Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В старинном московском монастыре, где жил «русский Джотто» Андрей Рублев, один из его последователей продолжает труд своего великого предшественника. Икона обращается к внутреннему миру, побуждает человека к размышлениям о себе, о добродетелях, которые надо проявить, чтобы достичь Бога. Это традиция в священном искусстве, выражающая духовные идеалы и культуру русского народа.
В старинном московском монастыре, где жил «русский Джотто» Андрей Рублев, один из его последователей продолжает труд своего великого предшественника. Икона — это абстрактное произведение и синтез общего сознания. Это аскеза, православная мораль и традиция в священном искусстве, выражающая духовные идеалы и культуру русского народа.
Он размазывает по буковой доске осетровый клей, а сверху наклеивает ткань крупного плетения, которая называется «поволока». Затем сыпет мел и растирает его. Рисунок он намечает кисточкой, а некоторые элементы прорезает железной иглой. Наконец, он берет листики сусального золота — они пойдут на фон и на нимбы.
На подготовительный этап ушла неделя работы. Теперь отец Вячеслав может начать писать икону. Яичная темпера и натуральные красители. В точности как тысячу лет назад. Он начинает с более темных тонов. По его словам, «этот этап всегда называли раскрышкой: икона раскрывается и начинает говорить». Этот термин происходит от русского слова раскрывать. Пока все пятна темные. Когда появится тонкий слой более светлых оттенков, «все станет светом, и икона сама себя проявит».
Наглядная аскеза
Согласно православной теологии, икона уже существует, поскольку является творением божиим. Ее смысл заключается в вечных сюжетах, которые она изображает. Художник — лишь средство коммуникации. Как объясняет отец Вячеслав, «икона — это книга, написанная без букв». Живописный катехизис. Неизменный и молчаливый рассказ, адресованный верующим. Поэтому на иконах перевернутая перспектива: линии, кажется, сходятся в точке перед рисунком, живописное пространство обращено к зрителю. «Это рисунок, который входит внутрь тебя: верующий не смотрит на икону, он ее слушает». Икона обращается к внутреннему миру, побуждает человека к размышлениям о себе, о добродетелях, которые надо проявить, чтобы достичь Бога. Это определение аскезы, духовного настроя, лежащего в основе русского православия.
Никакой тени, никакой глубины. С технической точки зрения это вызов для художника. Лица преображены, существуют вне времени: Вячеслав называет их лики — это слово из древнего церковного русского языка. Образы святых — лишь духовные. Икона по сути своей — абстрактное произведение, если использовать максимально широкое значение термина.
«С Джотто и перспективой западное искусство выбрало эстетически совершенную модель. Русское искусство всегда предпочитало внутренний свет и этическую правду» — говорит иконограф. Россию не затронули Возрождение и гуманизм: первые светские портреты появились уже после 1650 года. Культурная отсталость? Нет, это духовное превосходство над упадочным и испорченным Западом. По крайней мере, именно такой концепции долго придерживалась православная церковь, и она еще жива в исторической памяти русских.
Следы и сущность
Отец Вячеслав Савиных имеет много общего с Андреем Рублевым (1360-1430), легендарным «русским Джотто», который жил в конце XIV — начале XV века. Это был величайший иконописец, почитаемый православной церковью как святой. Отец Вячеслав шел по полустертым следам Рублева, изучил каждый его мазок, сохранившийся до наших дней, и продолжает это делать, поскольку «ему еще многому надо научиться». Он придерживается тех же аскетических и вместе с тем гармоничных взглядов на жизнь и религиозность, как и монах Рублев, если судить по тому немногому, что о нем известно. Рублев несравненным образом выразил это в своих творениях.
Семидесятипятилетний Вячеслав окончил Строгановский университет искусств в Москве и «написал» свою первую икону в 1973 году. Это было еще при СССР. Мало церквей было открыто, невелик был спрос на иконы. Но художественное и духовное измерение, которое он открыл, заставило его полностью изменить свою жизнь. Он продолжил писать иконы. Вслед за этим пришло решение стать монахом. «Чтобы изображать святых, полезно придерживаться такого же образа жизни, как тот, что вели они», — с улыбкой говорит Вячеслав.
