Спустя более чем двухтысячелетнюю историю христианство может закончить свое существование на Ближнем Востоке, как сообщает журналист Элайза Гризуолд (Eliza Griswold) в своей статье "Конец христианству на Ближнем Востоке?" на страницах газеты The New York Times :
В Дийе было нечто такое, что не нравилось братьям его жены. По их словам, он был тираном и даже после 14 лет брака не позволял своей 31-летней жене и их сестре Ране приобрести собственный мобильный телефон. Он изолировал Рану от друзей и родственников и ревностно охранял ее. Хотя Дийя и Рана жили в крупнейшем христианском городе Ирака Каракоше, они не были знакомы до тех пор, пока родственники не устроили их брак. Получилось не очень хорошо. Рана была бездетна, а Дийя, по словам ее братьев, был ни на что не годен. Арендованный им дом обветшал и не подходил для их сестры.
Каракош находится на Ниневийской равнине, участке спорной земли площадью 3 900 квадратных километров, которая расположена между курдским севером Ирака и его арабским югом. До лета прошлого года Каракош был процветающим городом с населением 50 тысяч человек, который называли житницей Ирака. Он находился в окружении пшеничных полей, птицеферм и животноводческих хозяйств, а в самом Каракоше было полно кофеен, баров, парикмахерских, спортивных залов и прочих атрибутов современной жизни.
Но в июне ИГИЛ захватил Мосул, находящийся в 30 километрах к югу. Боевики написали на христианских домах красную букву «Н», означающую «нусран» или «христианин». Они взяли под свой контроль городскую систему водоснабжения, питающую значительную часть Ниневийской долины. Многие жители, которым удалось бежать, направились в Каракош, принеся с собой страшные рассказы о казнях и отрубленных головах. Народ Каракоша испугался, полагая, что ИГИЛ продолжит расширение границ своего самопровозглашенного халифата, который сегодня простирается от турецкой границы с Сирией на юг до иракского города Фаллуджа, занимая территорию размером с Индиану.
Перед наступлением на Каракош ИГИЛ отрезал город от воды. Когда высохли колодцы, некоторые люди покинули город, а остальные начали рассуждать о том, куда они могут поехать. В июне появились сообщения о том, что ИГИЛ вот-вот возьмет Каракош, и из-за этого тысячи людей бежали из города. Но ИГИЛ не пришел, и через пару дней большинство людей вернулось. Дийя отказался уезжать. Он был уверен, что ИГИЛ не возьмет город.
Спустя неделю отступили курдские войска пешмерга, которым правительство Ирака поручило защищать Каракош. («У нас не было оружия, чтобы остановить ИГИЛ», — скажет позже генеральный секретарь пешмерга Джабар Явар (Jabbar Yawar)). Город оказался без защиты; курды не позволили обитателям Ниневийской равнины вооружаться и несколькими месяцами ранее забрали у них оружие. Десятки тысяч людей набились в машины и по узкому шоссе направились в относительно безопасную столицу Курдистана Эрбиль, находящийся на севере Ирака в 80 километрах от Каракоша.
Братья Раны тоже бежали из города, посадив в свой пикап Toyota десятерых родственников. Они неоднократно звонили с дороги Дийе, умоляя его бежать вместе с Раной. Братья позже рассказывали мне, что Дийя ответил: «Она не может уехать. ИГИЛ не придет. Это ложь».
На следующее утро Дийя и Рана проснулись в опустевшем городе. В Каракоше осталось всего около 100 человек, и это в основном были бедные, старые и больные люди, которые не могли уехать. Некоторые, типа Дийи, не восприняли угрозу всерьез. Один мужчина уснул пьяный на своем дворе за домом, и проснулся только утром, когда ИГИЛ захватывал город.
Дийя и Рана спрятались в подвале своего дома, а боевики ИГИЛ врывались в магазины и грабили их. За две недели они уничтожили большинство жителей, укрывавшихся в своих домах, идя от здания к зданию. Вооруженные люди бродили по городу пешком и передвигались на машинах. Стены ферм и предприятий они пометили надписью «Собственность Исламского государства». К этому времени ИГИЛ овладел не только вторым городом Ирака Мосулом, но также Рамади и Фаллуджей. (Во время иракской войны 30 процентов потерь американских войск пришлись на боевые действия в трех этих городах.) В Каракоше, как и в Мосуле, ИГИЛ поставил жителей перед выбором: они могут перейти в ислам или платить джизью — подушный налог, которому подвергаются все немусульмане: христиане, зороастрийцы и иудеи. В случае отказа их убивают, насилуют или обращают в рабство, а их состояние отбирают как военный трофей.
За Дийей и Раной никто не пришел. Боевики ИГИЛ не позаботились о том, чтобы обыскать их полуразвалившийся дом. Затем 21 августа распространились слухи о том, что ИГИЛ готов предложить последним жителям Каракоша «ссылку и лишения». Их выгонят из собственных домов безо всяких вещей, но по крайней мере, они останутся живы. Доброжелательный местный мулла ходил из дома в дом, сообщая эту радостную новость. В надежде спасти Дийю и Рану их соседи сказали мулле, где они прячутся.
Дийя и Рана начали готовиться к отъезду. Последние жители Каракоша должны были на следующее утро прийти в местный медицинский центр на «осмотр», прежде чем покинуть пределы Исламского государства. Все знали, что осмотр это на самом деле обыск, цель которого — не дать жителям увезти из Каракоша ничего ценного. Прежде чем отпустить жителей (если их отпустят), ИГИЛ хотел отобрать у них все, что они имели. Люди слышали, что боевики поступают так повсюду.
Дийя и Рана позвонили родственникам и сообщили, что происходит. «Ничего с собой не берите», — сказали Дийе братья Раны. Но Дийя как обычно их не послушал. Он набил одежду Раны деньгами, золотом, паспортами и документами. Она была в ужасе, боясь, что ее поймают (а ей могли отрубить голову за вывоз ценностей из Исламского государства) — но протестовать женщина не осмелилась. По словам ее братьев, Дийя мог проявить жестокость и применить силу (брат Дийи Нимрод оспаривает такое утверждение, как и заявления о его никчемности).
