Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Революция Достоинства и последовавшие за ней события перевели вопрос о различиях между Украиной и Россией из области метафизической в практическую сферу. Почему события, подобные Майдану конца 2013-го — начала 2014 годов стали возможными в Украине, но по-прежнему немыслимы в российском случае?
Революция Достоинства и последовавшие за ней события перевели вопрос о различиях между Украиной и Россией из области метафизической в практическую сферу.
Почему события, подобные Майдану конца 2013-го — начала 2014 годов стали возможными в Украине, но по-прежнему немыслимы в российском случае? Среди популярных вариантов ответа на данный вопрос — от экономического до геополитического — подчас забывается о различиях в источниках современных русской и украинской культур.
Возьмем, к примеру, ключевые фигуры для современной русской и украинской литературы — Александра Пушкина и Тараса Шевченко.
Портреты Шевченко стали одним из символов Революции Достоинства: их можно было увидеть и в палаточном лагере, Сечи, на Крещатике, и на сцене во время народных вече. Строки из его стихотворения «Кавказ» (1845) цитировали выступающие на майдане Независимости ораторы и размещали на транспарантах участники протестов.
Наличие связи между поэзией Шевченко и Революцией Достоинства косвенно подтверждает и возросший интерес к этому поэту на Западе.
Острые споры о качестве различных переводов «Кобзаря» на английский язык еще несколько лет назад интересовали бы только ограниченный круг литературоведов, а не широкую публику, как сегодня.
В то же самое время трудно себе представить массовые протесты в России против политики правительства под лозунгами, взятыми из работ Пушкина.
Во всяком случае ссылок на ключевую фигуру современной российской литературы во время последней массовой антиправительственной мобилизации в России в декабре 2011 года замечено не было. Цитаты Редьярда Киплинга и репродукции картины «Крик» Эдварда Мунка — пожалуйста. Но не стихи Пушкина.
Дело здесь вряд ли в особенностях биографий самих поэтов. Оба достаточно пострадали от власти. Более значимо то, что основные темы в творчестве двух поэтов отличны.
Для Шевченко идея борьбы с неправдой, несправедливостью стала центральной в творчестве («Борітеся — поборете»). Для Пушкина же на первом плане была тема любви и чести. «Любви и чести верен будь» — эти строки из «Руслана и Людмилы» можно считать своеобразным девизом поэта.
Учитывая центральную роль Шевченко и Пушкина в украинской и русской культурах соответственно, это различие в акцентах следует иметь в виду и для осмысления последующей эволюции этих культур по все более расходящимся траекториям.
Для проверки предположения о различии акцентов, сделанных Шевченко и Пушкиным, вся совокупность их работ была подвергнута контент-анализу. В качестве ключевых слов использовались те понятия, с которыми у жителей современной России и Украины чаще всего ассоциируется человеческое достоинство.
Список этих слов был определен с помощью онлайн-опроса, проведенного мною в двух странах в декабре 2015 года. Размер панели в России составил 5068 человек, в Украине — 902 человека (плюс 52 человека, опрошенных по телефону сотрудниками Киевского международного института социологии).
Анализ относительной частоты встречаемости ключевых слов в работах Шевченко и Пушкина показывает, что наиболее характерными для первого являются «сила воли», «вежливость», «порядочность», «доброта», «честность» и «понимание». Тогда как произведениям Пушкина свойствен акцент на «чести», «гордости», «верности», «совести», «любви» и «уме».
Упоминания силы воли, без которой борьба по большому счету невозможна, у Пушкина отсутствуют. Наоборот, у Шевченко сила воли представляет одну из ключевых тем.
