У ИГ нет ничего общего с исламом
Малик Безу: Существует ли связь между ИГ и исламом? Сейчас это один из главных вопросов во всех спорах. В любом случае, теракты против невиновных людей, безусловно, представляют собой преступление с точки зрения мусульманской юриспруденции. Нужно подчеркнуть, что этот момент единогласно признается теологами всех суннитских школ (маликитская, шафиитская, ханафитская и ханбалитская). Эти школы лежат в основе суннитской теологии. ИГ же относится к течению под названием такфиризм.
Это движение с тысячелетней историей представляет собой крошечное меньшинство. Если сравнить число боевиков ИГ (50 000 человек) с числом мусульман во всем мире (1,6 миллиарда), получится соотношение в 0,003%. Подавляющее большинство верующих по всему миру считают такфиризм ересью.
И не без причины: более 85% жертв такфиризма — мусульмане. Тем не менее все не так просто, как кажется. Такфиристская мысль периодически черпает вдохновение в ортодоксальной теологии. Так, безобразную практику казни гомосексуалистов, которых скидывают с высотного здания, поддерживают некоторые ортодоксальные теологи четырех вышеперечисленных школ. Поэтому нам, всем остальным мусульманам, нужно взглянуть в прошлое и поставить под вопрос некоторые его моменты. ИГ внушает нам ужас и отвращение, и поэтому нам нужно обратиться к источникам, понять то, что следует запретить, чтобы навсегда разорвать связь ИГ с исламом. С этой точки зрения, то есть точки зрения реформации ислама, еще предстоит проделать огромную работу, которую по-настоящему можно будет начать лишь победив разъедающий арабский мир деспотизм.
Исламский терроризм — плод внешней политики Запада
Александр Дель Валль: Это одновременно так и не так. Так, потому что ударившие по нам террористы отчасти пошли на это в ответ на военные вмешательства Запада, которые только усугубили хаос на Ближнем Востоке. Не так, потому что корни исламского терроризма уходят дальше в прошлое, во внутреннюю болезнь ислама, которая убивает по большей части своих. До того как появиться у нас, этот терроризм уже проливал кровь «умеренных» мусульман. В 1990-х годах исламистские экстремисты уготовали такую же участь для Алжира. В любом случае, наши вмешательства дают предлог и способствуют распространению терроризма, потому что его удары по нам особенно активизировались после западных вмешательств на земле ислама. Но даже если бы наша внешняя политика была иной, более изоляционистской, кардинально это ничего бы не изменило, поскольку исламистский тоталитаризм стремится утвердить с помощью террора свой халифат, подчинить и уничтожить всех, кто против. Эта агрессия и террор являются методами зеленого тоталитаризма, который ударил по мусульманским обществам намного раньше, чем по нам. Рано или поздно мы бы все равно оказались под угрозой. А наша внешняя политика лишь служит исламистам оправданием из жажды крови и завоеваний.
Ролан Юро: Да, но не в том плане, о котором у нас говорят. Не потому что мы пошли против желаний этих народов, а потому что мы способствовали подъему радикального исламизма на протяжение последних лет.
Ответственность лежит не только на Франции, на всем Западе, начиная с США и Великобритании. В геополитическом плане США сформировали долгоиграющий альянс с наиболее ретроградски настроенными группами в исламе: саудовским ваххабизмом, «Братьями-мусульманами» и прочими противниками светских государств (Ирак, Сирия, Египет Насера и т.д.).
Думаю, что этим радикальным течениям не удалось бы получить такое развитие без поддержки Запада.
Так обстоят дела в Ираке и Сирии, где радикальные исламистские движения, вроде поддерживающего тесные связи с «Братьями-мусульманами» «Джабхат ан-Нусра» или относящегося к тому же течению ИГ, получали оружие, техническую поддержку и, быть может, даже бойцов из США, Англии, Франции, Германии, Турции, Саудовской Аравии, Иордании и эмиратов Персидского залива. В прошлом Франция держалась в стороне от этой политики и даже поддержала алжирское государство в борьбе с исламским фронтом спасения в 1990-х годах (тогда у ИФС было свое представительство в Вашингтоне!), однако в 2011 году присоединилась в происламистскому курсу, выступив в сирийском конфликте на стороне мятежников-экстремистов.