На следующее утро в семь часов Дийя и Рана отправились в близлежащее второе отделение медицинского центра Каракоша. Это желтое здание с красно-зеленой окантовкой находилось рядом с единственной мечетью города в пяти минутах ходьбы от их дома. Собралась толпа. Дийя позвонил своим родственникам и родственникам Раны. «Мы стоим перед медицинским центром, — сказал он. — Здесь автобусы и машины. Слава Богу, они собираются нас отпустить».
День был жаркий. Летом на Ниневийской равнине температура доходит до 40 градусов. В девять утра ИГИЛ отделил мужчин от женщин. Сидя в толпе, местный эмир ИГИЛ Саид Аббас обозревал женщин. Его глаза засверкали, когда он увидел 43-летнюю Аиду Хану Ноа, державшую на руках трехлетнюю дочь Кристину. Ноа сказала, что почувствовала его взгляд и еще крепче прижала к себе девочку. В течение двух недель она укрывалась в доме с дочерью и мужем, 65-летним Хадром Аззу Абада. Ее муж был слеп, и Аида решила, что ехать на север ему будет слишком трудно. Поэтому она отправила в безопасное место своего 25-летнего сына вместе с тремя другими детьми в возрасте от 10 до 13 лет, а сама осталась. Кристину она оставила тоже, полагая, что девочка слишком мала, и без матери ей будет плохо.
ИГИЛ начал проверять разделенных мужчин и женщин. Ты, ты и ты, указывали пальцами боевики. Выжившие позднее рассказывали мне, что некоторые пленники поняли, как собирается поступить с ними ИГИЛ, отделяя молодых и здоровых от старых и больных. Один из них, Талал Абдул Гани, успел в последний раз позвонить семье, прежде чем боевики отняли у него телефон. Его ранее публично высекли за отказ перейти в ислам, как и его сестер, бежавших из других городов. «Дайте мне поговорить со всеми, — плакал мужчина. — Мне кажется, они меня не отпустят». Больше он им не звонил.
Никто не знал, куда направляются автобусы. Когда джихадисты повели слабых и больных в первый из двух автобусов, 49-летняя женщина по имени Сахар запротестовала, не желая разлучаться с мужем Аделем. Хотя мужчине был 61 год, он был здоровым и крепким, а поэтому его оставили. Один боевик успокоил ее, заявив: «Остальные поедут за вами». Сахар, Аида и ее слепой муж Хадр сели в первый автобус. По проходу прошел незнакомый им водитель. Без единого слова он вырвал из рук матери Кристину. «Пожалуйста, во имя Господа, верните ее», — умоляла Аида. Водитель отвел Кристину в медицинский центр. Он вернулся оттуда уже без ребенка. Люди в автобусе молились, спеша покинуть город, а Аида умоляла отдать ей дочь. Наконец, водитель снова пошел в центр. Но вернулся он без Кристины.
Аида рассказывала эту историю и раньше с небольшими изменениями. Как вспоминала она, ее муж и еще один очевидец, женщина просила отдать ей дочь, когда появился сам эмир с двумя боевиками. На руках он держал Кристину. Аида вырвалась из автобуса.
«Пожалуйста, отдайте мне дочь», — сказала она.
Эмир посмотрел в сторону своих телохранителей.
«Возвращайся в автобус, пока мы тебя не убили», — сказал один из них.
Кристина тянула руки к матери.
«Лезь в автобус, пока мы не расстреляли твою семью», — повторил он.
Автобус поехал из города в северном направлении. Павшая духом Аида сидела рядом с мужем. Многие из 40 пассажиров начали плакать. «Мы оплакивали Кристину и себя», — сказала Сахар. Автобус сделал резкий поворот направо в направлении реки Хазир, которая стала границей захваченной ИГИЛ территории. Спустя несколько минут водитель затормозил и приказал всем выйти.
Под предводительством пастуха, ходившего местными тропами со своим стадом, больные и старые люди покинули автобус и пошли к реке. Путешествие заняло у них 12 часов.
Второй автобус, наполненный молодыми и здоровыми людьми, тоже направился на север. Но вместо того, чтобы повернуть на восток, он повернул на запад в сторону Мосула. В автобусе вместе с другими пленниками находился Дийя. Раны с ним не было. Ее посадили в третью машину, новенький внедорожник. Туда же приказали сесть 18-летней девушке Рите, которая приехала в Каракош, чтобы помочь бежать из него своему пожилому отцу.
Женщин отвезли в Мосул. На следующий день похититель Раны позвонил ее братьям. «Если приблизитесь к ней, я взорву дом. Я ношу пояс смертника», — заявил он. Затем похититель передал телефон Ране, которая на восточно-арамейском диалекте шепотом рассказала обо всем, что с ней произошло. Братья побоялись задавать вопросы, чтобы своими ответами женщина не навлекла на себя беду. Она сказала: «Я ухаживаю за трехлетней девочкой по имени Кристина».
Большинство иракских христиан называют себя ассирийцами, халдеями или арамейцами. Это разные названия одного этноса, проживавшего в царствах Месопотамии между Тигром и Евфратом на протяжении тысячелетий до Иисуса Христа. Христианство появилось там в первом веке, о чем пишет историк ранней церкви Евсевий, утверждавший, что он переводил переписку между Иисусом и царем Месопотамии. История гласит, что один из двенадцати апостолов Фома направил новообращенного еврея Фаддея в Месопотамию проповедовать Евангелие.
