Предложения прагматиков об урегулировании украинского кризиса — измена важнейшим принципам и ценностям ради краткосрочных выгод.
Как Россия и Запад расценивают друг друга? Каковы взгляды экспертов на конфронтацию между Россией и Западом? Как ученые объясняют российско-украинскую войну и гамбит России в Сирии? Каковы корни западной мифологии о России, и почему Запад оказался не в состоянии спрогнозировать и понять траекторию российского движения? Это десятая часть эссе из серии, в которой делается попытка ответить на эти вопросы. Девятую часть можно прочесть здесь.
Что предлагали прагматики в 2014 — 2015 годах для преодоления украинского кризиса? Интересно оглянуться и посмотреть, насколько практичными и осуществимыми были их советы. Сага российско-украинской войны не завершена, и экспертному сообществу в предстоящие годы придется снова и снова обращаться к этой драме.
Давайте взглянем на позицию Генри Киссинджера по Украине. «Если Украина хочет выжить и процветать, она не должна быть форпостом одной стороны против другой. Она должна быть мостом между ними». Я бы ответила, что Украина уже была страной-маятником, качавшейся между Западом и Россией. Конечным результатом таких колебаний стал Майдан. Кстати, каким образом Киссинджер намеревается превратить Украину в мост? Заключить соглашение между Западом и Россией, в котором Украине будет отведена роль моста? Если так, то очередной Майдан будет неизбежен, поскольку большинство украинцев сегодня поддерживают идею евроинтеграции и вряд ли согласятся вернуться в «серую зону». Киссинджер делает однозначный вывод: «Украина не должна вступать в НАТО». И он настаивает на том, что «интересы России в определенной мере надо учитывать». Знакомое заклинание!
А вот как предлагают договариваться с Путиным Роберт Блэкуилл (Robert D. Blackwill) и Дмитрий Саймс (Dimitri K. Simes): обеспечить «территориальную целостность Украины за исключением Крыма»; согласиться на ассоциацию Украины с ЕС, но при условии «трехсторонних консультаций по поводу влияния постепенного сближения Украины с ЕС на экономику России»; и подтвердить то, что «Украина не будет вступать в НАТО» (что равноценно ограничению украинского суверенитета). Грэм предлагает Украине следующий план: внеблоковый статус, децентрализация, некий официальный статус для русского языка, экономический пакет помощи из американских, европейских и российских ресурсов. (Москва ни в коем случае не предоставит «ресурсы» без уступок — и каковы будут эти уступки?) Киев должен предложить «конституционные реформы, в которых найдут признание эти российские озабоченности» (это по сути дела означает, что Украина в своей конституции должна признать российские требования).
Майкл О’Хэнлон (Michael O’Hanlon) и Джереми Шапиро (Jeremy Shapiro) думают примерно так же, но в одном вопросе заходят еще дальше, чем остальные эксперты: «Россия может заявить о своих исторически обоснованных претензиях на Крым, но тогда ей придется провести при участии внешних наблюдателей референдум, который и определит будущее данного региона». Такой довод об «исторически обоснованных претензиях» создаст прецедент для Турции, у которой еще более обоснованные в историческом плане претензии на Крым; Германия может потребовать Калининград, а Швеция устремит взгляд на Киев, ведь там когда-то правили викинги. А потом она может вообще потребовать все Великое Княжество Московское.
Сэмюэл Чарап (Samuel Charap) и Джереми Шапиро призывают к заключению «новой сделки», предусматривающей мероприятия организационного характера, которые «будут приемлемы для России». Трудно найти хоть что-то приемлемое для Кремля, который довел до совершенства свое искусство выдвигать нескончаемый поток требований о практических результатах. Эти эксперты признают, что «такая сделка потребует непростых компромиссов», скажем, «признания особой роли России в ее географическом окружении, и прекращения продвижения НАТО и ЕС к российским границам». Это возврат к доктрине Брежнева, многое говорящий нам о том, как эти эксперты смотрят на сегодняшний баланс сил и слабостей, а также на способность Запада разработать такую стратегию, которую Кремль не посчитает его капитуляцией.