В рабочем кабинете отца Вячеслава — фотография Николая II, последнего царя. Православная церковь всегда служила самодержавной власти. Этот монах — консерватор. Он настоятель московского Андроникова монастыря, в котором жил и работал Андрей Рублев, и где находится музей его имени, собравший шедевры православного искусства с XIII по XIX века.
Где-то здесь же и могила Рублева. Как говорят археологи, она может находиться под Спасским собором, самой старой церковью Москвы. В криптах, которые неоднократно разоряли захватчики и гражданские войны, была найдена обувь и рясы по крайней мере двух монахов, погребенных в год смерти художника. Монастырские архивы, подвергшиеся такому же разорению, не помогают идентифицировать их. Известно, что в 1430 году в Андрониковом монастыре вскоре после смерти Рублева умер и его ближайший друг Даниил Черный, тоже иконописец.
Женщина, продающая билеты и музейные каталоги, может рассказать вам истории про шуршание и тени, появляющиеся в монастыре после того, как его закрывают для посетителей, и не прекращающиеся всю ночь. Впрочем, любой, у кого есть самое минимальное воображение, может почувствовать в этих стенах нечто древнее, глубокое и молчаливое.
Это, безусловно, почувствовал Андрей Тарковский, снявший в Андрониковом монастыре многие сцены своего фильма «Андрей Рублев» (1966), вдохновленного легендой о святом живописце. Это притча о художнике — творце красоты, который противоставляется «политику» — разрушителю и убийце, на чьи зверства ошеломленный герой вынужден смотреть, в конечном счете с ужасом находя в них свое отражение. Фильм рассказывает о том, как русские сопротивлялись татарскому игу, опираясь на свою духовную силу и творчество. Это метафорическая критика коммунистического режима (не зря Брежнев запретил этот фильм). Фильм полон размышлений о наследии древней языческой Руси и о православном мистицизме, которые питали священного живописца, ставшего символом национальной идентичности.
Метафизическая троица
В Спасском соборе Андроникова монастыря остались лишь следы фресок, нарисованных Рублевым. Иконостас, деревянная стена, отделяющая неф от алтаря, тоже был его работы. Он уже давно прекратил свое существование. В сегодняшнем иконостасе есть и несколько икон, написанных отцом Вячеславом. Монах останавливается перед своей «Троицей». Он работал над ней более года. Он следует канону «Троицы» Рублева, выставленной в Третьяковской галерее здесь же, в Москве.
Икона XV века реконструируется в личном, современном ключе. Речь не о стиле, а об общем композиционном аспекте. Это метафизическая живопись. И все же кажется, что она была нарисована Рублевым шестьсот лет тому назад.
«Иконописец следует канонам и избегает произвола. Но он не душит свою индивидуальность, которая все равно проявится: это не только священное изображение, но и искусство», — говорит монах Вячеслав.
Следуя традиции, Вячеслав Савиных не ставит подписи: у иконы есть автор, но она является плодом общего опыта и общего сознания. Ты должен чувствовать себя частью единого целого.
Это искусство, тысячу лет сопровождавшее русское православие, выражает духовные идеалы всего народа, с которыми продолжает себя идентифицировать национальная культура, даже в своем светском проявлении.
Иконы народа
Православные русские молятся перед иконой с открытыми глазами. Они исповедуются иконе, в присутствии попа. Это не декоративный предмет. Это врата, позволяющие войти в сакральное измерение. «Действие, разворачивающееся перед нашими глазами, не подчиняется законам земного существования», — объясняет ведущий русский специалист по иконам Леонид Успенский. Это эмоциональный опыт. И это относится ко всей православной литургии. Это народная литургия, тем самым связанная с дохристианским опытом.
Священников-эрудитов всегда было немного. В церквах нет скамеек, верующие все время в движении. Они переходят от одной иконы к другой, резко кланяясь и осеняя себя крестным знамением. Когда кто-то причащается, остальные поют хором, а поп продолжает службу. В своем рассказе «Святой ночью», написанном в 1866 году, Антон Чехов описал эту атмосферу: церковная служба казалась рынком, на котором сновали туда-сюда люди, и царила «какая-то сплошная, детски-безотчетная радость».
