Мы, латиноамериканцы, можем ли мы воспринимать проблему с беженцами в Европе, как собственную катастрофу? Можем ли мы сказать, что это нас не касается, и наша хата с краю?
Возможно, я скажу глупость. Читаю: миграционный кризис в Европе. Читаю: Европа переживает самый худший в своей истории миграционный кризис. У меня в венах течет немецкая, австрийская, итальянская и сирийская кровь. Мои бабушка и дедушка приехали в Аргентину, спасаясь от войн и голода, и легко нашли свое место в этой южноамериканской стране и таким образом остались в живых.
В Латинской Америке вы встретите мигрантов со всего мира. В Чили живет самая большая палестинская диаспора за пределами арабского мира. Большое количество японцев живет в Бразилии. Ливанцы своим местом жительства выбрали Колумбию.
Латиноамериканский регион традиционно с распростертыми руками принимал людей, пострадавших у себя на родине.
И сейчас, когда я читаю о том, что происходит в Европе, обо всех ужасах «миграционного кризиса», у меня возникает вопрос (в этом-то и заключается моя глупость), а как мы можем повлиять на эту ситуацию? Разве Латинская Америка должна оставаться равнодушной к этой трагедии? Что мы должны делать — негодовать, отправить спецпосланников?
Интересно, смогут ли наши страны, переживающие собственный кризис, сделать что-то в этой ситуации?
Мое восприятие происходящего в Европе многие могут посчитать вздором и глупостью. Зачем беспокоиться о конфликте, который происходит на другом конце Земли? Пусть его решают европейцы, нам до этого нет никакого дела.
Но я, видимо, глуп, если не могу себя убедить в том, что это всего лишь навсего европейский конфликт. Если население планеты как подопытные сурки оказались под гипнозом телевизора и спокойно взирают на то, как гибнут сотни людней, то в этом случае всем нам придется заплатить высокую цену за наше бездействие и грехи.
Анна Ахматова написала великолепные стихи:
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Мы, латиноамериканцы, разве мы не воспринимаем то, что происходит в Европе, как свою собственную катастрофу?
Можем ли мы сказать, что мы были тогда с моим народом - там, где мой народ, к несчастью, был?