В ближайшие недели в Вене должен состояться второй раунд сирийских мирных переговоров, и в этих условиях США и их союзникам следует оторвать взоры от узкой тематики и от процедурных вопросов в дискуссии между антагонистами, и переключиться на более широкую стратегию, нацеленную на противодействие динамике, лежащей в основе этого запутанного конфликта. Если эта основополагающая динамика не станет главной мишенью такой стратегии, дипломатические усилия вряд ли приведут к окончанию гражданской войны в Сирии. Противодействие этой динамике должно быть в центре американской и западной политики, а также стать основой для выяснения вопроса о том, можно ли повлиять на русских и иранцев, чтобы они параллельно играли конструктивную роль.
Прежде чем оговаривать условия урегулирования, надо обратиться к одному из главных вопросов этой динамики, каким является борьба конкурирующих идей. На самом деле, ситуация здесь еще сложнее, потому что сейчас одновременно идут две битвы идей. Первую ведет ИГИЛ в северо-восточной части страны (и в Ираке). В этой битве ИГИЛ старается разрушить саму идею Сирии и ее национальной идентичности. Эти люди пытаются пропагандировать не только мысль о том, что Сирия уже не актуальна, но и о том, что она нелегитимна. Отобрав у Сирии жизненно важные для нее пограничные переходы на границе с Ираком, ИГИЛ пытается протолкнуть идею о том, что границы, установленные Севрским и Лозаннским мирными договорами 1920 и 1923 годов, когда была расчленена Османская империя (частично на основе ранее достигнутых секретных договоренностей между британцами и французами), являются искусственными, незаконными, а поэтому подлежат уничтожению. ИГИЛ также противостоит идее сирийского и иракского государства, нагнетая напряженность между суннитами и шиитами, и тем самым разрушая основы национального единства в обществе, которое может восстать и бросить вызов жестокой реальности в виде салафитско-джихадистского варианта суннитского халифата ИГИЛ. Такая доктрина «Исламского государства» является серьезной проблемой, которую нужно преодолеть. Идея о сохранении Сирии в качестве жизнеспособного образования, пусть даже с внешней поддержкой, является необходимой основой для выхода из этого конфликта. А отказ Сирии (и Ираку) в праве на государственное существование это прежде всего важный и удобный довод для вербовки и мобилизации последователей ИГИЛ.
Вторая битва идей идет в Сирии южнее. Эту битву ведет Асад, русские, иранцы и «Хезболла» против сложной и невразумительной мешанины повстанческих сил, борющихся против режима. Если на севере ИГИЛ пропагандирует идею наднационального государства или антигосударственную идею, отвергая существующий территориальный порядок государств на Ближнем Востоке, включая Сирию, то прочие «стороны», воюющие на юге и в других частях страны, эту идею не разделяют. На самом деле силы Асада на юге косвенно противостоят идее ИГИЛ, выступающего против восстановления единой Сирии, но не посредством идеологических концепций, как это делают исламисты, а посредством борьбы за выживание сирийского государственного аппарата и против повстанческих группировок всех цветов и оттенков.
Но когда они борются в большей степени за сохранение власти Асада, чем против ИГИЛ, получается, что это война за остатки Сирии, но не за идею сохранения Сирии как государства. Очевидно, что вопрос о судьбе Асада важен. Но если в данный момент в ходе переговоров сосредоточиться на дискуссии о том, кто будет управлять Сирией, мы рискуем потерять из виду более важный вопрос, каким является борьба за спасение и возрождение самой Сирии. В Вене это вопрос о приоритетах. Что важнее: судьба Асада или судьба Сирии как государства? Это очень существенный вопрос, поскольку он может заложить фундамент для постепенной идеологической маргинализации и изоляции ИГИЛ, а также для восстановления единства страны.
Такая противоположность идей и концепций должна стать входной точкой для американской политики. Она создает основу для систематической проверки намерений других участников конфликта. В рамках такой поляризации следует ставить вопрос о приоритетах, и именно на таком уровне следует вести дебаты между Россией и США в Вене. Если они согласятся, что главную угрозу представляют те, кто бросает вызов идее о Сирии как о едином государстве, то есть ИГИЛ, тогда вопрос о том, кто должен править Сирией, и как создать переходный механизм, станет меньшим препятствием в переговорном процессе.