В праздновании Пасхи, самого главного праздника для русских, близость литургии с языческими ритуалами начала весны более очевидна, чем где-либо. Троекратный поцелуй, которым обмениваются в полночь, а затем в течение всего воскресенья со словами «Христос воскресе» — это поздравление с окончанием зимы и появлением новой надежды. Благословление икон, которые носят из дома в дом в Пасхальный понедельник — общинный ритуал, который в той или иной форме существует не первое тысячелетие.
Русская православная церковь признает своей народную литургию со всем ее языческим наследием. К Божественной тайне нельзя подойти рационалистично. Человеческий ум не в состоянии ее понять. Лишь духовная трансцендентальность позволяет приблизиться к ней. Иконы — краткое воплощение и вместе с тем суть этой литургии, мистического и нерационального взгляда на религию и на жизнь.
Идентичность
Религиозный антирационализм православия, «кратко изложенный» в иконах, оказался созвучен романтической чувствительности гигантов литературы XIX века и деятелей славянофильства. Гоголь, Достоевский, Толстой, Тургенев, философ Василий Розанов и многие другие отправлялись в паломничества к святыням православных мистиков в поисках «русской души». Духовным средоточием национального сознания стал монастырь Оптина Пустынь в Калужской области, примерно в 200 км от Москвы. Это место соответствовало общинным чаяниям этих интеллектуалов. По словам историка Орландо Фиджеса, это был «священный микрокосм их идеальной России».
Иконы распространились в России в X веке. Они приходили из Византии. В течение двухсот лет их писали в греческом стиле. Но когда установилось татарское иго, Византия оказалась далеко. Священные изображения приобрели оригинальный русский характер. В конечном счете они пришли к художественной вершине, достигнутой Андреем Рублевым. И стали выражением духовного единства народа.
Восточные корни русского христианства повлекли за собой тот факт, что московская империя стала теократией, соединявшей церковь и государство, правитель которого имел божественную природу и был известен как царь, подобно цезарям Византии и, в более раннее время, Рима. Когда Константинополь оказался в руках турок, русская церковь провозгласила Москву «третьим Римом», последним престолом «истинной религии», единственной надеждой христианского мира на спасение.
Мессианство стало идеологией царской империи, изоляция от Запада укрепилась и оставалась прочной на протяжении веков, закрепившись в исторической памяти русских. Это необходимо знать тем, кто хочет понимать, что происходит в Москве, как Россия видит свою роль в мире и как Россию воспринимает остальной мир. История страны и ее настоящее в большой степени объясняют монастыри и иконы, красная нить, объединяющая Андрея Рублева и таких людей, как Вячеслав Савиных. И время расщепляется и вновь прибывает туда, откуда оно начало свой путь — в Андроников монастырь.
Согласно православной теологии, икона уже существует, поскольку является творением божиим. Ее смысл заключается в вечных сюжетах, которые она изображает. Художник — лишь средство коммуникации. Как объясняет отец Вячеслав, «икона — это книга, написанная без букв». Живописный катехизис. Неизменный и молчаливый рассказ, адресованный верующим. Поэтому на иконах перевернутая перспектива: линии, кажется, сходятся в точке перед рисунком, живописное пространство обращено к зрителю. «Это рисунок, который входит внутрь тебя: верующий не смотрит на икону, он ее слушает». Икона обращается к внутреннему миру, побуждает человека к размышлениям о себе, о добродетелях, которые надо проявить, чтобы достичь Бога. Это определение аскезы, духовного настроя, лежащего в основе русского православия.
Никакой тени, никакой глубины. С технической точки зрения это вызов для художника. Лица преображены, существуют вне времени: Вячеслав называет их лики — это слово из древнего церковного русского языка. Образы святых — лишь духовные. Икона по сути своей — абстрактное произведение, если использовать максимально широкое значение термина.
«С Джотто и перспективой западное искусство выбрало эстетически совершенную модель. Русское искусство всегда предпочитало внутренний свет и этическую правду» — говорит иконограф. Россию не затронули Возрождение и гуманизм: первые светские портреты появились уже после 1650 года. Культурная отсталость? Нет, это духовное превосходство над упадочным и испорченным Западом. По крайней мере, именно такой концепции долго придерживалась православная церковь, и она еще жива в исторической памяти русских.
