«Ты плакала в тот день, когда тебе пришлось переехать из родного дома к мужу?» Нур, афганка и дочь талиба, пристально смотрит на гостью. Эта совсем еще молодая девушка ждет ответа с лихорадочным нетерпением. Как и на все остальные вопросы о жизни на Западе, христианстве, добре и зле. Мягкий свет и типичный для пакистанского Карачи сухой ветер омывают балкон, куда она вышла подышать и окинуть взглядом горизонт: приятная возможность вырваться из уготованной женщинам жизни домашней узницы. По улице идет группа парней, украдкой поглядывая в ее сторону: черноглазая девушка инстинктивно прячется внутри. Но что ответить 15-летней Нуре, которая с рождения наблюдала за тем, как ее мать сидит в четырех стенах? Ее отец родом из афганского Газни. Он — мулла. С юных лет он вступил в афганский джихад против СССР, был дипломатом и представителем талибов, когда их фудаменталистский режим стоял у власти в стране (1996-2001). Сейчас он вынужден жить в изгнании в Пакистане, как и ряд других представителей руководства талибов.
Для большинства этих женщин мое появление стало первой встречей с иностранкой. «А вино ведь вредно для здоровья, так?» — продолжает непредсказуемая Нур. За ее спиной виднеется один из редких в доме предметов декора: фотография черного камня (находящаяся в Мекке исламская реликвия) в рамке. «Похоже, что камень становится все чернее: это потому, что в мире совершено так много грехов», — беспокоится она. Она разрывается между живейшим интересом к Западу и повседневной жизнью, которая проходит в подчинении радикальному исламу отца. Нур в смятении, она даже перестала расти…
Ворох дел
Все произошло после гибели ее старшего брата в 2012 году: тот в 17 лет отправился на священную войну с НАТО в Афганистан. Этот шок нанес ей душевную травму. «Чуть позже она тоже захотела уехать и стать смертницей, чтобы отомстить американцам: ее пришлось удерживать силой», — рассказывает дядя Валид. С недавних пор она принимает «лекарство от нервов» и пишет в дневнике стихи о смерти. Нур — кокетка (подведенные глаза и драгоценности), однако носит черное платье и платок и часто погружается в чтение религиозных книг. Ее в равной степени манят свободы Запада и отталкивает его образ жизни. Когда она взяла у мужчин компьютер, то сразу же бросилась показывать кузинам видео с исламистских сайтов, на которых молодые британские мусульмане наставляют подвыпивших англичанок у входа в ночной клуб в Бирмингеме… У Нур нет сомнений: «Они курят и пьют, никакой муж не будет их уважать, потому что подумает, что ими уже “попользовались”»…
До того как отец не ограничил доступ в Facebook, она переписывалась с одной австралийкой, которая в 14 лет «уже делала плохие вещи с мужчинами». Ее 17-летняя сестра Наджиба тоже пытается сдержать гнев после гибели брата и считает своим долгом помогать матери. Ее жизнь напоминает каждодневный марафон с предрассветной молитвой, готовкой, стиркой и уходом за маленькими детьми… Потом они с 18-летней двоюродной сестрой Хумой идут в женский образовательный центр. По возвращении домой вечером их ждут другие дела, а потом книги с хадисами (изречениями Магомета). Как-то днем я застала хрупкую Хуму спящей прямо на полу в одной из комнат. Она совершенно выбилась из сил… По выходным девушкам совершенно нечем заняться. Им нельзя даже сходить в салон красоты, потому «это неприлично» и может «навлечь позор на семью».
Когда речь заходит об их отсутствии свободы, Хума отвечает бесстрастным тоном: «Пророк сказал, что дом — лучшая из мечетей для женщин». Словно убеждая саму себя, она обличает «пороки» Запада: «В Европе нет уважения к женщинам. Все, что хотят мужчины, это воспользоваться ими для удовольствия». Хума и ее кузины считают «несправедливым» закон о запрете паранджи во Франции, а сами они никогда не выходят на улицу без абайи (длинная черная туника) и никаба (покрывала с прорезью для глаз). «Это мой выбор, — говорит Наджиба. — Благодаря никабу меня больше уважают, мужчины не решаются ко мне приставать». Но она не скрывает, что ее отец поставил ношение никаба условием продолжения учебы… Кроме того, закрытое лицо становится для нее защитой от приставаний на улицах, которые являются бедствием всего Пакистана и встречаются даже в ее квартале.
Как-то утром я застала девушек в состоянии сильнейшего возбуждения: полиция провела рейд в соседнем доме. Тот служил прибежищем для контрабандистов, которые похищали, а затем продавали молодых пакистанок… Взбудораженная увиденным Наджиба критически отозвалась о тех людях с Запада, которые считают их угнетенными женщинами: «Дать нам свободу они могут, не избавив нас от абайи, как они говорят, а уйдя из Афганистана! Это дало бы нам настоящую независимость».
