Интервью с чешским историком Яном Рыхликом (Jan Rychlík), сотрудником Чешской академии наук и Философского факультета Карлова университета в Праге

Nowa Europa Wschodnia: Когда поляки размышляют о совместной истории Польши и России, они вспоминают разделы страны, восстания, ссылки, Катынь, наконец, все чаще — Смоленск. Вызывала ли Россия традиционно негативные ощущения и у чехов?

Ян Рыхлик: Опыт чешского и польского народа несопоставим. У чехов нет такого количества драматических ассоциаций в первую очередь потому, что Чехия никогда не граничила с Россией. Так что обычный чех очень долго с россиянами просто не сталкивался.

— Однако чешско-российские контакты были.

— Более масштабно чехи столкнулись с россиянами только во время наполеоновских войн, когда Россия была союзницей Австрии в войне против Франции. Тогда войска Александра Суворова дважды прошли через нашу территорию. Важным эпизодом была битва у моравского Славкова в 1805 году, в которой принимал участие Александр I: она известна в мире под названием битвы трех императоров под Аустерлицем и не всегда ассоциируется с нашей страной. Позже российские войска воевали в северной Чехии в 1813 году.

— Как чешское население реагировало на русских?

— Отношение к ним было неоднозначным. С одной стороны, отмечалось языковое родство, с другой, эти контакты убеждали чехов в том, что уровень жизнь в России, (особенно ситуация крепостных крестьян) гораздо чуже, чем в Австрийской империи. К этому добавлялись грабежи, которые сопутствуют прохождению армий, даже союзнических, по чужой территории.

— Важным элементом в контактах чешских и российских элит в XIX веке были появившиеся в обеих странах панславистские тенденции.

— С одной стороны, звучали голоса, что Россия, будучи славянской империей, может помочь чехам в обретении независимости, но с другой, существовало понимание, что российские государственные решения меньше подходят чехам, чем австрийские. Любопытный раскол был в Национальной партии на фоне отношений к Январскому восстанию (польское национально–освободительное восстание 1863-1864 годов, — прим. перев.). Консерваторы считали восставших разрушителями славянского единства, а либералы, из которых образуются позже Младочехи, полагали, что стремление к свободе — важнее панславянских концепций. Сам панславизм в качестве программы не был доминирующей идеей. Наоборот: чешские либералы или русофилы возвращались из России разочарованными. Примером может служить Карел Гавличек–Боровский (Karel Havlíček–Borovský), который после возвращения из Российской империи написал знаменитую статью «Славянин и чех», в которой он доказывал, что чехи принадлежат к славянам лишь с языковой точки зрения, и этот факт не должен нести за собой никаких политических последствий. Пребывание в России убедило его в том, что, что раз русские сами не имеют свободы, то они тем более не могут принести ее другим. Главное течение в чешской мысли второй половины XIX и начала XX века представляли Томаш Масарик (Tomáš Masaryk) и Эдвард Бенеш (Edvard Beneš), которые ориентировались на Запад.

— Масарику часто приписывают пророссийские симпатии.

— Первый президент Чехословакии интересовался Россией и несколько раз посещал ее перед Первой мировой войной. Плодом этих поездок стала книга «Россия и Европа», в которой он недвусмысленно поддерживал западнические силы. Поэтому он положительно отнесся к Февральской революции, а к царизму и большевикам отношение у него было негативное. Это нельзя назвать русофилией.

— Изменило ли что-нибудь в российско-чешских отношениях начало Первой мировой войны?

— В ее годы царский режим относительно благосклонно относился к идее появления независимого чешского государства, хотя мнения среди высших слоев разделились. Положительную позицию в отношении чешского вопроса заняло также Временное правительство Александра Керенского. Из пленных чехов и словаков, которые воевали до этого в рядах австро-венгерской армии, создали легионы. В июле 1917 года во время наступления Керенского их бросили на фронт. После подписания Брестского мира с Германией легионы, как союзнические подразделения Антанты, должны были покинуть Россию. Масарику удалось тогда договориться, что они пройдут до Владивостока, а оттуда их вывезет на Запад французский флот. Договоренность соблюдена не была: в мае 1918 отношения с большевиками были разорваны, и легионеры стали участниками гражданской войны в России.

— Это было важно в контексте чешского вопроса?

