Русский театр ассоциируется с добротной актерской игрой, традицией, уважением к литературному тексту и с профессиональной системой обучения, заключающейся в многолетней работе с одним авторитетным наставником. Как справился в этом мире театральной муштры режиссер, который предпочитает назвать свои спектакли «инсталляциями», репетиции начинает без текста, мыслит образами, и который в недолгий период своей работы в Высшей школе драматического искусства вел занятия через Skype? Вполне неплохо.
Дряхлые мечты о могуществе
Отличительный знак театра Гарбачевского (Krzysztof Garbaczewski) — это камера. В таких спектаклях, как поставленная в Ополе пьеса «Ивонна, принцесса Бургундская», актеры порой напрямую обращаются к зрителям с экрана. Режиссер цитирует как конвенции классического кинематографа, так и фильмов категории B. Блуждающая камера часто больше скрывает, чем показывает.
На этот раз камера Гарбачевского практически статична. На экране мы видим изнутри жестяной ангар, который напоминает контейнер вроде тех, в которые некоторые города выселяют неплательщиков квартплаты. Это замок Макбета, внутри теснятся его будущие жертвы. Есть и второй замок: брошенная на пустую сцену большая надувная конструкция.
Макбет (Алексей Фролов) выглядит смешным и неуклюжим, но это не значит, что он неопасен. Отчасти провинциальный царек, отчасти уничтожающий людей мафиози в домашнем халате. Производит впечатление сильная заключительная сцена, в которой леди Макбет впадает в безумие (выразительная Ольга Белинская). Навязчивая мысль о крови на руках заставляет обнюхивать все тело. Конвульсии в трагической ловушке напоминают женские роли в спектаклях Кшиштофа Варликовского (Krzysztof Warlikowski). Когда павшая владычица в заточении постепенно теряет разум, вместе с надувным замком постепенно тает мечта о величии Макбета. Узурпатор в четырех стенах ангара может уже только истязать жену и ожидать конца.
Гарбачевский уходит в мрачный гротеск. Спектакль начинается не с предсказания трех ведьм, а с выстрелов, а Макдуф исполняет танцевальные па, переходящие в буффонаду. «Макбет», используя тарантиновский ключ, комизм в паре с жестокостью, читала у нас Майя Клечевская (Maja Kleczewska) в 2004 году, но тогда это была отсылка к культурным клише. Когда смотришь петербургского «Макбета», сложно не воспринимать его в контексте реальной войны. Раненый солдат внезапно начинает цитировать на польском «Крымские сонеты» Мицкевича: «Те башни, на часах стоящие вдали / От недругов тебя когда-то берегли / И красили собой, о, Крым неблагодарный!» Макбет зашивает ему голову, и тот продолжает говорить о траурных хоругвях на крымских башнях уже по-русски. Аллюзия очевидна.
Наивно, пусто и неуместно звучат перед этим слова убиваемого короля о стремлении к свободе и зависимости от системы. Мир, который опирается на насилие, не оставляет места для размышлений о таких вещах.
Трупы падают штабелями. Можно сказать, что это безвкусный прием, но Гарбачевский и актеры умеют использовать капсулы с искусственной кровью так, что это производит впечатление. В сцене пира, где у Шекспира Макбету является дух убитого Банко, у Гарбачевского король просто вытаскивает труп своего товарища: он волочит его по полу и тот оставляет после себя мокрый след.
Гарбачевский, или Польша еще не ушла из России
При всех изменениях в тексте, эффектах и играх с поп-культурой Гарбачевский ставит «Макбета» в первую очередь как пьесу о власти и насилии. Он не занимается деконструкцией механизма театра, не блуждает в дебрях возможных интерпретаций, приправленных театральной виртуозностью, как он делал это в своих предыдущих (впрочем, очень удачных) постановках Шекспира: «Буре» во Вроцлаве и «Гамлете» в Кракове. Судя по всему, из-за иного российского контекста. Дело не только в кремлевской теме, но и в более консервативном подходе к театру. В любом случае, петербургский «Макбет», особенно его финал, это Гарбачевский, говорящий серьезно.
Недавно в Петербурге своего «Макбета» показал Люк Персеваль (Luk Perceval). Спектакль завершал также Шекспировский фестиваль в Гданьске. Эта постановка выглядит одной из самых слабых работ бельгийца: форма в ней преобладает над содержанием, а действие разворачивается среди дыма в сознании героя. На этом фоне «Макбет» Гарбачевского, хотя временами он выбивается из ритма, кажется более близким реальности. И более удачным.
Премьера состоялась в сентябре, но в Польше осталась незамеченной. Культурные контакты с Россией переживают глубокий кризис. Времена, когда спектакли Моники Стшемпки (Monika Strzępka) и Кристиана Люпы (Krystian Lupa) производили фурор на московской «Золотой маске», а в Варшаве проходил большой смотр нового российского театра «Da! Da! Da!» (2013), кажутся уже очень далекими. Сейчас международная обстановка говорит российско-польскому культурному обмену «нет». После отмены Польского года в России сами творческие деятели часто считают работу в этой стране сотрудничеством с ответственным за войну на Украине режимом Путина. Однако не каждая произведение художника в России — это праздник для официальной власти. И, возможно, хорошо, что раз в месяц на камерной сцене петербургский интеллигент может посмотреть странный захватывающий спектакль из Польши и услышать особый польский голос.
