Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Путин не вечен. Будет ли Россия после него похожа на нынешнюю Сирию?

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Российские политики часто утверждают, что будущее после Путина будет напоминать настоящее Сирии — кровавую гражданскую войну. В 2015 году в своем выступлении в ООН Путин заявил, что экспорт демократии на Ближний Восток породил социальные катастрофы. Однако судя по тому, что говорят о смене режима общественные науки, переход России к демократии не будет похож на сирийское кровопролитие.

Российские политики часто утверждают, что будущее после Путина будет напоминать настоящее Сирии — кровавую гражданскую войну. Скажем, в 2015 году в своем выступлении в Организации объединенных наций Путин заявил, что экспорт так называемых демократических революций на Ближний Восток и в Северную Африку породил насилие, нищету и социальные катастрофы. По его словам, вакуум власти создал «зоны анархии», которые незамедлительно заполонили экстремисты и террористы.

Однако судя по тому, что говорят о смене режима общественные науки, переход России к демократии не будет похож на сирийское кровопролитие. Давайте посмотрим, почему.

Сирийская элита — это алавитское меньшинство, загнанное в угол и вынужденное бороться вместе с Асадом за свою жизнь и свободу

Режим Башара Асада — это правление меньшинства. Алавитское религиозное меньшинство — это узкая и тесно спаянная каста, убежденная, что ее выживание полностью зависит от того, сохранит ли Асад власть. Алавиты по религиозным практикам ближе к шиитам, но они правят в преимущественно суннитской Сирии уже более четырех десятилетий.

Как утверждает специалист по Сирии Джошуа Ландис (Joshua Landis), алавитов объединяют религиозная принадлежность и необходимость выживать в окружении иноверцев. В настоящий момент их непропорционально много в сирийских вооруженных силах и спецслужбах. Как утверждает политолог Риса Брукс (Risa Brooks), подобная военно-политическая структура — единственное, что способно позволить режиму меньшинства держаться долгое время.


Находясь у власти, алавиты продвигают своих детей и родственников в руководство спецслужб и стратегических министерств — министерства безопасности, министерства иностранных дел и т. д. При этом они всячески укрепляют культурную традицию лояльности семье, клану и религиозной общине.

В результате алавиты абсолютно преданы Асаду и крайне редко переходят на сторону оппозиции. Если множество чиновников и офицеров из числа сунитов покинули Асада и присоединились к оппозиции, среди высокопоставленных алавитов так поступили очень немногие. Даже сейчас сирийский офицерский корпус по-прежнему поддерживает Асада.

Хотя введенные в 2011-2012 годах международные санкции ослабили сирийскую экономику, они парадоксальным образом объединили сирийские элиты, укрепив в них «менталитет осажденной крепости». Несмотря на тяжелый экономический кризис, алавиты сохраняют лояльность режиму, опасаясь, что в случае, если Асад проиграет, их ждет коллективная кара — вплоть до религиозных чисток, тюрем и казней.

Вероятно, в этом они правы. Представители суннитской оппозиции иногда обещают «порубить на куски и скормить собакам» алавитов, поддерживающих режим.

Российские элиты устроены иначе


В отличие от Сирии, в которой правит одно из меньшинств, Россия — популистская автократия, удерживающая лояльность населения, распределяя ресурсы между различными группами, в число которых входят внутренние элиты, службы безопасности, чиновники, работники бюджетного сектора и так далее. Эти группы не объединяет характерная для алавитов идентичность меньшинства. В российской системе нет меньшинств, существование которых зависело бы от сохранения власти в руках у Путина.

Хотя некоторые представители российских элит обязаны своим богатством лично Путину, таких сравнительно немного. По подсчетам экспертов, речь идет, максимум, о сотне человек. Если добавить к ним специальные подразделения главы Чеченской Республики Кадырова, счет пойдет на тысячи. Между тем, преданных Асаду алавитов в Сирии — миллионы.