Соединенные Штаты должны вести переговорные дебаты именно в этом направлении, одновременно объясняя при помощи саудовцев и турок русским, иранцам и Асаду, что несмотря на эффектную демонстрацию российской мощи в Сирии, выступающие против Асада силы будут использовать мощные средства и инструменты (при нашей поддержке), чтобы не допустить разгрома повстанческих группировок. Важно оказывать определенное давление на русских и их ставленников, сохраняя при этом дипломатический трек и создавая возможности для расширения базы коалиции желающих вести борьбу против ИГИЛ. Ни одна из сторон на венских переговорах не поддерживает разрушение государственной системы на Ближнем Востоке, и этот момент должен формировать некую общность взглядов на фоне многочисленных межфракционных и межконфессиональных разногласий и противоречий.
Вполне возможно, что военные кампании продолжатся даже в том случае, если венские переговоры пройдут хорошо. Но дипломатический трек в Вене может создать стратегический фон для тех сражений, которые наверняка последуют. По-прежнему будет две разных военных кампании: одна на северо-востоке Сирии против ИГИЛ, и вторая на юго-западе и северо-западе, в которой Асад, русские, «Хезболла» и иранцы воюют с другими повстанческими группировками. Но в случае успеха дипломатии эти два военных фронта можно будет связать неразрывными узами. Если не дать отпор ИГИЛ и не изгнать его, представление о Сирии как об историческом анахронизме может набрать вес и изменить ставки ее сторонников на юге. Станет ясно, за что они воюют: за жизнеспособное государство или за его остатки. Если в Вене прозвучит заявление о том, что решается вопрос о выживании Сирии и арабской государственной системы в целом, Америка и Россия смогут переключить свои военные усилия на достижение этой цели.
Если в центре внимания будет вопрос о Сирии как о суверенном государстве, то это создаст условия для обсуждения в перспективе вопросов о том, кто и как в конечном счете будет управлять ею. Если дискуссия сосредоточится на выживании Сирии, то повестка переговоров выйдет далеко за рамки судьбы Асада и сроков переходного периода. Кроме того, она выйдет за рамки разговоров о предотвращении непреднамеренных военных столкновений, то есть, об устранении конфликтных ситуаций. Стороны смогут обсудить и другие темы: кто может наилучшим образом ликвидировать последствия социальной и экономической катастрофы в Сирии; как сохранить и приспособить к новым условиям сирийские государственные институты; как восстановить транспортную систему и систему снабжения; как успокоить население; как контролировать прекращение огня; и как начать невероятно сложный процесс демилитаризации. Далее разговор перейдет в другую плоскость: как дать сирийцам возможность для того, чтобы они начали движение в сторону многоконфессионального и светского общественного договора.
Второй аспект сирийского конфликта, который следует рассмотреть ради достижения мира, относится к логике систем безопасности. Когда начинается гражданская война, та система безопасности и порядка, которая ранее поддерживала государственный аппарат в определенном равновесии, терпит крах, и на ее месте возникает что-то другое. То же самое произошло в Сирии. Заполнившая вакуум новая система представляет собой «конфликтную систему» регионального масштаба и состоит из конкурирующих интересов Ирана, ливанской «Хезболлы», Турции, Саудовской Аравии и прочих государств из состава Совета стран Персидского залива. Иными словами, Сирия стала микрокосмом ближневосточного региона, перенеся на себя его конфликты, вражду и противоречия.
Нельзя говорить о том, что такая динамика войны была в полной мере навязана Сирии ее соседями. Также нельзя сказать, что единственной движущей силой конфликта были амбиции иранцев и суннитских государств. Напротив, разные участники конфликта в Сирии (и Ираке) обращались за помощью к внешним силам, чтобы те помогли им укрепить свои позиции. Местные действующие лица в попытке упрочить собственное положение искали поддержку у региональных (а теперь и глобальных) актеров, призывая соседей наращивать им содействие. Иными словами, здесь действует не только динамика внешнего давления, но и динамика внутреннего притяжения, и в этот водоворот локального конфликта втягиваются региональные силы. Но вне зависимости от того, кого звали, а кто пришел незваный, такая динамика создала негативную систему безопасности, которая разжигает конфликт, а не гасит его. И если вначале действовавшие по доверенности региональные державы сохраняли некое подобие контроля над этой динамикой, то сейчас они его полностью утратили.
