Могут ли эти великие державы сблизиться еще больше?

В последние недели внимание средств массовой информации во всем мире приковано к неожиданной военной интервенции России в Сирии. Некоторые издания в этих условиях начали думать и гадать: а не ввяжутся ли в эту драку китайские вооруженные силы? Такой вариант развития событий кажется крайне маловероятным, но этот вопрос - не совсем нелепый. В конце концов, всего несколько месяцев тому назад китайская военно-морская эскадра находилась в Черном море, где проводила совместные учения с российским флотом. Более того, присутствие ВМС КНР на Ближнем Востоке постоянно усиливается, поскольку осенью 2014 года Пекин направил первую группу боевых кораблей в Персидский залив, в том же году провел весьма квалифицированную эвакуационную операцию в Йемене, а в 2011-м сделал то же в Ливии. Кроме того, ВМС НОАК постоянно осуществляет антипиратское патрулирование в Аденском заливе. Пекин, который продолжает строить свое будущее в соответствии с концепцией «Один пояс — один путь», осуществляя свою собственную «привязку» к Западу, ожидают серьезные дилеммы в вопросах внешней и оборонной политики.

Тем не менее, поскольку российский президент Владимир Путин со своим сирийским гамбитом добивается все новых успехов в выводе Запада из равновесия, возникает срочная необходимость понять траекторию движения российско-китайских отношений. Долгие годы западные аналитики делали предположения о том, что связи Москвы и Пекина стоят немногого, потому что они строятся чисто как брак по расчету, и в них присутствует мощный элемент взаимной подозрительности. В последнее десятилетие этот скепсис неоднократно оправдывался, например, в сфере различных двусторонних энергетических проектов, которые в лучшем случае продвигались медленно, а также в области весьма вялых политических инициатив находящейся под совместным управлением Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Но западные стратеги правы, когда пристально наблюдают за этими взаимоотношениями, поскольку их серьезное укрепление может привести к возникновению «евразийского колосса» (правда, не с одной столицей, а с двумя), о котором давно уже предупреждают знатоки геополитики.

Признаки устойчивого укрепления и развития российско-китайского партнерства весьма заметны. Обмен президентскими визитами и присутствие на празднованиях годовщин двух стран (при весьма заметном отсутствии западных лидеров) демонстрирует их общую изоляцию в современных условиях, а также общую историю катастрофических потерь в колоссальном пожарище Второй мировой войны. В китайском военном журнале «Военная наука Китая» (中国军事科学) недавно была опубликована статья, в которой говорится об этой общей истории и исследуется «китайско-советское сотрудничество во время мировой антифашистской войны». В главе о Второй мировой войне авторы пишут, что Москва за четыре года после знаменитой Нанкинской резни в 1937 году оказала Китаю внушительную помощь, поставив туда почти тысячу самолетов (на которых летали летчики-добровольцы). Об этой исключительной помощи говорят редко, и на то есть множество причин. Похоже, что для Москвы эта щедрая помощь стала важным стратегическим просчетом перед фашистским вторжением, поскольку эта авиация очень пригодилась бы Красной Армии в качестве важного резерва. В Китае советская помощь в годы Второй мировой войны тоже очень редко обсуждалась на протяжении многих десятилетий, потому что значительная ее часть шла к китайским националистам, а не к коммунистам, а еще потому, что из-за возникшей в 1960-е годы советской угрозы эта историческая информация шла вразрез с общепринятыми антисоветскими взглядами маоистов.

Данные исторические факты действительно интересны и важны, но в этом издании рубрики Dragon Eye мы сосредоточили внимание на современном состоянии российско-китайских отношений. По поводу «стратегического треугольника», который обрел известность благодаря дипломатическим пируэтам Генри Киссинджера (Henry Kissinger) в начале 1970-х годов, очень занятную точку зрения в середине 2015 года предложило издание Китайской академии общественных наук «Исследования России, Восточной Европы и Центральной Азии» (俄罗斯东欧中亚研究). Этот журнал провел любопытный анализ западных материалов о развитии российско-китайских отношений. Такие обзоры - не редкость в китайских журналах по общественным наукам, а этот отличается добротной основательностью, поскольку в нем приводятся данные из солидных аналитических статей на тему российско-китайских отношений, появившихся в этом почтенном издании. В данном обзоре говорится о том, что западные аналитические материалы по своему характеру поверхностны, а также весьма пессимистичны (... «стенания по поводу спада в российско-китайских отношениях»...).