— В определенный момент легионеры контролировали Транссибирскую магистраль, и это имело огромное стратегическое значение. При помощи Чехословацкого корпуса в Самаре удалось свергнуть большевистскую власть и создать Временное Всероссийское правительство, продолжавшее линию Февральской революции. За несколько дней до переворота Александра Колчака оно одним из первых в мире признало независимость Чехословакии. Его посол находился в Праге вплоть до 1945 года, когда СМЕРШ вывез его оттуда в неизвестном направлении. Борьба легионеров имела огромное значение для восприятия чехословацкого вопроса британскими и французскими элитами: она помогла убедить британцев и французов в том, что чехи и словаки заслуживают независимости.

— Как Масарик и Бенеш относились к Советской России?

— Они считали, что большевистский режим падет, а в Россию вернется не царизм (к которому Масарик относился критически), а республика. На интенсивное сотрудничество с этой Новой Россией возлагались надежды. В Польше считали Чехословакию союзницей Советского Союза, между тем она признала СССР одной из последних в Европе — лишь в 1934 году. У меня есть дома паспорт моего отца, 1932 или 1933 года, там есть печать на французском: «действителен во всех странах мира за исключением Советского Союза». Признать СССР раньше было невозможно как по внешним, так и по внутренним причинам.

— Что вы имеет в виду?

— Во-первых, против этого шага по идеологическим соображениям выступала правая Национал-демократическая партия Чехословакии. Она не была сильна, но создание правящей коалиции без ее участия долгое время казалось невозможным. Негативно смотрела на идею признания СССР также самая сильная партия правящей коалиции — аграрии, которые боялись, что чешский рынок наводнит дешевое зерно с востока. Во-вторых, Чехословакия, будучи членом так называемой Малой Антанты, не хотела предпринимать серьезных дипломатических шагов без договоренностей с Югославией и Румынией. Между тем и Бухарест, и, в первую очередь, Белград долго сопротивлялись признанию СССР. Так что в Праге долго не было официального представителя Кремля, его роль играло Торговое представительство. Более интенсивное сотрудничество в разных областях, в частности, военной, а также сфере разведки и контрразведки началось только в 1935 году: когда Франция, которая была нашим союзником, подписала военное соглашение с СССР.

— Но коммунистическая партия функционировала в Чехословакии легально.

— Да, однако, за восклицание «да здравствует Советский Союз» грозили три недели ареста: это было правонарушение, подпадавшее под закон о защите республики.

— Чехословацкие власти не боялись, что коммунистическая партия станет длинной рукой Москвы?

— Именно поэтому она работала легально: Масарик считал, что запрет на ее деятельность осложнит контроль над ней. Коммунисты были массовым объединением, четвертым по силе на политической сцене. Несмотря на это они были обречены постоянно оставаться в оппозиции. Кроме того, с одной стороны, им приходилось искать свое место в чехословацком обществе, а с другой, — доказывать свою революционность в глазах других восточноевропейских коммунистов, которые обвиняли их в оппортунизме.

— Обвинения были заслуженными?

— Абсолютно. Клемент Готвальд (Klement Gottwald) ревел с трибуны Сейма, что «коммунисты ездят в Москву научиться, как свернуть шею чешской буржуазии», когда его защищал депутатский иммунитет, и получал за это жалование. Можно ли назвать это революционностью? Впрочем, во время гитлеровской оккупации, когда нацистский террор был направлен именно против них, они дорого заплатили за отсутствие революционного опыта.

— В Польше нацистский террор сосуществовал с советским. Символично выглядит роль участников Варшавского восстания, которые гибли практически на глазах Красной армии. В Чехословакии тоже были восстания: какую роль сыграл в них Советский Союз?

— Варшавское восстание чаще всего сравнивают со словацким, которое тоже вспыхнуло в конце августа 1944 года. Поскольку Сталин решил, что оно не направлено против интересов СССР, началась Восточно-Карпатская операция, то есть попытка за неделю взять Карпаты и освободить Прешов. Но операцию плохо подготовили, и поставленных целей удалось добиться на рубеже 1944 и 1945 годов.

— Как было с Пражским восстанием 1945 года?

— Там была другая ситуация. СССР из пропагандистских соображений было очень важно освободить Прагу. Но когда утром 9 мая Красная армия занимала Прагу, немецких войск там уже не было: осталась лишь горстка фанатиков СС и Гитлерюгенда, которых было легко переловить в ходе простой полицейской акции. При входе в Прагу погибли 30 советских солдат. Позднее тела павших красноармейцев свозили со всей Чехии и хоронили на пражском Ольшанском кладбище, а коммунистическая пропаганда рассказывала, что все они погибли, освобождая столицу.