Развиваясь, христианство сосуществовало с другими религиями — иудаизмом, зороастризмом и монотеизмом друзов, езидов и мандеев. Все они сохранились в этом регионе, хотя и в сильно уменьшенной форме. От Греции до Египта это была восточная половина христианского мира, неоднородное сообщество людей, разделенных сохраняющимися по сей день богословскими различиями: разные католические церкви (те, которые обращались за руководством к Риму, и те, которые не желали этого делать), восточное православие и Древние восточные церкви (те, что верят в две сущности Христа, человеческую и божественную, и те, что признают только его божественную сущность), а также Ассирийская церковь Востока, не являющаяся ни католической, ни православной.
Когда в седьмом веке на Ближнем Востоке появились первые исламские армии с Аравийского полуострова, Ассирийская церковь Востока посылала своих миссионеров в Китай, Индию и Монголию. Переход от христианства к исламу проходил постепенно. Как восточные культы уступили дорогу христианству, так и христианство уступило дорогу исламу. При исламских правителях восточные христиане жили под защитой. Их называли димми, они находились в подчиненном положении и были вынуждены платить джизью. Но им часто дозволялось соблюдать запрещенные исламом обычаи и традиции, в том числе, есть свинину и пить алкоголь. Мусульманские правители обычно терпимее относились к меньшинствам, чем христианские, и на протяжении 15 веков разные религии процветали бок о бок.
Сто лет назад, когда пала Османская империя и началась Первая мировая война, наступил период самого жестокого насилия против христиан этого региона. Геноцид, осуществлявшийся младотурками во имя национализма, а не религии, привел к гибели как минимум двух миллионов армян, ассирийцев и греков. Почти все они были христиане. Самые образованные из числа выживших уехали на Запад. Остальные осели в Ираке и Сирии, где они оказались под защитой военных диктаторов, которые искали расположения этих меньшинств, зачастую обладавших большим экономическим влиянием.
В период с 1910 по 2010 годы число христиан на Ближнем Востоке в таких странах как Египет, Израиль, Палестина и Иордания продолжало сокращаться. Если когда-то они составляли 14 процентов населения, то теперь их примерно четыре процента. (В Иране и Турции христиан практически нет.) В Ливане, а это единственная страна региона, где христиане обладают значительной политической властью, их количество за последнее столетие сократилось с 78 до 34 процентов населения. Такому спаду содействовала низкая рождаемость, а также враждебная политическая среда и экономический кризис. Свою роль также играет страх. Усиление экстремистских группировок, а также ощущение того, что их общины исчезают, заставляет людей уезжать.
Более десяти лет экстремисты ведут борьбу против христиан и прочих меньшинств, которые часто являются для них олицетворением Запада. В первую очередь это относится к Ираку после американского вторжения, ставшего причиной бегства сотен тысяч людей. «С 2003 года мы теряем священников, епископов, а более 40 храмов разбомблено», — говорит халдейский католический архиепископ Эрбиля Башар Варда (Bashar Warda). После падения Саддама Хусейна христиане начали покидать Ирак в больших количествах, и если их численность в 2003 году составляла полтора миллиона человек, то сегодня она сократилась менее чем до 500 000.
Арабская весна только усугубила ситуацию. Когда были свергнуты диктаторы Мубарак в Египте и Каддафи в Ливии, исчезла и та многолетняя защита меньшинств, которую они обеспечивали. Теперь ИГИЛ хочет полностью искоренить христиан и другие меньшинства. Эта группировка передергивает древнюю историю христиан в регионе, чтобы придать легитимность своему предприятию по созданию тысячелетнего халифата, указывая на то, как они порабощали других огнем и мечом. Недавно ИГИЛ выпустил видео, в котором обозначил статус христиан в халифате как людей второго сорта. Рассказчик предупреждает, что нежелающие платить джизью и обращаться в ислам будут уничтожены. Кульминацией видео стали ужасные сцены казни египетских и эфиопских христиан на берегу моря в Ливии. В заключительной сцене мы видим, как морская вода смешивается с их кровью.
Будущее христианства в регионе, где оно зародилось, сегодня неопределенно. «Сколько еще нам надо бежать, прежде чем мы и другие меньшинства станем воспоминанием в исторических книгах?» — спрашивает журналист Нури Кино (Nuri Kino), создавший правозащитную организацию Demand for Action. По данным исследования центра Pew, сегодня преследованию по религиозным мотивам подвергается больше христиан, чем в любой другой момент в их ранней истории. «ИГИЛ высветил эту проблему, — говорит выступающая за права восточных христиан демократ из Калифорнии и член палаты представителей США Анна Эшу (Anna Eshoo), чьи родители родом из ближневосточного региона.- Христианство сегодня под угрозой исчезновения».
Один из главных путей бегства христиан с Ближнего Востока проходит через Ливан. Этой весной там нашли приют тысячи христиан из деревень северо-восточной Сирии вдоль берегов реки Хабур, которые бежали во время наступления ИГИЛ. Тогда его боевики захватили 230 человек и потребовали за них выкуп. Члены этой тесно спаянной и дружной общины уже не впервые вынужденно покидают свои дома и земли. Многие из них являются потомками ассирийских христиан, бежавших из Ирака в 1933 году, когда в ходе массовой резни за один день было убито 3 000 человек.
Недавно в субботний день 50 беженцев из их числа собрались в Бейруте в храме Ассирийской церкви Востока на похоронах. Этот храм находится на крутом склоне Ливанского хребта неподалеку от дилерского центра BMW-Mini Cooper и магазина джинсов Miss Virgin. Священник Саргон Зумайя надел черный подрясник поверх синей церковной одежды и приготовился отпевать беженца Биньямина Ишайю который лишь несколько месяцев назад приехал из атакованной ИГИЛ деревни. (Он умер от осложнений, вызванных травмой головы, которую ему нанес джихадист.)