«Не плач, серце, єсть у мене
І сила, і воля»
(Мар’яна-черниця, 1841)
«Правду побороли,
Осміяли Твою славу,
І силу, і волю»
(Єретик, 1845)
«Помни и никогда не забывай, что женщина — святая, неприкосновенная вещь и вместе так обольстительна, что никакая сила воли не в силах противустать этому обольщению» (Художник, 1856)
Противоположна ситуация с честью. Оба поэта используют это слово, но судя по его относительной частоте, понятие чести играет более важную роль для Пушкина, а потому, вероятно, и для российской культуры в целом.
«Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести»
(На Аракчеева, 1820)
«Невольник чести беспощадной,
Вблизи видал он свой конец»
(Кавказский пленник, 1821)
«Послушна мне, сильна моя держава;
В ней счастие, в ней честь моя и слава»
(Скупой рыцарь, 1830)
«Честь» — весьма неоднозначное слово. В отличие от родственных понятий — человеческого достоинства и прав человека, — честь исключает универсальную трактовку.
Честь требует постоянного соизмерения и выяснения, у кого ее больше, а у кого — меньше. Чести не бывает много и, самое главное, — она не может быть у всех без исключения.
В обществах и социальных группах, где честь в цене, нужно постоянно быть на чеку. Не затронута ли честь? Как адекватно ответить на недостаточно, по мнению человека или группы, оказанную честь?
Если «наезд» на честь оставляют без ответа, то это неизбежно ведет к маргинализации допустивших бесчестье. Поэтому на «наезды», реальные или воображаемые, принято «отвечать».
Стать «невольником чести» в таких условиях несложно (им, согласно оценке Михаила Лермонтова в «Смерти поэта», в конечном счете стал и сам Пушкин).
Примеров обществ, в которых соображения чести приоритетны, много. Здесь и традиционные северо-африканские общества, описанные Пьером Бурдье, и Юг Италии, известный в качестве родины мафии. Исследователь мафии Пино Арлакки прямо указывает на один из ее источников — соревнование за обладание большей честью.
Если российская культура действительно относится к числу тех, в которых многое зависит от понятия чести, то становится понятной постоянная тенденция видеть «недостаточно оказанную честь» как во внутрироссийских отношениях, так и в российском взгляде на международную политику.
Главной задачей тогда становится постоянное выяснение того, кто «круче». Как внутри страны, так и за ее пределами.
При этом россиянами (теми из них, кто согласен стать «невольниками чести») и особенно их лидерами (которые мнят себя «самыми крутыми») совершенно упускается из виду тот момент, что отнюдь не все воспринимают мир исключительно через призму чести.
В отношениях могут существовать и другие приоритеты. Например, человеческое достоинство, возвращенное на политическую повестку дня в Украине в 2013-2014 годах.
Конфликты, воспринимаемые исключительно через призму чести, исключают компромиссное решение. Победителем в них может быть лишь одна сторона — та, у которой «больше чести», которая «круче». Это касается и конфликтов на востоке и юге Украины.
Конфликты, в которых на первый план выходят другие соображения (человеческое достоинство или права человека, например), оставляют надежду на нахождение взаимоприемлемого решения.
Вот почему так важно отказаться от восприятия указанных конфликтов исключительно через призму чести — сначала украинским переговорщикам, а потом (через переформатирование повестки дня), возможно, и российским.
Во-первых, это будет ближе к специфике украинской культуры как отличной от российской. Во-вторых, это потенциально позволит выйти из тупика с определением будущего этих территорий.
Если такие аргументы принимаются, то стоило бы подумать не только о переформатировании повестки дня переговоров, но и о том, как отечественные средства массовой информации освещают конфликт на востоке и юге.
Более продуктивен акцент не на чести (ее сохранении или потере), а на уважении достоинства всех напрямую вовлеченных сторон, включая население отдельных районов Донецкой, Луганской областей и Крыма, временно не контролируемых украинским правительством.
В отличие от сохранения чести, уважение достоинства всех напрямую вовлеченных сторон возможно.
Антон Олейник — профессор Memorial University of Newfoundland (Сен-Джонс, Канада), PhD (социология).