— Одинаково ли польские и чешские политические элиты в годы Второй мировой войны относились к СССР?

— Нет. Во время Второй мировой войны все поддерживали ориентацию на СССР, так как считалось, что Запад предал нас в Мюнхене. Договор, который был подписан в 1935 году между СССР и Чехословакией обновили в 1943, и такой шаг одобрили все политические силы. Именно негативный опыт, связанный с западными союзниками, пробуждал в чехах симпатии к СССР. И эти настроения позволили коммунистам, которые не несли политической ответственности за Мюнхен, одержать победу на последних свободных выборах.

— Сложно поверить, что чехи не знали о контактах чехословацкой коммунистической партии с ее советским аналогом, который был повинен в создании лагерей или Большом терроре.

— Осознание того, что происходит в Советском Союзе, было. Правда, левые и коммунисты говорили, что это антисоветская пропаганда, но самым важным было другое: в Чехословакии преобладала убежденность, что хуже шестилетнего ужаса немецкой оккупации ничего быть не может. Общество боялось ее повторения, помня, что после первой Мировой войны Германия восстановилась всего за несколько лет. СССР казался гарантом сохранения границ послевоенной Чехословакии, а поскольку Красная армия уже в ноябре 1945 года покинула чехословацкую территорию, чехи не чувствовали себя оккупированными.  В СССР видели, прежде всего, политического союзника, а не мощную коммунистическую державу. Впрочем, что любопытно, еще в 1938 году даже чешские фашисты высказывались за то, чтобы принять советскую помощь в борьбе против Германии.

— Я встречал такое мнение, что чешские симпатии к России были связаны с боязнью возращения на прежние земли судетских немцев. А Москва должна была стать гарантом правомочности декретов Бенеша. Это так?

— Такой подход встречается сейчас только у самого старшего поколения, 60-летние уже так не думают.

— Вторжение войск Организации Варшавского договора в 1968 году изменило отношение к Москве?

— Полностью. Русофильство исчезло за одну ночь. Жгли красные флаги, бойкотировали советские фильмы. Вторжение войск Организации Варшавского договора вызвало также негативные эмоции в отношении к тем полякам, которые вслед за российской пропагандой повторяли, что она спасла Чехословакию от нападения Германии.

— Что принесли годы, последовавшие за 1968?

— Леонид Брежнев компрометировал себя в Чехословакии вводом войск, так что его смерть встретили с радостью. А Михаил Горбачев, в свою очередь, получил кредит доверия, с ним связывали надежды. Я помню, что когда он впервые приехал в Прагу, его встречали толпы народа, и это не было инсценировкой. Впрочем, не секрет, что Горбачев в своей реформаторской деятельности вдохновлялся достижениями авторов Пражской весны. В чехословацком обществе преобладало убеждение, что политические перемены могут придти только из Советского Союза. В Польше было иначе. Это проистекало из различного опыта в отношениях с Западом: мы не связывали особых иллюзий с политикой Соединенных Штатов.

— Польский Институт национальной памяти уделяет много внимания изучению советской оккупации и советских репрессий. Для стран Балтии эта тема кажется еще более важной. Существенна ли она для чешского Института по изучению тоталитарных режимов?

— Этот институт был создан в 2007 году, когда у власти находилась правая Гражданская демократическая партия (ODS), пребывающая сейчас в упадке. Эта организация должна была создать определенную интерпретацию истории Второй мировой войны и сталинизма. Линия деятельности института менялась вместе с изменениями в чешских властных верхах. Он мало повлиял на восприятие чехами истории. При этом, несомненно, подавляющая часть чешской общественности (за исключением коммунистов) оценивает период сталинизма однозначно негативно.

— Современные чешские дискуссии по сравнению с польскими просто пропитаны русофильством.

— Политическая сцена в этом плане неоднородна. Коммунисты в украинском конфликте «болеют» за Россию, президент Милош Земан (Miloš Zeman) относится к Кремлю с умеренной благожелательностью. В рядах правящей социал-демократической партии есть как люди, которые поддерживают Украину, так и те, кто не занимает четкой позиции. Правые силы, TOP 09 и Гражданская демократическая партия, скорее, склоняются к украинскому дискурсу. Я бы не назвал такой расклад русофильским. Россия должна оказывать влияние на европейские дела, но одновременно понимать, что концерт держав 1945 года —  это прошлое, а СССР больше нет.