«Мы боимся, что все наше общество исчезнет», — сказал Зумайя, уехавший из своей деревни на берегу Хабура более десяти лет назад на учебу в Ливан. Он взял свой молитвенник и направился вниз в приходской дом. Церковь заботится о 1 500 сирийских семьях. «Это слишком большая нагрузка для нас, с которой мы не в состоянии справиться», — объяснил он. Эти семьи не захотели жить в переполненных ливанских лагерях беженцев, которые вмещают полтора миллиона бежавших от гражданской войны сирийцев. Они больше не хотят жить среди мусульман. Они решили за непомерную плату арендовать квартиры, и церковь помогает им, чем может.
Внутри храма мужчины и женщины сидели отдельно друг от друга. Девушка разносила турецкий кофе в бумажных стаканчиках. Женщины во главе со вдовой Ишайи причитали по покойнику. Одетая в оливково-зеленый костюм, она сидела у открытого гроба и плакала, а женщины прикасались к телу ее умершего мужа. Рядом сидел ее сын Бассам Ишайя со сломанными ногами. Он пытался поддерживать свою семью, ремонтируя диваны, пока один диван не упал на него. Семья Ишайи покинула Сирию с пустыми руками. По словам Бассама, ИГИЛ заявил им: «Либо вы платите джизью, либо переходите в ислам, либо мы вас убиваем». Он указал на вытатуированное у него на правой руке синее распятие. «Из-за этого мне приходилось носить одежду с длинными рукавами».
Убегая, семья Ишайя вылетела из северо-восточного сирийского города Эль-Хасака, который совместно контролировали войска Асада и курды, и который впоследствии был захвачен ИГИЛ. Она преодолела 600 километров и прибыла в Дамаск. Оттуда они поехали к ливанской границе. Участвовавшие в похоронах беженцы рассказали, что билеты на Сирийские авиалинии стоили 180 долларов на человека, но правительство Асада взяло с каждого по 50 долларов.
Когда в Сирии в 2011 году началась гражданская война, Асад разрешил христианам уезжать из страны. Из 600 000 сирийских христиан почти треть не нашла для себя иного выхода, кроме бегства, потому что их сначала вытесняли экстремистские группировки типа «Джабхат ан-Нусра», а теперь ИГИЛ. «Как президент он заставил овец и волков идти вместе, — сказал Бассам. — Нам все равно, уйдет он или останется, мы просто хотим жить в безопасности». Асад воспользовался усилением ИГИЛ, чтобы заручиться поддержкой у тех, кто остался. Тем самым, он посеял у них те же самые опасения, которые распространяет на Западе, заявляя, что он единственное препятствие на пути захвата власти силами ИГИЛ. Этот довод оказался весьма эффективным. Лидер ливанской партии «Катаиб» Сами Жмайель (Samy Gemayel) отметил: «Когда христиане увидели, как обезглавливают их единоверцев, те, кто считал Асада врагом, решили выбрать меньшее из двух зол. Асад был диетической версией ИГИЛ».
Как и большинство беженцев из приходского дома, Бассам не намерен возвращаться в Сирию. Он ищет способ уехать на Запад. Два года назад его брат Юсуф переехал в Чикаго. Работу он пока не нашел, но его жена работает в магазине Walmart. Может, они как-то помогут. Он хочет уехать, как и все остальные, хотя это ускорить гибель христианства в Сирии. «Христиане все уедут, — говорит он. — Что я могу сделать? У меня четверо детей, и я не могу оставить их здесь умирать».
Когда гроб с телом его отца был заколочен, Бассам вместе с остальными мужчинами вышел наружу. Они расселись по машинам и поехали мимо цементного завода на ближайшее кладбище. Зумайя шел по узкой дорожке к могиле и размахивал кадилом с ладаном. Но ни ладан, ни увядшие кусты роз не могли скрыть вонь от трупов. Бассам ковылял на костылях вслед за священником. Участники похоронной процессии подняли гроб и поместили его в отверстие в стене с дверцами, напоминавшей выдвижные полки в морге. Это была могила бедняка. Через несколько месяцев тело потихоньку сожгут, хотя кремация у восточных христиан запрещена. Пепел займет меньше места в этом перенаселенном городе мертвых.
«Мы бежали от войны, а теперь умираем на улицах», — сказал один участник похорон.
Позже Зумайя рассказал о членах своей семьи, которые оказались среди 230 человек, захваченных ИГИЛ. В тот день, когда в деревне его жены появился ИГИЛ, Зумайя позвонил тестю, чтобы узнать о случившемся.
«Это ИГИЛ», — сказал ответивший на звонок человек.
«Пожалуйста, отпустите мою семью, — попросил священник. — Они ничего вам не сделали. Они не воюют».
«Эти люди теперь принадлежат нам, — сказал боевик. — Кто звонит?»
Зумайя отключился. Он испугался того, что может сделать ИГИЛ, узнав, кто он такой. Но это еще был не конец общения с боевиками. Они начали отправлять ему фотографии через приложение WhatsApp. Зумайя достал телефон, чтобы показать их. Вот джихадист на мотоцикле улыбается перед сожженным магазином его отца. Вот фотография, сделанная до прихода ИГИЛ — это крестины трехмесячного ребенка. А вот снимок семьи, одетой для празднования ассирийского Хеллоуина под названием Сомикка. В этот день взрослые надевают страшные костюмы и пугают детей, заставляя их поститься по время Великого поста.
«Все эти люди пропали», — сказал он.
За этих пленников ИГИЛ хочет получить 23 миллиона долларов, то есть, по 100 000 долларов за каждого. Такую сумму не может заплатить никто.