Символическим примером двуличия (или же малодушия) Запада стал последний саммит «двадцатки». В последние годы «Братья-мусульмане» стоят практически за всеми террористическим структурами. Но встреча представителей сильнейших стран мира прошла в Анталии всего два дня спустя после терактов 13 ноября. Кто был ее хозяином? Президент Турции Эрдоган, член «Братьев-мусульман» или, может, даже один из лидеров этой организации.
Если мы хотим победить терроризм, следует разорвать все двусмысленные связи и дать понять Эрдогану, что мы больше не будем принимать правила его двойной игры. Как бы то ни было, несмотря на громкие заявления Обамы и Олланда, в ближайшее время на это рассчитывать едва ли приходится.
Расизм и исламофобия французского общества способствуют развитию терроризма
Тьерри Ге: Прежде всего, мне хотелось бы воспользоваться случаем и отметить, как важно не путать расизм с исламофобией. «Свободные правые» всегда против утверждения исламофобии как правонарушения в обиходе, не говоря уже о внесении подобной статьи в уголовный кодекс. Все это прискорбно, потому что с эпохи Просвещения, со времен Вольтера и Шевалье де ла Барра критика религии рассматривается как основополагающее право (к убийству христиан и мусульман это, понятное дело, не относится). Кроме того, статья «богохульство» была упразднена во Франции еще в XIX веке.
Возвращаясь к главной теме, нужно сказать, что объяснение ситуации так называемым «расизмом» со стороны французского общества совершенно необъективно. Ведь как тогда объяснить, что в мире каждый год примерно 50 000 человек (по подсчетам ВВС) гибнут от рук исламистов и Азии, Африке и Америке… Многочисленные теракты в Нигерии, Мали, Бали, Канаде и Австралии напоминают нам о глобальном характере этого явления.
Исторический анализ говорит, что исламские завоевания всегда жестко противопоставляли себя другим цивилизациям на протяжение столетий (Индия, христианская Европа, Россия, Испания, Византийская империя…). Вспомните, что ислам завоевал Балканы, и его дважды останавливали в Вене. Затем в XVIII веке западная цивилизация победила. Здесь мы видим четкую историческую тенденцию.
Кроме того, стоит отметить, что хотя Франция стала целью целого ряда исламистских терактов с 2012 года, лишь около 30% граждан рассматривают ислам как угрозу. Нельзя сказать, что французы настроены против мусульман. Кроме того, после терактов французы занялись самобичеванием, назвали себя виновными в «апартеиде», навязали себе политику заселения, сделали необаятельным изучение в школе христианства и обязательным — ислама. Наконец, в довершение всего, они отказались от инсталляций с рождением Иисуса в общественных местах на праздники. Раз Франция сама винит себя во всех грехах, разве может она быть расистской?
Тьерри Ге: Если социальное неблагополучие объясняет десятки тысяч исламских экстремистов, почему тогда террористов так мало в Индии, Китае, Мексике и вообще в Латинской Америке? Ведь многие страны там очень бедны.
Если нищета объясняет все, почему тогда худшие экстремисты родом из Саудовской Аравии и прочих нефтяных монархий, где деньги текут рекой?
Почему миллиардер Бин Ладен поехал сражаться в Афганистан и Пакистан, жил в пещерах с риском для собственной жизни? Разве не лучше было бы потягивать коктейль у бассейна?
Главная движущая сила исламизма носит скорее религиозный и идеологический характер. Кроме того, можно сказать, что созданный дехристианизацией Западной Европы вакуум открыл путь для ислама.
Ролан Юро: Первое поколение исламских террористов, к которому относятся Бин Ладен и Мохаммед Атта (участник терактов 11 сентября), вышло не из бедных слоев арабского мира, а высшей саудовской и египетской буржуазии. Их позиция отражала скорее уязвленную национальную гордость арабской элиты, а не какие-то социальные требования.
Простому египетскому народу, который уже не первое тысячелетие в поте лица зарабатывает на жизнь, неинтересен терроризм. Он просто хочет выжить.
Пусть и в меньшей степени, нынешние французские террористы тоже не относятся к беднейшей иммигрантской среде: некоторые росли в пригородных особняках, кто-то работал в парижской мэрии. Некоторые из них вообще перешли в ислам во взрослом возрасте.
Терроризм — безумная идеология. Вообще, любая идеология безумна, но к терроризму это относится в первую очередь. Это нечто вроде болезни ума, которая может проявиться на всех уровнях общества.
