на это не особенно обращать внимание. Я просто делаю то, что считаю нужным в интересах своей страны и своего народа.
В интересы России не входит конфронтировать с другими странами, но мы вынуждены иногда защищать свои интересы и, безусловно, будем это делать. Но не на путях конфронтации искать это решение, и тем более военной конфронтации, а на путях поиска компромиссов и взаимоприемлемых решений.
Я сейчас с Вашей помощью хочу обратиться не к тем, кто меня критикует, а к тем, кто поддерживает. Хочу поблагодарить за поддержку и сказать, что мы так и будем дальше вместе с ними идти вперед. И прежде всего имею даже в виду не тех, кто рисует портреты, а тех, кто с симпатией относится к тому, что мы делаем, и внутренне с этим согласен.
Merci beaucoup.