Этой весной собрался Совет Безопасности ООН, чтобы обсудить бедственное положение иракских религиозных меньшинств. «Если мы начнем заботиться о правах меньшинств только после начала массовой резни, это означает, что мы уже потерпели неудачу», — сказал верховный комиссар по правам человека Зейд Раад аль Хусейн (Zeid Ra’ad al-Hussein). Когда встреча закончилась, усилилось недовольство бездействующими американцами. Хотя авиаудары были эффективны, Соединенные Штаты с октября 2013 года выделили гуманитарной помощи всего на 416 миллионов долларов, что явно недостаточно и не соответствует потребностям. «Американцы и Запад говорили нам, что они принесли демократию, свободу и процветание, — написал мне недавно патриарх Халдейской католической церкви Вавилона Луис Сакко (Louis Sako), выступивший на заседании Совета Безопасности. — Но наша жизнь сегодня это анархия, война, смерть и лишения трех миллионов беженцев».
Из 3,1 миллиона иракских беженцев 85 процентов являются суннитами. Больше всего от рук ИГИЛ страдают его единоверцы мусульмане. Другие религиозные меньшинства также находятся в бедственном положении, причем в больших количествах. Это езиды, которые прошлым летом оказались в ловушке на горе Синджар в северной части Ирака, когда ИГИЛ грозил им геноцидом; это шииты-туркмены, шабаки, какеи и мандеи, являющиеся последователями Иоанна Крестителя. «Все видят, как людей силой заставляют менять веру, как их распинают на крестах и обезглавливают, — сказал посол США по особым поручениям Дэвид Сейперстайн (David Saperstein), занимающийся вопросами религиозных свобод. — Вызывает огромную тревогу то, что эти сообщества, в основном христиане, а также езиды и прочие, в таких огромных количествах подвергаются преследованиям».
Два американских президента — консервативный протестант Джордж Буш и прогрессивный либерал Обама — практически были лишены возможности открыто заниматься бедственным положением христиан, поскольку они не хотели играть на руку концепциям о новых крестовых походах и «столкновении цивилизаций», в реализации которых обвиняют Запад. В 2007 году, когда «Аль-Каида» похищала и убивала священников в Мосуле, Нина Ши (Nina Shea), бывшая в то время американским уполномоченным по религиозным свободам, обратилась по этому вопросу к госсекретарю Кондолизе Райс, однако та сказала ей, что Соединенные Штаты не вмешиваются в «конфессиональные» дела. Сейчас Райс заявляет, что защита религиозных свобод в Ираке была приоритетом как для нее, так и для администрации Буша. Но проблеме целенаправленного насилия и массового исхода христиан никто не уделял внимания. «Одним из слепых пятен администрации Буша была ее неспособность решить данный вопрос, ставший побочным продуктом американского вторжения», — говорит заместитель директора проекта «Религиозная свобода» Джорджтаунского университета Тимоти Шах (Timothy Shah).
Недавно Белый дом подвергся критике за полный отказ от употребления слова «христианство». Вопрос о гонениях на христиан с политической точки зрения опасен. Правые христиане давно уже пытаются укрепить свою базу поддержки высказываниями о том, что христианство оказалось под угрозой. Когда ИГИЛ этой зимой устроил массовую расправу над египетскими коптами в Ливии, Госдепартамент подвергся шквалу обвинений в связи с тем, что назвал жертв просто «гражданами Египта». Профессор политологии Нотр-Дамского университета Дэниел Филпотт (Daniel Philpott) отмечает: «Когда о ИГИЛ уже не говорят, что у него есть религиозные мотивы, или что у меньшинств, которые он подвергает нападкам, имеется религиозная принадлежность, такая осторожность администрации Обамы в вопросах религии начинает казаться чрезмерной».
Осенью прошлого года Обама все-таки назвал по имени христиан и прочие религиозные меньшинства в своей речи, заявив: «Мы не можем допустить, чтобы эти общины изгонялись со своей древней родины». Когда ИГИЛ пригрозил уничтожением езидов, «именно Соединенные Штаты вмешались и отбили атаки боевиков», говорит официальный представитель Совета национальной безопасности Алистер Баски (Alistair Baskey). Он добавил, что американские военные недавно пришли на помощь ассирийским христианам из деревень на северо-востоке Сирии, по которым ИГИЛ до сих пор наносит свои удары. Проблема беженцев стоит гораздо острее. Из 122 с лишним тысяч иракских беженцев, получивших разрешение въехать в США, почти 40 процентов принадлежат к угнетаемым меньшинствам. Принимать дополнительных беженцев будет трудно. «У международного сообщества есть определенный предел возможностей», — заявил Сейперстайн.
Член конгресса демократ Анна Эшу пытается добиться приоритетного статуса беженцев для меньшинств, желающих покинуть Ирак. «Это настоящая волокита, — говорит она. — Средний срок для получения разрешения на въезд в США составляет более 16 месяцев, и это слишком долго. Многие могут не дожить». Но добиться широкой поддержки в этом вопросе будет трудно. Зачастую ближневосточные христиане отдают предпочтение Палестине, а не Израилю. А поскольку поддержка Израиля крайне важна для правых христиан (Израиль должен быть оккупирован евреями до того, как сможет вернуться Иисус), такая позиция отдаляет восточных христиан от влиятельного лобби, которое в противном случае могло бы их поддержать. Недавно Тед Круз (Ted Cruz) сделал замечание своим слушателям из числа ближневосточных христиан, выступая в Вашингтоне на конференции организации «В защиту христиан» (In Defense of Christians). Он сказал, что у христиан «нет лучше союзника, чем еврейское государство». Круза освистали.
Участь христиан на Ближнем Востоке это не просто вопрос религии. Это также вопрос о том, какие общества будут процветать и благоденствовать в момент, когда регион раскалывается на части. Например, в Ливане, где христиане всегда играли заметную роль во власти, они все чаще выступают в качестве буфера между суннитами и шиитами. Ливан почти 70 лет является опосредованным полем битвы в конфликте между Израилем и Палестиной. Теперь этот конфликт уже стал вторичным на фоне тектонического раскола между шиитами и суннитами, который грозит ужасным кровопролитием.