Если Асад будет убит, сирийских алавитов, скорее всего, будут ждать изгнание, пытки и гибель. Если Путин уйдет, большая часть членов российских элит либо сохранит прежнее положение, предложив свои услуги новому лидеру, либо столкнется с небольшими трудностями. Некоторым будет грозить серьезная опасность — отправка в Сибирь, бедность или физический ущерб, — но таких будет намного меньше, чем в Сирии. Соответственно, путинские элиты вряд ли будут стрелять по толпе, несмотря на то, что заместитель министра связи Алексей Волин пообещал в ходе данного в 2015 году интервью именно это.

Более того, Путин напрямую покупает поддержку, предоставляя своим сторонникам деньги, синекуры и возможности для бизнеса. Что же произойдет, когда российские финансы сильно сократятся из-за санкций и падения цен на нефть?

Как доказали политологи Браттон (Bratton) и ван де Валле (van de Walle), в подобных системах при ухудшении экономической ситуации различные группы начинают конкурировать за ресурсы. Это приводит к низовому политическому протесту и может расколоть элиты. Средств на синекуры и привилегии остается все меньше, и бывшие инсайдеры начинают выпадать из системы. В результате внутри остается малочисленная и спаянная государственная элита, а снаружи оказывается целый пул потенциальных альтернативных лидеров.

В такой ситуации бизнес и средний класс склонны поддерживать оппозицию, так как режимы путинского типа обычно посягают на право собственности, расширяют госмонополии, ограничивая доходы людей извне, и порождают слишком много регулирующих норм и коррумпированных структур.

Кто победит в этой борьбе между инсайдерами и аутсайдерами? Ответ зависит от того, сумеют ли аутсайдеры успешно организовать народные протестные движения и потребовать смены режима.

Путин откровенно покупает поддержку, но у него кончаются деньги

Если ты покупаешь лояльность элиты, твои сторонники могут покинуть тебя, когда тебе станет нечем платить.

Вспомним Сербию. В 1992 году, во время войны в Боснии, Совет безопасности ООН ввел против нее санкции. Это серьезно ослабило сербскую экономику, и президенту Слободану Милошевичу стало сложнее подкупать различные влиятельные группировки. Вооруженные формирования начали бороться за такие ресурсы, как контроль над контрабандой топлива.

Как пишут специалисты по Сербии Аника Биннендийк (Anika Binnendijk) и Иван Марович (Ivan Marovic), вскоре после того, как сербское общество начало выражать недовольство стесненными обстоятельствами, начальник генерального штаба Небойша Павкович (Nebojša Pavković) объявил, что вооруженные силы будут сохранять нейтралитет во время выборов и поддержат любого, за кого проголосуют избиратели. Таких примеров было много и в других странах — например, в Венесуэле и в Боливии, а также на Украине во время Оранжевой революции 2004 года и Майдана 2014 года.

Даже в самой России во время массовых протестов 2011-2012 годов некоторые обычно лояльные группы элиты начали выражать демонстрантам поддержку. Скажем, возглавляющий традиционно государственническую Русскую православную церковь патриарх Кирилл призвал российские власти «прислушаться к людям, выражающим недовольство проводимой политикой и протестующим против результатов выборов, и скорректировать политический курс».

Сейчас, когда нефтяная выручка падает, на экономику давят международные санкции, рейтинг правительства снижается, и по стране распространяются протесты, некоторые наблюдатели уже отмечают напряженность между пропутинскими элитами.

Именно поэтому российские чиновники так стараются добиться отмены санкций. В связи с тем, что влиятельные сторонники режима сталкиваются с замораживанием своих активов иностранными банками или видят, как их собственность обесценивается у них на глазах, российское правительство ищет способы компенсировать им убытки. Для этого они прибегает к таким инициативам, как «закон Ротенберга» или система «Платон», надеясь с их помощью обеспечить себе лояльность потенциально ненадежных элит.

Итак, нет, Россия при либерализации не будет похожа на Сирию

Во-первых, из-за международных санкций Путин может перестать быть тем единовластным лидером, который вторгся на Украину. Во-вторых, как показывает прошлое, мало кто — если, вообще, хоть кто-то — в России будет сражаться за сохранение путинского режима. Если Путин падет, политический переход, скорее всего, будет менее кровавым и более быстрым и мирным.

Мария Снеговая — аспирант-политолог Колумбийского университета, колумнист деловой газеты «Ведомости».