Президент Франции Франсуа Олланд заявил, выступая в Национальном собрании страны, что после пятничных нападений в Париже, унесших жизни 129 человек, страна находится в состоянии войны. Олланд заявил также, что Франция преследует не только сдерживание, но и уничтожение группировки «Исламское государство», взявшей на себя ответственность за нападения в Париже. По словам Франсуа Олланда, для борьбы с ИГ нужна одна крупная коалиция, и он намерен в ближайшие дни встретиться с лидерами США и России, чтобы обсудить этот вопрос. Франция обращается ко всем, в том числе и к Ирану, и к странам Персидского залива, подчеркнул президент.
Ранее сообщалось, что в ходе саммита G20 в Турции президент Путин встретился с Бараком Обамой и Дэвидом Кэмероном. Как заявили представители Белого дома, президенты двух стран сошлись во мнении, что необходимость решить сирийскую проблему стала еще острее после пятничных нападений в Париже. Означают ли все эти заявления, что возможность создания расширенной коалиции в борьбе с ИГ будет означать конец изоляции Путина? Русская служба Би-би-си попросила ответить на этот вопрос экспертов из Лондона и Москвы.
Джеймс Шерр, эксперт из Королевского института международных отношений Chatham House:
— Вероятно, Россия получит наибольшую выгоду от того, что произошло в Париже, так как это подчеркивает, что Россия может быть решающим фактором в том, что касается конфликта в Сирии. Основные цели президента Путина могут быть достижимы. Во-первых, сохранение режима Асада в Сирии. Именно режима, а не обязательно его лично, так как режим важнее для России, чем сам Асад. Во-вторых, возможность того, что Запад будет теперь относиться к России как к партнеру, и, соответственно, может до какой-то степени принять российскую модель урегулирования конфликта на Украине.
Борис Макаренко, политолог, председатель правления московского Центра политических технологий:
— Подвижки произошли, и они естественны после терактов в Париже, когда общность интересов в борьбе с терроризмом еще раз нашла свое подтверждение. Но [для Путина] это еще не означает выход из международной изоляции. Конечно, необходимость координировать цели военных операций Запада и России в Сирии способствует тому, чтобы началось дальнейшее сближение. Но самое главное — общее отношение и к Украине, и к российскому политическому режиму осталось тем же самым. Контакты на саммите — это необходимость, которая может потом во что-то трансформироваться , но само по себе это не окончание изоляции. Не уверен, что Москва хочет сделать то, что было бы необходимым для прорыва — а именно, сделать свою политику понятной для Запада. Если вспомнить слова Ангелы Меркель — начать жить во втором десятилетии XXI века.
Джон Лаф, эксперт по России Chatham House:
— Я думаю, что идет какое-то сближение позиций и, безусловно, сейчас есть желание общаться с Москвой. Если сравнить позицию российского президента, когда он был на встрече «Большой двадцатки» в Брисбене сразу после событий на Украине, то сейчас налицо заметное улучшение ситуации. В то же время мы далеки от некоей перезагрузки в отношениях России с Западом, потому что у нас основные разногласия с Москвой касаются ситуации в Сирии и того, каким образом мы должны бороться с терроризмом. Более того, я думаю, что участие России в сирийской операции все-таки направлено на то, чтобы попытаться переформатировать систему безопасности с Западом, и Запад считает, что это не в его интересах. У нас остаются основополагающие проблемы в отношениях с Москвой.
Что касается вопроса, возможна ли отмена санкций, то это только часть общей картины, так как санкции напрямую связаны с Минским процессом. Насколько Москва и сепаратисты могут выполнить свои обязательства, время покажет. Западные специалисты считают, что санкции останутся в силе, может быть, еще полгода как минимум. И потом посмотрим на результаты на Украине. Тем не менее, поскольку сейчас для Запада Россия является интересным собеседником, желаемым партнером в Сирии, есть возможность попытаться найти сейчас точки соприкосновения и наладить реальное сотрудничество. Но надо иметь в виду, что прежние попытки, в частности, в области антитеррористических программ с Москвой, не получились, особенно после 11 сентября 2001 года. Были потом и другие попытки в рамках НАТО. У нас просто были несколько другие подходы к проблеме терроризма, и поэтому не надо слишком надеяться, что на этот раз будет положительный результат.