В этом году Ливан закрыл свои границы почти для всех из числа бегущих от гражданской войны в Сирии, но сделал исключение для христиан, спасающихся от ИГИЛ. Когда экстремисты напали на деревни вдоль реки Хабур, министр внутренних дел Нухад Манчук (Nouhad Machnouk) приказал начальнику пограничной службы дать христианам возможность для въезда в Ливан. «Я не могу отдать такое распоряжение в письменном виде», — сказал этот начальник. Манчук ответил: «Хорошо, тогда отдайте его устно, громко и отчетливо».
Эту историю Манчук рассказал мне недавно вечером. «Они платят гораздо, гораздо больше, чем остальные, как в Сирии, так и в Ираке, — сказал он. — Они не сунниты и не шииты, но они платят больше, чем те и другие вместе взятые». Мы сидели в его просторном кабинете, находящемся в бывшей художественной школе времен Османской империи. Он был украшен древнегреческими и древнеримскими экспонатами из его частной коллекции. Там, в частности, была изящно вырезанная из базальта голова с вьющимися локонами. Для министра, являющегося умеренным суннитом, защита христиан это в равной степени социально-политическая и нравственная потребность.
В Ливане напряженность в отношениях между суннитами и шиитами проявляется в системе политического покровительства, которое раскололо христианскую общину на две враждующие политические партии, появившиеся на свет в результате 15-летней гражданской войны.
Выступающее с позиций Саудовской Аравии и состоящее в основном из суннитов движение «Будущее» поддерживает христианского лидера Самира Джаджу (Samir Geagea), который живет на вершине горы за тремя контрольно-пропускными пунктами, двумя металлоискателями и целой чередой стальных дверей. «Хезболла», являющаяся шиитской организацией и пользующаяся поддержкой Ирана, с 2006 года находится в открытом союзе с христианской партией Мишеля Ауна (Michel Aoun) «Свободное патриотическое движение». Христиане дали находящейся в религиозном меньшинстве «Хезболле» возможность сформировать альянс с другим меньшинством. (Шииты составляют всего 10-20 процентов от общемировой численности мусульман, которых на земле полтора миллиарда.)
«Это политическая игра», — сказал мне депутат парламента от «Свободного патриотического движения» и племянник Мишеля Ауна Алан Аун (Alain Aoun). Появление ИГИЛ укрепило этот альянс. «Христиане рады любому, кто может воевать против „Исламского государства“», — добавил он. «Хезболла» платит молодым христианам из бедной ливанской долины Бека единовременное пособие от 500 до 2 000 долларов, чтобы они шли воевать с ИГИЛ.
«У христиан те же расчеты, что и у Обамы», — сказала Ханин Гаддар (Hanin Ghaddar), работающая главным редактором ливанского вебсайта новостей NOW. Она имела в виду готовность президента поддержать Иран как оплот борьбы с суннитским экстремизмом. Многим христианам на Ближнем Востоке союз с шиитами дает надежду на выживание, пусть и слабую. Независимая шиитка Гаддар отмечает, что сейчас непонятно, каким будет итог этих слабых альянсов. Прошедшей весной проиранские силы «Хезболлы» воевали с суннитскими экстремистами в Сирии. Никто не знал, какая сторона одержит верх. «Это как „Игра престолов“, — сказала она. — Мы ждем, когда растает снег».
Линия фронта против ИГИЛ на севере Ирака отмечена земляным валом, который тянется по Ниневийской равнине на сотни километров. Вереница христианских городков и поселков опустела, а курдские войска сегодня занимают земли, которые на протяжении тысячелетий принадлежали ассирийцам, халдеям и арамейцам. В одном из них под названием Тельскуф, который в прошлом году был захвачен ИГИЛ, центральная площадь заросла ежевикой и чертополохом. Когда-то это был процветающий торговый город. Каждый четверг сотни людей приезжали сюда, чтобы купить одежду, мед и овощи. В Тельскуфе жили 7 000 человек; сегодня их осталось только три.
Город патрулирует насчитывающее 500 человек ассирийское христианское ополчение под названием «Силы Ниневийской равнины». СНР это одно из пяти подразделений ассирийского ополчения, которые были сформированы в прошедшем году после разгрома ИГИЛ. У него двойная задача вместе с двумя другими милицейскими формированиями — добровольческим отрядом из 100 человек «Двех Науша» и «Батальоном защиты Ниневийской равнины» численностью 300 с лишним человек: освободить христианские земли от ИГИЛ и защитить свой народ. Вернувшись домой, они могут войти в состав зарождающейся национальной гвардии. Два других отряда это «Арамейский военный совет», воюющий бок о бок с курдами на северо-востоке Сирии, и «Вавилонские бригады», которые действуют под началом иракского ополчения, где преобладают шииты.
Некоторым отрядам ополчения помогают немногочисленные граждане США, Канады и Британии. Недовольные тем, что их правительства никак не реагируют на действия ИГИЛ, они приехали в Сирию и Ирак, чтобы воевать самостоятельно. Кто-то воюет во имя собратьев-христиан. Кто-то хочет заново пережить впечатления от американского вторжения в Ирак и Афганистан — или загладить вину за эти вторжения. Американец по имени Мэтью Вандайк (Matthew VanDyke), основавший охранную фирму Sons of Liberty International, бесплатно обучал бойцов из «Батальона защиты Ниневийской равнины», а теперь готовится к работе со вторым отрядом «Двех Науша». В 2011 году 36-летний Вандайк поехал в Ливию воевать с войсками Муаммара Каддафи. Его взяли в плен и 166 дней держали в одиночном заключении. Но Вандайку удалось бежать, и он снова стал воевать. Он не проходил профессиональную военную подготовку, но с прошлой осени привозит в Ирак американских ветеранов войны на помощь «Батальону защиты Ниневийской равнины». Среди них ветеран Афганистана и Ирака Джеймс Холтерман (James Halterman), который нашел этот отряд в интернете после просмотра на Fox News репортажа о гражданах западных стран, воюющих против ИГИЛ. Правительство США не поддерживает таких людей как Вандайк. «Воюющие в Ираке американцы не имеют никакого отношения к усилиям США в этом регионе, — говорит генеральный консул в Эрбиле Джозеф Пеннингтон (Joseph Pennington). — Нам бы не хотелось, чтобы они сюда приезжали».