На нашей следующей встрече в июне 2015 года (после терактов в Charlie Hebdo) их переполняет гнев из-за карикатур на Мухаммеда. «Я любила Францию, но эти карикатуры разбили мне сердце», — заявляет Нур. Ее мать Сорайя даже говорит, что была «рада» новости о гибели художников: «Так распорядился Всевышний, потому что они причини много зла нашей вере».
Однако полгода спустя их настроение совсем другое, и они говорят, что были поражены терактами в Париже. Эти террористы «не могут назваться мусульманами», — считает Наджиба. Она «плакала», узнав и гибели «стольких невинных людей». Их отцы относятся к образованному и умеренному крылу талибов, которые согласились на образование дочерей, если то будет исламским и раздельным. Они открыли пять школ в Газни, где учатся около 400 девушек. Хума и Наджиба радуются, что смогут хоть немного контролировать ход своей жизни, но их поле для маневра очень мало…
Их отцы «выбрали» будущих мужей среди «уважаемых» семей, и их обручили в 15 и 16 лет. «Слава Аллаху, я избавлена от трудностей с поиском мужа», — говорит Хума. «Раньше она была очень серьезной, но с тех пор разговорилась, даже шутит», — смеется Наджиба. Хуму охватывает волнение, когда она рассказывает о первой встрече с женихом, афганцем 23 лет: «Мне было так не по себе, что я не знала, куда сесть». Но в первую очередь ее радость связана с тем, что будущая свекровь «разрешила» ей закончить учебу. Наджиба же с некоторой холодностью говорит о женихе, который сейчас работает в Иране.
В отличие от матерей им разрешили получить профессию, только вот выбрали ее их отцы: обе они станут акушерками в родной провинции. «Афганские женщины много страдали, а их жизнь очень тяжела: мы хотим посвятить жизнь тому, чтобы помогать им», — говорит Хума. Они вместе с кузиной будут работать в двух роддомах, которые построила их семья неподалеку от их будущего места жительства. При этом отцы поставили одно очень важное с точки зрения ислама условие: они будут работать вместе с мужьями, которые станут директорами роддомов.
«Мне нужно быть скромной»
Сестра Хумы Махин, 14-летняя хрупкая брюнетка с угловатыми чертами лица, стремится к большей независимости. Два года назад она поразила меня своей живостью духа. Она хотела стать журналисткой, училась говорить, стоя перед зеркалом, показывала свои первые статьи, которые опубликовали в исламском журнале. «Мне хотелось узнать все о мировоззрении других народов, путешествовать, фотографировать», — рассказывает она. Но в прошлом году ее ждало жестокое разочарование. Отец разрушил ее мечту и заявил, что она станет учительницей в одной из открытых им школ. Общение с незнакомыми мужчинами на работе, необходимость время от времени снимать абайю — отец посчитал все это неприемлемым. Кроме того, «в Афганистане не нужны журналистки», — подвел он конец спору. Махин не стала противиться. «Я — мусульманка, мне нужно быть скромной», — вздыхает она.
Наджиба и Хума продолжают учебу, бесплатно работая несколько вечеров в неделю в местном роддоме. Для них — это глоток свежего воздуха, возможность побыть вдали от семьи. Сопровождая их к клинике, я ощущаю радость от свободной прогулки с ними, пусть она продолжается всего несколько сот метров, а рядом идет мужчина из семьи. Издалека они похожи на призраков: помимо абайи и никаба они надевают черные чулки и перчатки. Настоящее испытание, потому что летом на улице за 45 °C. Но эти вечера все равно дают ощутить вкус свободы…
В ожидании пациентов они пьют чай и сплетничают с гинекологом Файзой, которая открыла эту дешевую благотворительную клинику на первом этаже своего дома. «Наджиба и Хума — подруги, они всегда честны и не боятся медицинских трудностей», — говорит она. Этим вечером они делают прививку ребенку и занимаются женщиной, у которой возникли осложнения во время беременности.
Во время последнего визита в декабре я вижу, что Наджиба похудела. Ее двоюродная сестра вышла замуж и уехала в Афганистан вместе с матерью и тетей раньше, чем ожидалось. «Хума была так рада, что танцевала по всему дому», — рассказывает Наджиба, опуская усталый взгляд. Она скучает по ней и сгибается под грузом свалившихся на нее домашних дел. По ее словам, она сама не спешит выходить замуж и хочет сначала закончить учебу. Ведь после брака ей придется «потратить много времени» на уход за родителями мужа. Связан с ними и ее главный страх: «Быть может, они захотят, чтобы я бросила учебу, а это вызовет большую напряженность…»