Следы и сущность
Отец Вячеслав Савиных имеет много общего с Андреем Рублевым (1360-1430), легендарным «русским Джотто», который жил в конце XIV — начале XV века. Это был величайший иконописец, почитаемый православной церковью как святой. Отец Вячеслав шел по полустертым следам Рублева, изучил каждый его мазок, сохранившийся до наших дней, и продолжает это делать, поскольку «ему еще многому надо научиться». Он придерживается тех же аскетических и вместе с тем гармоничных взглядов на жизнь и религиозность, как и монах Рублев, если судить по тому немногому, что о нем известно. Рублев несравненным образом выразил это в своих творениях.
Семидесятипятилетний Вячеслав окончил Строгановский университет искусств в Москве и «написал» свою первую икону в 1973 году. Это было еще при СССР. Мало церквей было открыто, невелик был спрос на иконы. Но художественное и духовное измерение, которое он открыл, заставило его полностью изменить свою жизнь. Он продолжил писать иконы. Вслед за этим пришло решение стать монахом. «Чтобы изображать святых, полезно придерживаться такого же образа жизни, как тот, что вели они», — с улыбкой говорит Вячеслав.
В рабочем кабинете отца Вячеслава — фотография Николая II, последнего царя. Православная церковь всегда служила самодержавной власти. Этот монах — консерватор. Он настоятель московского Андроникова монастыря, в котором жил и работал Андрей Рублев, и где находится музей его имени, собравший шедевры православного искусства с XIII по XIX века.
Где-то здесь же и могила Рублева. Как говорят археологи, она может находиться под Спасским собором, самой старой церковью Москвы. В криптах, которые неоднократно разоряли захватчики и гражданские войны, была найдена обувь и рясы по крайней мере двух монахов, погребенных в год смерти художника. Монастырские архивы, подвергшиеся такому же разорению, не помогают идентифицировать их. Известно, что в 1430 году в Андрониковом монастыре вскоре после смерти Рублева умер и его ближайший друг Даниил Черный, тоже иконописец.
Женщина, продающая билеты и музейные каталоги, может рассказать вам истории про шуршание и тени, появляющиеся в монастыре после того, как его закрывают для посетителей, и не прекращающиеся всю ночь. Впрочем, любой, у кого есть самое минимальное воображение, может почувствовать в этих стенах нечто древнее, глубокое и молчаливое.
Это, безусловно, почувствовал Андрей Тарковский, снявший в Андрониковом монастыре многие сцены своего фильма «Андрей Рублев» (1966), вдохновленного легендой о святом живописце. Это притча о художнике — творце красоты, который противоставляется «политику» — разрушителю и убийце, на чьи зверства ошеломленный герой вынужден смотреть, в конечном счете с ужасом находя в них свое отражение. Фильм рассказывает о том, как русские сопротивлялись татарскому игу, опираясь на свою духовную силу и творчество. Это метафорическая критика коммунистического режима (не зря Брежнев запретил этот фильм). Фильм полон размышлений о наследии древней языческой Руси и о православном мистицизме, которые питали священного живописца, ставшего символом национальной идентичности.
Метафизическая троица
В Спасском соборе Андроникова монастыря остались лишь следы фресок, нарисованных Рублевым. Иконостас, деревянная стена, отделяющая неф от алтаря, тоже был его работы. Он уже давно прекратил свое существование. В сегодняшнем иконостасе есть и несколько икон, написанных отцом Вячеславом. Монах останавливается перед своей «Троицей». Он работал над ней более года. Он следует канону «Троицы» Рублева, выставленной в Третьяковской галерее здесь же, в Москве.
Икона XV века реконструируется в личном, современном ключе. Речь не о стиле, а об общем композиционном аспекте. Это метафизическая живопись. И все же кажется, что она была нарисована Рублевым шестьсот лет тому назад.
«Иконописец следует канонам и избегает произвола. Но он не душит свою индивидуальность, которая все равно проявится: это не только священное изображение, но и искусство», — говорит монах Вячеслав.