В Ираке ополченцы воюют на фронте лишь с согласия курдских отрядов пешмерга, которые, воспользовавшись борьбой против ИГИЛ, расширяют свои территории на Ниневийской равнине, издавна являющейся спорной землей между арабами и курдами. Христианские ополченцы должны спрашивать разрешения у курдов даже тогда, когда им нужно пройти тысячу метров от баз до передового охранения. Курды стремятся включить в состав своих сил все отряды христианской милиции. Им удалось сделать это с СНР и еще с двумя отрядами. Однако «Батальон защиты Ниневийской равнины» относится к этому настороженно. Его бойцы опасаются, что курды, воспользовавшись христианами, захватят новые территории в рамках расширения Курдистана. А поскольку курдские войска бросили христиан при приближении ИГИЛ, ополченцы хотят иметь право защищать свой собственный народ. Глава СНР Ромео Хакари (Romeo Hakari) заявил: «Нам нужны американские инструкторы, но у нас нет денег даже на покупку оружия». Когда его ополченцы купили на рынке в Эрбиле 20 автоматов Калашникова АК-47, курды дали им еще 100.
Если не считать пары мин, прилетающих со стороны ИГИЛ из расположенной на удалении пары километров деревни, «Батальон защиты Ниневийской равнины» патрулирует сонную территорию. Когда в результате авиаударов коалиции прошлым летом удалось выбить ИГИЛ из Тельскуфа, экстремисты отошли на два с небольшим километра в юго-западном направлении. За линией траншей и мешков с песком, которые усеяны лузгой от семечек, над деревней развеваются 12 черных флагов. Три недели назад в четыре часа утра два смертника попытались перебросить через траншею лестницу, чтобы напасть на передовой пост. Атака смертников была сорвана, когда коалиция нанесла авиаудары по ИГИЛ, уничтожив 13 боевиков. Отвечающий за этот участок фронта курдский руководитель сил безопасности Манаф Юсеф (Manaf Yussef) сказал: «Если бы не авиаудары, мы бы проиграли». Спустя несколько минут раздался свист, возвестивший о подлете снаряда со стороны ИГИЛ. От него загорелось соседнее поле пшеницы. Земля здесь сухая от засухи.
Когда столб дыма от снаряда ИГИЛ рассеялся в голубом небе, пятеро ассирийских ополченцев из «Сил Ниневийской равнины» пошли от дома к дому, чтобы эвакуировать последних жителей Тельскуфа — трех старух. Командир СНР Сафа Хамро открыл дверь первого дома. Его обитательница Кристина Джиббо Кахош начала плакать. Этой женщине 91 год.
«У меня нет воды в кране», — сказала она. Эта крошечная женщина ростом не более 1 метра 30 сантиметров пристально посмотрела на Хамро сквозь толстые линзы своих очков.
«Я починил его вчера», — сказал Хамро.
«Я забыла», — сказала она. Женщина шаркающей походкой вошла внутрь и позвала Хамро. Ее холодильник был открыть настежь, потому что электричества все равно не было, и он выполнял функции шкафа для провизии. Наполовину съеденная банка кунжутной пасты тахини, зажигалка, ножницы — все это лежало на столе, за которым был матрас, где женщина спала. Услышав, что ее гости американцы, Кахош сказала: «У меня трое детей в Америке. Только один мне звонит».
Хамро попытался уговорить женщину перебраться в дом неподалеку от базы, где ей будет спокойнее. «Там есть спутниковое телевидение», — сказал он. Женщина собрала маленькую сумку и пошла вместе с патрулем. «Это дом моего дяди, — сказал один боец, проходя мимо ворот на замке. — Он сейчас в Австралии». Патруль миновал церковь Святого Иакова, где боевики осквернили фарфоровую статую Христа, на которой сейчас отсутствует лицо. На стене храма висела икона великомученика, которому отрубил пальцы Тамерлан, уничтоживший в 14-м веке десятки тысяч ассирийских христиан.
Рядом бойцы СНР поставили крест, который джихадисты сбросили вниз, сняв это на видео. До прихода ИГИЛ Хамро был политиком и жил в Тельскуфе. Он владел одним из 480 ныне разрушенных магазинов, где продавал женскую и детскую одежду. Свою жену и детей он отправил в более безопасный христианский город Аль-Кош, находящийся в 16 километрах к северу.
Хамро повернул с главной улицы в проулок с заросшей тропой. Он остановился перед навесом, огороженным сеткой, и позвал «тетушку» Камалу Карим Шайю, сидевшую на крыльце в платке, покрывавшем ее густые волосы. Узнав, что Хамро хочет переселить ее из старого глинобитного дома, женщина начала кричать: «Даже если мой отец встанет из могилы, я не уйду из этого дома. Нет, нет, нет, никогда и ни за что». Хамро, не решившийся переселять ее силой, был вынужден отступить.
Даже если ИГИЛ будет разгромлен, участь у религиозных меньшинств в Сирии и Ираке весьма печальная. Если меньшинствам не обеспечить определенную безопасность, те, кто могут уехать, наверняка это сделают. Нина Ши из консервативного аналитического центра Хадсоновский институт говорит о том, что ситуация складывается отчаянная, и в связи с этим иракским христианам надо либо дать возможность для постоянного проживания в Курдистане и право на работу, либо помочь им уехать. Другие эксперты заявляют, что у меньшинств должен быть свой собственный автономный регион. Активисты считают, что эмиграция сродни гибели для этих общин. «Мы живет здесь как народность 6 000 лет, а как христиане 1 700 лет, — говорит депутат курдского парламента доктор Сруд Макдаси (Srood Maqdasy). — У нас есть своя культура, язык и традиции. Если мы будем жить внутри других общин, все это исчезнет через два поколения».