Исламу чужда интеграция, он обречен остаться на вторых ролях
Александр дель Валль: Как отметил маршал ас-Сиси во время выступления в престижном суннитском университете «Аль-Азхар» в январе 2015 года, трудности ислама связаны не с верой как таковой, а с идеологической и политической частью религии, которые застыли на месте и, к сожалению, не реформировались с Х века. Эта теократическая и воинственная идеология (ортодоксальный ислам и вытекающий из него шариат) была объявлена священной в той же степени, что и вера (а это делает невозможной ее критику под страхом наказания), и остается главным источником исламского тоталитаризма.
Поэтому да, интегрировать ее не получится с учетом не прошедшей реформу идеологической составляющей. Если же рассматривать мусульманскую религию как личную веру, которая касается лишь духовных вопросов, никаких препятствий здесь нет. Однако ортодоксы и исламисты борются с таким адаптировавшимся к светскому обществу исламом. Источник проблем — не ислам как вера, а те, кто придерживается его несовместимого с нашей моделью бедуинского и теократического прочтения.
Кроме того, сегодня ислам вовсе не находится во вторых рядах. Утверждать нечто подобное было бы в корне неверно. И когда выставляющие себя жертвами представители мусульманских кругов утверждают несправедливость того, что у 6 миллионов мусульман меньше храмов, чем у христиан, и что в стране нет официальных мусульманских праздников, им нужно ответить, что активно насаждающаяся менее 50 лет религия не может запросто затмить 2 000 лет христианской истории Франции. К тому же, на уровне местного самоуправления и СМИ скорее наблюдается распространение «исламокорректности». Так, СМИ последние годы больше пишут о рамадане, а не о великом посте. Живущий в Сен-Дени алжирский интеллектуал Февзи Бен Хабиб пишет в Marianne, что в местных столовых руководство больше волнуют блюда, которые подходят мусульманам, а не, например, католикам. Что касается уступок, прав и «разумных соглашений», мусульманская религия уже обошла христианство во многих сферах французского и европейского общества. То же самое относится и к исламизации: захват целых городских районов, требование халяльной еды, паранджа и хиджаб, исламская иудеефобия, различные уступки. Это чрезвычайно серьезная и тревожная тенденция, потому что то же самое наблюдается в Алжире и прочих мусульманских странах: конформизм, обработка масс, вуали на лицах… Некоторые европейские страны уже обошли по этому мусульманские государства. Это не говоря уже о множестве ассоциаций, которые используются для финансирования мусульманской религии.
У проблемных городов и районов несправедливо проводят связь с терроризмом
Тьерри Ге: Эти районы очень сложно отделить от данного явления, потому что именно там находится большая часть мечетей, которые проповедуют радикальный ислам. Стоит также вспомнить и о массе молодежи из этих кварталов, которая не осудила или даже поддержала теракты января 2015 года (несоблюдение минуты молчания в ряде коммун, 21 000 «твитов» «Я — Куаши» за два дня…).
В полиции всегда отмечали анархическое распространение боевого оружия по чувствительным зонам. По данным специалистов, сейчас в проблемных кварталах насчитываются тысячи единиц стрелкового оружия вроде автоматов Калашникова.
Единственный способ борьбы — усиление контроля
Александр дель Валль: Существует множество средств борьбы с терроризмом. На уровне образования или реформы ислама. Существует множество умеренных мусульман, интеллектуалов, имамов, которые призывают реформировать ислам. К сожалению, мы редко их слышим. В краткосрочной перспективе, безусловно, требуется усилить контроль, но не так, как это делали Николя Саркози и Франсуа Олланд, сократив направленный на эту борьбу полицейский штат. Одних лишь программ, камер и тестов ДНК недостаточно, чтобы эффективно бороться с терроризмом и собирать сведения. Нужны тесно занимающиеся этим люди, причем немало: от 10 до 20 человек для наблюдения за одним носителем опасного профиля. Представляете, сколько людей нужно, чтобы держать под наблюдением 5 000 подозреваемых? Мы выбрали реформу, которая ставит на первое место технические, а не людские средства. Только вот по эффективности ничто не сравнится с человеком.