В исследовании приводится краткая история развития российско-китайских отношений в период после окончания холодной войны, начиная с четкого заявления Москвы во время тайваньского кризиса 1995-1996 годов о том, что ее политика «единого Китая» не претерпит изменений. Войны на Балканах действительно сблизили Россию и Китай, но в исследовании отмечается, что российско-китайские отношения «столкнулись с вызовом 11 сентября», потому что Россия какое-то время очень сильно склонялась в сторону США. В статье отмечается интересная деталь: Пекин не поддержал открыто Москву в 2008 году во время ее войны с Грузией. В этом анализе также отмечается кажущаяся склонность бывшего президента Дмитрия Медведева к «целоваться с США, пренебрегая Китаем» (亲美疏中). Однако, как отмечают авторы исследования, укрепление связей между Москвой и Пекином началось еще задолго до украинского кризиса. В частности, авторы называют важным переломным моментом интервенцию Запада в Ливии, осуществленную в 2011 году. Ни русский медведь, ни китайский дракон не приветствовали отголоски «арабской весны» в своих регионах. На самом деле, у них была схожая точка зрения, заключающаяся в том, что Запад изо всех сил стремится к смене режимов в России и в Китае. Потребность остановить эти тенденции проявилась в середине 2012 года в координации дипломатических усилий России и Китая с целью недопущения санкций ООН против режима Асада в Дамаске. Конечно, есть и другие доказательства сближения. Скажем, повторно заняв пост президента России в 2012 году, Путин свой первый зарубежный визит нанес в Китай. То же самое в 2013 году сделал Си Цзиньпин, когда стал китайским руководителем. Нет сомнений и в том, что украинский кризис помог создать «новую норму» в российско-китайских отношениях. В данном исследовании продемонстрировано глубокое понимание того, что западных аналитиков серьезно тревожит перерастание данных отношений в полномасштабный военно-политический альянс.

Авторы китайского анализа добросовестно фиксируют скепсис в западных оценках по поводу подлинно стратегической координации действий России и Китая. Например, там приводится высказывание одного известного западного ученого, полагающего, что в российско-китайских отношениях «полно слабостей». Авторы отмечают, что и другие западные аналитики подчеркивают ограничения данного партнерства, а также его «асимметричный» характер. Что касается последней особенности, в исследовании звучит предположение о растущей «разнице возможностей» (实力差距) между двумя странами, и отмечается мнение Запада о том, что в этих двусторонних отношениях Пекин все чаще становится ведущим, а Москва — ведомой. Одна из причин, по которой такие обзоры пользуются популярностью у китайских специалистов, заключается в том, что в них излагаются мнения и обеспокоенности, называемые в Китае (да и в Москве, раз уж на то пошло) неполиткорректными. Ведется некоторая дискуссия о конфронтационном наследии и о недоверии, сохранившемся со времен вооруженного пограничного конфликта, произошедшего на пике холодной войны. Здесь есть один любопытный момент. В этом анализе отмечается, что из-за такого недоверия Россия на культурном уровне неизменно отождествляет себя с Западом. Приводя конкретные примеры такого рода трудностей в двусторонних отношениях, авторы исследования вспоминают, как китайцы копируют российские образцы вооружений, из-за чего Москва с большим опасением относится к экспорту оборонных технологий в КНР. Далее они отмечают, что китайцы недовольны такими ограничениями, подозревая, что Москва просто хочет сохранить над ними превосходство в военной технике. По этой и другим причинам китайские аналитики делают вывод, что западные эксперты с пренебрежением относятся к так называемой «авторитарной оси» и считают такие отношения московским и пекинским «козырем для торга» с Западом. Вывод в обзоре звучит весьма мрачно: многие люди на Западе, обеспокоенные политикой России, тем не менее, реальным стратегическим противником считают Китай. Далее китайские авторы отмечают, что Запад всегда пытается «использовать Китай для сковывания России, а Россию для сковывания Китая».

Наблюдая за тем, как Путин развертывает свою сирийскую стратегию, а также за связанными с этим беспокойствами и беспорядками на Западе, многие китайские дипломаты, конечно же, настаивают на проведении Пекином классической политики выжидания (сидеть на заборе и смотреть, как тигры дерутся). Однако не исключено, что скептицизм западных аналитиков в оценке перспектив российско-китайских отношений является чрезмерным. Как говорилось выше, в различные периоды истории сотрудничество между Россией и Китаем иногда достигало очень высокого уровня. Не следует забывать, что одним из его результатов стало основание Коммунистической партии Китая. Как часто говорят, отнюдь не доказано, что антагонизм - это «естественное состояние» российско-китайских отношений. Двойного сочетания «перебалансировки» вкупе с тем, что Запад пока так и не выработал свой стратегический ответ на украинский кризис, может оказаться достаточно для укрепления этого крайне важного для геополитики евразийского противовеса.

Лайл Голдстайн — доцент Института морских исследований Китая (CMSI) при Военно-морском колледже США в Ньюпорте, Род-Айленд. Изложенные мнения принадлежат их автору и могут не отражать официальную точку зрения ВМС США и прочих ведомств американского правительства.