По словам многих ассирийских христиан, практическое решение проблемы состоит в создании на Ниневийской равнине зоны безопасности. «Если Запад смог принять такое количество беженцев, а Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев может проводить такие операции, то мы не будем просить о постоянном решении, — говорит Нури Кино из организации Demand for Action. — Но самый реалистичный вариант это возвращение домой».
«У нас нет времени на ожидание решений, — заявил руководитель программы помощи христианам северного Ирака CAPNI преподобный Эмануэль Юхана (Emanuel Youkhana). — Впервые за 2 000 лет в Мосуле не проводятся богослужения. Запад предлагает одно решение, предоставляя визы нескольким сотням человек. А как же остальные несколько сотен тысяч?» Если Ирак распадется на три региона — суннитский, шиитский и курдский, то можно создать и четвертый регион для меньшинств. «Ирак это насильственный брак между суннитами, шиитами, курдами и христианами, и он потерпел неудачу, — сказал Юхана. — Даже я, будучи священником, отдаю предпочтение разводу».
Сторонники такого решения говорят, что в зоне безопасности не нужны будут международные силы и запреты на полеты авиации. Такого рода предложения вряд ли найдут поддержку в США и странах-союзницах. Здесь свою роль определенно играют Соединенные Штаты. Когда конгрессу предложили утвердить пакет помощи на 1,6 миллиарда долларов для воюющих против ИГИЛ иракских сил в составе иракской армии, курдов и суннитских племен, он внес поправку в этот законопроект, включив туда местные силы с Ниневийской равнины, но также принял закон, требующий от Госдепартамента создать там зону безопасности. Но в конечном счете ответственность за это ляжет на иракцев. Говорит генеральный консул Пеннингтон: «Создание зоны безопасности в Ниневии станет правильной идеей для иракского парламента, соответствующей конституции страны».
Бывший ливанский министр и бывший специальный представитель Генерального секретаря ООН по Ливии Тарек Митри (Tarek Mitri) говорит, что его впечатление от разговоров с чиновниками из Белого дома таково: «Обама настроен на отступление. Он думает, что его избрали для вывода войск из Афганистана и Ирака, а также для заключения сделки с Ираном. Если таков настрой, то нам не следует многого ждать от американцев и много просить у них». Баски из Совета национальной безопасности возражает, заявляя: "Президент и его администрация не отступают. Напротив, они активно действуют, формируя и возглавляя коалицию из 60 стран, чтобы ослабить, а в конечном счете и уничтожить ИГИЛ.
В последний раз захваченная в Каракоше боевиками ИГИЛ Рана говорила по телефону с родственниками в сентябре. Она рассказала, что случилось с Ритой и Кристиной. Риту отдали в рабство одному влиятельному члену ИГИЛ, а Кристину передали на воспитание в мусульманскую семью.
О себе Рана рассказывала очень мало, да родственники и не спрашивали. Честно говоря, они боялись узнать, что с ней сделал ИГИЛ.
Телефон Раны отключен уже много месяцев. «Есть слухи, что они все еще живы, — рассказал мне недавно 36-летний беженец из Каракоша Раби Мано, который занимается тайной перевозкой людей из Исламского государства. Было это вечером, когда мы с ним сидели в саду Социального академического центра в христианском пригороде Эрбиля Анкаве и ужинали кебабом с пивом. «Ее „выдали замуж“ за влиятельного человека из ИГИЛ», — заявил он. За столиком по соседству трое веселых мужчин разливали водку в пластиковые стаканчики. За последний год Анкава разрослась, и ее население из-за наплыва беженцев увеличилось на 60 000 человек.
Почти год Мано пытается купить Ране, Рите и Кристине свободу и освободить их из плена ИГИЛ. Действуя через сеть контактов, алчного члена ИГИЛ, друзей в арабских деревнях и храброго таксиста, Мано выкупил 45 человек. Такая торговля облегчается тем обстоятельством, что члены ИГИЛ часто продают и покупают женщин друг у друга, а поэтому торговля людьми не вызывает особых подозрений. Это обошлось ему в 10 000 долларов, которые он заработал, открыв мойку машин. Мано отправил 800 долларов члену ИГИЛ, сказав, что пошлет ему еще больше денег, когда женщины и ребенок будут в безопасном месте. Но этот человек не сделал ничего из того, что обещал.
Прежде чем покинуть свой родной город в августе прошлого года, Мано занимался строительством жилья. «Вы можете увидеть мои дома на Google Earth», — сказал он. Мужчина вытащил из своего бумажника просроченное водительское удостоверение, выданное в Аризоне. Это было временное удостоверение от 2011 года, когда он приехал в США и попытался купить 48 квартир. Сделка не удалась, и поэтому он вернулся домой, поскольку срок действия паспорта у него истек. По словам Мано, он потерял почти полтора миллиона долларов.
Он мечтает вернуться на Ниневийскую равнину. «Хотя я потерял все свои деньги, будет хорошо, если мы получим эту зону безопасности, — сказал он. — Но если на это уйдет слишком много времени, нас истребят». Мано думает только об этом. «Вернемся мы домой или нет? — спрашивает он. — Эта зона безопасности — она наш последний шанс, а иначе христианству в Ираке придет конец».
Мано получил текстовое сообщение из Мосула. Один из его связных сообщал, что не может найти женщину по имени Набиля, которую они договорились вывезти в безопасное место. Мано проинструктировал женщину, чтобы она вывесила в своем окне черную ткань, дабы спаситель мог найти нужный дом. Но ветер сдул ткань на землю, и связной не смог понять, где ее удерживают. Теперь им придется все начать заново. «Я скажу ей, чтобы она вывесила одеяло», — заявил Мано. Он надеется, что ее найдут, если одеяло не сорвет ветром.