Чтобы взять конфликт под контроль и урегулировать его, необходимо погасить импульс силы такой негативной системы безопасности, сделав так, чтобы региональные игроки перевели свои действия из плоскости вмешательства в плоскость урегулирования. Одни стороны в этом конфликте гораздо сильнее, влиятельнее и важнее других, но никто из них в одиночку не может управлять сценой и навязывать свою волю. Если мировые державы и международные организации (например, ООН и ЕС) не найдут способы оказания помощи региональным державам в этом отношении, Сирия будет и дальше плыть по воле волн, а все это будет иметь ужасные гуманитарные последствия, бросая вызов региональной безопасности.
С одной стороны, США и Россия могут добавить третий слой поляризации к этому локальному конфликту и к региональной динамике, в которой участвуют доверенные силы и спонсоры, и это сделает сирийскую проблему еще более неразрешимой, а ситуацию еще более острой. А с другой стороны, они могут повлиять на региональных игроков, попавших в водоворот сирийского конфликта. Они могут противопоставить негативной системе военного спонсорства конструктивную систему разрешения конфликтов. Огромные трудности переговорного процесса о переходном периоде в Сирии связаны с тем, что он перерос локальные рамки, обретя региональный и международный характер, и к трудноразрешимой внутренней ситуации добавились новые, внешние источники, еще больше усугубившие ситуацию. Урегулирование возможно только на всех трех уровнях — локальном, региональном и международном — и то, если там будет совпадение позиций и интересов. США и Россия единственные государства, у которых это может получиться. Они обладают уникальными дипломатическими возможностями влиять на политическую среду, в которой вызрел данный конфликт, и при желании могут их применить. И у них есть особые стрелы в колчане: отношения с арабскими, иранскими и европейскими партнерами, которых можно призвать оказать влияние на процесс формирования переходного периода под эгидой ООН.
Американская политика должна строиться на международной системе урегулирования конфликтов. Это необходимо для подкрепления долгосрочных интересов региональных действующих лиц, а именно, Саудовской Аравии, Ирана и Турции, а также для уменьшения их конфликтных устремлений и желания воевать друг с другом опосредованно и чужими руками в Сирии и в других местах на Ближнем Востоке.
У США больше силы и влияния, чем зачастую кажется. Как это ни парадоксально, чрезвычайно рискованные военные и дипломатические инициативы России дают шанс Западу использовать рычаги своего воздействия. Подняв ставки и сбросив важные козырные карты принуждения, Путин должен теперь довести игру до положительного результата. Но сделать это в одностороннем порядке он не может, Асад с союзниками не в состоянии провести свой собственный удачный эндшпиль или выйти из игры. Сползание Сирии вниз по наклонной скорее всего будет продолжаться до тех пор, пока местные, региональные и глобальные действующие лица не создадут нечто вроде общности целей и интересов.
Однако сделать это в Вене им удастся лишь в одном случае: если они сосредоточатся на общей и большой картине, если изучат возможности для выработки общих интересов на базе незыблемости Сирии как государства, если их целью будет содействие превращению сирийцев в единую нацию — и если они в ходе переговоров будут меньше обращать внимания на вопросы, создающие наибольшее количество разногласий, вопросы, в которых главный принцип это «победитель забирает все». На подготовительном этапе и в ходе предварительных переговоров надо сосредоточиться на противодействии основополагающей динамике этого конфликта, которая подпитывает его, а теперь грозит еще больше дестабилизировать весь этот регион, играющий первостепенную роль в глобальной безопасности. Безусловно, сирийская война началась с жестокого подавления мирных протестов силами режима, а посему необходим переход от этого режима к чему-то более легитимному и всеобъемлющему. Но этот конфликт сегодня трансформировался, и для его разрешения необходимо признать данный факт.