Помимо людских средств требуется взаимопонимание между полицейскими и судьями. Пока судьи будут и дальше отпускать задержанных под тем предлогом, что в тюрьмах нет места, дело не пойдет. Так, например, для одного из задержанных в рамках парижских терактов арест стал уже восьмым по счету за тяжелые правонарушения, но он ни разу не был в тюрьме… Что делать, если судьи мешают работе полиции? Наконец, необходимо наладить сотрудничество между полицейской и военной разведкой, а также надзорной службой в тюрьмах, которые представляют собой настоящий рассадник будущих террористов.
Ответственность политиков за неэффективность разведки
Александр дель Валль: Иногда у нас собирается большой массив данных, к которым непонятно, что делать. У нас имеются различные технические средства (камеры, ПО…), но ничто не сравнится по эффективности со следователем, который умеет интерпретировать информацию. Человеческий анализ ничто не заменит. Поэтому в системе человек должен не просто сидеть за компьютером, а собирать информацию, которая затем будет изучаться другими людьми. Для этого потребуется солидный бюджет. Людскую разведку потребуется нарастить по меньшей мере в десять раз, если мы хотим, чтобы ни один террорист не остался незамеченным.
Основная вина лежит на религиях в целом
Тьерри Ге: Я бы, наверное, ответил «и да, и нет». Потому что не стоит ставить все религии на один уровень, раз со статистической точки зрения за последние годы лишь очень немногие погибли во имя буддизма, индуизма или сайентологии.
Во имя христианства тоже проливалась кровь. В частности в Средневековье. Но это противоречило посланию Евангелия, что стало основой появления Просвещения в XVIII веке и светского государства (кесарю кесарево).
Поэтому исламу пора принять вклад Просвещения, перестать считать, что кругом — Средневековье. Пора идти вперед. Ему необходимо как можно быстрее это осознать.
Вездесущий французский флаг, зацикливание на терактах во Франции и молчание о трагедиях в Ливане и Мали — опасный этноцентризм и национализм
Ролан Юро: Если говорить о событиях последнего времени, стоит также вспомнить о терактах в Стамбуле и Шарм-эш-Шейхе. Парижские теракты действительно следует рассматривать в международном контексте. Наступление исламистов нацелено не только на Францию. У него имеется чрезвычайно широкая геополитическая составляющая, к которой относится, например, укрепление позиций исламистов от Филиппин до Мали.
В случае Парижа и Стамбула под прицелом оказались страны, которые помогали (и, быть может, до сих пор помогают) исламистам в Сирии. Это означает, что в идеологии нет места благодарности.
При всей этой широкой картине, едва ли странно, что гибель французов трогает нас сильнее, чем смерть турок или россиян. Точно так же как потерявшие близких страдают сильнее прочих французов.
Поставить на один уровень близких, сограждан и прочих людей было бы совершенно неестественным для человека. Такие люди найдутся разве что только в Европе! И мне кажется, что подобный универсализм, который распространяется в нашем обществе под прикрытием правильных чувств, представляет собой одну из граней нынешней трагедии. Тот, кто любит всех одинаково, не любит никого. А часть людей на Западе не любят даже самих себя. Одной из главных тем недавно ушедшего из жизни философа Рене Жирара было подражание чувств. Тот, кто любит сам себя, вызывает любовь и в окружающих. А если кто-то себя ненавидит, его ненавидят и другие. Тем, кто утверждают то, о чем вы сказали, не стоит удивляться ненависти в свой адрес.
Поэтому мелькающий вокруг французский флаг — это символ. Оправданный символ. А дискредитация французского флага за последние годы как раз-таки свидетельствует об отвращении к себе, которое вызывает аналогичные чувства к нам у всего мира.
Александр дель Валль: Глупейший аргумент! Французский флаг — это символ революции, призыв ко всем гражданам объединиться вокруг наших ценностей. В Ливане и Мали противники исламистского варварства тоже размахивают флагами, делают их символом единства, которое противостоит искомому экстремистами раздору. Флаг — это ответ на стремящуюся разделить людей агрессию. Французский флаг воплощает в себе патриотические, а не националистические ценности. Патриотизм означает не этноцентризм, а объединение.
Александр дель Валль, признанный геополитолог, преподаватель международный отношений в Университете Метца и бывший сотрудник газеты France Soir.
Ролан Юро, преподаватель, дипломат, член нескольких кабинетов министров, депутат и сотрудник Счетной палаты.
Тьерри Ге, инженер, член политбюро «Свободных правых».
Малик Безу, глава ассоциации «Память и возрождение», физик по образованию, специалист по вопросам ислама во Франции.
