Президенту Владимиру Путину следовало бы почитать работы журналиста и писателя Василия Гроссмана, спасенные от забвения сталинских времен.

Россия превратилась в эдакого Мальчиша-Плохиша планеты. Президент Владимир Путин цепляется за каждую размолвку. Это может быть Турция, США, Китай, Иран — противник не имеет большого значения. Важно заставить ценить русскую душу, гордость страны, которая начиная с Петра I и заканчивая товарищем Сталиным непрерывно боролась за то, чтобы компенсировать комплексы своих предков. Жаль только, что эти попытки прослыть «главным хулиганом класса» отодвигают на второй план лучшую часть русской души, ее литературу. На протяжении последнего столетия она была задушена коммунизмом. Давление, оказываемое партией на писателей и интеллектуалов того времени, привело к многочисленным жертвам. Поэт Владимир Маяковский, приветствовавший революцию, покончил жизнь самоубийством — или совершил его по принуждению. Анна Ахматова была запрещенным поэтом и пребывала в безвестности, в то время как ее муж и сын оказались в лагерях. Писатель Исаак Бабель был убит в ходе одной из сталинских чисток в интеллигентских кругах. Романист Александр Солженицын был вынужден эмигрировать после осуждения им советского тоталитаризма; он вернулся в Россию лишь после перестройки. Шедевр журналиста и писателя Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» был опубликован на русском языке только в 1989 году. По мере того, как книги Гроссмана выходят в Бразилии, мы понимаем, почему его считают величайшим из русских писателей века XX и часто сравнивают с Львом Толстым.

Последнее издание «Дорога» является сборником рассказов, перемежающихся с биографическими очерками, которые помогают нам понять сделанный Гроссманом выбор перед лицом тоталитарной машины. Родом из ассимилированной еврейской семьи, жившей в Бердичеве на территории современной Украины, будущий писатель провел часть своего детства с матерью в Женеве после того, как родители расстались. По возвращении в Бердичев они жили в доме дяди. Гроссман изучал химическое машиностроение и начал работать на фабрике. Его, еще молодого человека, открыл связанный с коммунистами драматург Максим Горький, и Гроссман начал публиковать тексты в газетах и журналах. Во Вторую мировую войну он служил корреспондентом советской газеты «Красная звезда». За короткое время Гроссман стал свидетелем Сталинградской битвы и освобождения концлагерей. Его репортаж о Треблинке, самый сильный текст сборника «Дорога», считается одним из первых свидетельств ужасов нацизма. В этом произведении автор еще идет на определенные уступки коммунистам, с которыми Гроссман не переставал спорить на протяжении всей своей жизни. Однако здесь писатель уже обретает силу повествования, из которой зародится «Жизнь и судьба» — роман, оставшийся неопубликованным в 1960-е годы именно потому, что Гроссман занял непримиримую позицию по отношению к подобным уступкам.

Он был непосредственным свидетелем чисток, проводимых в рядах российской интеллигенции с подачи Сталина двумя главами НКВД, Николаем Ежовым и его соперником Лаврентием Берией. К счастью, Гроссману удалось их избежать, но его кумира Бабеля и несколько других друзей ждала трагическая участь. Идентичность целей нацизма и сталинизма, одна из тем романа «Жизнь и судьба», в зачаточной форме появляется в нескольких рассказах сборника. Один из них повествует о приемной дочери Ежова, который был для нее любящим отцом и одновременно дисциплинированным организатором массовых убийств, до того момента, пока сам он и его жена не стали жертвами очередного витка репрессий Берии. Из другого рассказа мы узнаем о том, как один врач и его жена перестают оказывать сопротивление немецким захватчикам, чтобы спасти свое положение, но позднее, когда врач вынужден покинуть гестапо, чтобы переправить больных из санатория в концлагерь, совершают самоубийство. Третий передает нарастающее напряжение, в котором приходится жить евреям одного городка, по мере того как нацисты берут его под контроль и направляют жителей на смерть — как это случилось с матерью Гроссмана, расстрелянной вместе с другими 12 тысячами евреев Бердичева в сентябре 1941 года.

На протяжении своей жизни Гроссман бросал последовательные вызовы диктату партии, но никогда открыто не опровергал коммунизм. Писатель умер от рака легких в 1964 году, разочарованный, в изоляции, угнетенный преследованиями романа «Жизнь и судьба», книги, которая выжила только благодаря двум копиям, контрабандной переправленным за границу. Прежде всего Гроссман принадлежал тому поколению, что пережило и вынесло страдания Второй мировой войны, времен нацизма и сталинизма. В «Сикстинской Мадонне», рассказывающей об увиденной в 1955 году картине Рафаэля, до ее возвращения из Советского Союза в Германию, Гроссман в следующих словах обобщает мысль о бремени своего поколения: «Что можем сказать мы перед судом прошедшего и грядущего, люди эпохи фашизма? Нет нам оправдания. Мы скажем, не было времени тяжелей нашего, но мы не дали погибнуть человеческому в человеке. Глядя вслед Сикстинской Мадонне, мы сохраняем веру, что жизнь и свобода едины, что нет ничего выше человеческого в человеке. Ему жить вечно, победить». Путину следует прочесть эти строки — и прислушаться к ним.