Следуя традиции, Вячеслав Савиных не ставит подписи: у иконы есть автор, но она является плодом общего опыта и общего сознания. Ты должен чувствовать себя частью единого целого.
Это искусство, тысячу лет сопровождавшее русское православие, выражает духовные идеалы всего народа, с которыми продолжает себя идентифицировать национальная культура, даже в своем светском проявлении.
Иконы народа
Православные русские молятся перед иконой с открытыми глазами. Они исповедуются иконе, в присутствии попа. Это не декоративный предмет. Это врата, позволяющие войти в сакральное измерение. «Действие, разворачивающееся перед нашими глазами, не подчиняется законам земного существования», — объясняет ведущий русский специалист по иконам Леонид Успенский. Это эмоциональный опыт. И это относится ко всей православной литургии. Это народная литургия, тем самым связанная с дохристианским опытом.
Священников-эрудитов всегда было немного. В церквах нет скамеек, верующие все время в движении. Они переходят от одной иконы к другой, резко кланяясь и осеняя себя крестным знамением. Когда кто-то причащается, остальные поют хором, а поп продолжает службу. В своем рассказе «Святой ночью», написанном в 1866 году, Антон Чехов описал эту атмосферу: церковная служба казалась рынком, на котором сновали туда-сюда люди, и царила «какая-то сплошная, детски-безотчетная радость».
В праздновании Пасхи, самого главного праздника для русских, близость литургии с языческими ритуалами начала весны более очевидна, чем где-либо. Троекратный поцелуй, которым обмениваются в полночь, а затем в течение всего воскресенья со словами «Христос воскресе» — это поздравление с окончанием зимы и появлением новой надежды. Благословление икон, которые носят из дома в дом в Пасхальный понедельник — общинный ритуал, который в той или иной форме существует не первое тысячелетие.
Русская православная церковь признает своей народную литургию со всем ее языческим наследием. К Божественной тайне нельзя подойти рационалистично. Человеческий ум не в состоянии ее понять. Лишь духовная трансцендентальность позволяет приблизиться к ней. Иконы — краткое воплощение и вместе с тем суть этой литургии, мистического и нерационального взгляда на религию и на жизнь.
Идентичность
Религиозный антирационализм православия, «кратко изложенный» в иконах, оказался созвучен романтической чувствительности гигантов литературы XIX века и деятелей славянофильства. Гоголь, Достоевский, Толстой, Тургенев, философ Василий Розанов и многие другие отправлялись в паломничества к святыням православных мистиков в поисках «русской души». Духовным средоточием национального сознания стал монастырь Оптина Пустынь в Калужской области, примерно в 200 км от Москвы. Это место соответствовало общинным чаяниям этих интеллектуалов. По словам историка Орландо Фиджеса, это был «священный микрокосм их идеальной России».
Иконы распространились в России в X веке. Они приходили из Византии. В течение двухсот лет их писали в греческом стиле. Но когда установилось татарское иго, Византия оказалась далеко. Священные изображения приобрели оригинальный русский характер. В конечном счете они пришли к художественной вершине, достигнутой Андреем Рублевым. И стали выражением духовного единства народа.
Восточные корни русского христианства повлекли за собой тот факт, что московская империя стала теократией, соединявшей церковь и государство, правитель которого имел божественную природу и был известен как царь, подобно цезарям Византии и, в более раннее время, Рима. Когда Константинополь оказался в руках турок, русская церковь провозгласила Москву «третьим Римом», последним престолом «истинной религии», единственной надеждой христианского мира на спасение.
Мессианство стало идеологией царской империи, изоляция от Запада укрепилась и оставалась прочной на протяжении веков, закрепившись в исторической памяти русских. Это необходимо знать тем, кто хочет понимать, что происходит в Москве, как Россия видит свою роль в мире и как Россию воспринимает остальной мир. История страны и ее настоящее в большой степени объясняют монастыри и иконы, красная нить, объединяющая Андрея Рублева и таких людей, как Вячеслав Савиных. И время расщепляется и вновь прибывает туда, откуда оно начало свой путь — в Андроников монастырь.