Почетный президент Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relations) Лесли Гелб (Leslie H. Gelb) представил самое эмоциональное предложение о «новой сделке» с Россией, которое выглядит как наглядный пример западного идеализма. Смотрите сами. Гелб утверждает, что Россия будет создавать проблемы, если Запад не предложит Москве «разрядку +», в рамках которой придется восстановить «статус России как великой державы». Это заставит Москву «вести себя сдержаннее и соглашаться на сотрудничество», а Путин прекратит «попытки запугивания и подчинения соседей». Но зачем Путину и Кремлю великодержавный статус для России, если не для запугивания и подчинения? Здесь мы сталкиваемся либо с непониманием того, как работает Российская Система, либо с новой попыткой сделать вид, будто агрессивность России можно нейтрализовать, признав, что она великая держава. В любом случае, такие инициативы вряд ли указывают на политические и нравственные преимущества Запада. Они также дезориентируют официальную Москву, искушая ее проверить Запад на готовность мириться с российскими авантюрами. Но нам, русским, эти провокации больше не нужны!
Прагматики также предлагают «мораторий на переговоры о соглашении об ассоциации с ЕС и на членство в возглавляемом Россией Таможенном союзе». (Такой сценарий также означает, что Украина вернется на российскую орбиту.)
Объясняя потребность в «компромиссе с Россией по вопросу геополитической ориентации Украины и российского влияния на востоке Украины», один из ведущих знатоков России утверждает: «Такова реальность, которую должны признать Запад и Киев с учетом ресурсов украинского государства и нежелания Запада идти на жертвы». Я согласна, что это нужно учитывать. Но этот знаток приходит к любопытному заключению: «Такой исход… даст украинцам возможность сосредоточиться на архисложных задачах по восстановлению экономики и проведению политических реформ, и убережет их от острого геополитического соперничества и сопротивления на востоке. Неплохой итог». Он что, серьезно? Разве отказ Запада сотрудничать с Украиной поможет ей осуществлять реформы — ведь в результате такого отказа она окажется в объятиях Москвы? В любом случае, это смелое аналитическое заключение, не имеющее прецедента в практике переходных периодов.
Есть еще один сценарий, явно прельщающий определенные европейские круги, а именно дипломатов из Германии, Австрии и Брюсселя. Это решение, предусматривающее тесное сотрудничество между ЕС и Евразийским союзом. Иван Крастев (Ivan Krastev) и Марк Леонард (Mark Leonard) выступают за такой сценарий, утверждая, что Евразийский экономический союз (ЕАЭС) «предлагает сотрудничество на условиях ЕС через торгово-экономические связи вместо военного соперничества». Авторы очевидно полагают, что эти две структуры могут сотрудничать, потому что ЕАЭС создан на тех же принципах, что и ЕС, и призывают Брюссель «признать право России на свой собственный интеграционный процесс». В любом случае, они приходят к выводу, что два интеграционных проекта могут сосуществовать и даже частично совпадать.
Думаю, авторы предлагают концепцию, которая вряд ли осуществима. По правде говоря, Москва создала Евразийский союз, чтобы узаконить свою сферу интересов. Эта организация существует как клуб авторитарных государств, по своим принципам далекий от ЕС. Скорее, Россия и прочие страны-члены ЕАЭС заключили сделку, по условиям которой они сохраняют верность Москве, но за плату. Нет, Москва не пользуется военными средствами, чтобы удержать другие государства на своей орбите, но она применяет методы экономического принуждения. Если такой союз действительно работает как ЕС, то почему Украина бежала с этого корабля? Когда Европа признает право Москвы на формирование союза независимых государств, она по сути дела признает ее право на собственную сферу интересов. Если члены ЕАЭС добровольно хотят существовать в этой сфере, это их выбор. Однако я не могу себе представить, как два объединения, созданные на разных принципах и идеях, смогут сотрудничать по широкому кругу вопросов. Штефан Майстер (Stefan Meister) назвал эту идею диалога между несовместимыми партнерами «погоней за химерой». Механизмы Евразийского экономического союза «по своему замыслу противоречат принципам ЕС… и поэтому невозможно даже начать переговоры об экономическом сотрудничестве, и тем более об экономической интеграции», написал Майстер.
В конце 2015 года идея тесных связей между ЕС и ЕАЭС продолжала существовать, проталкиваемая немецким министром иностранных дел Франком-Вальтером Штайнмайером и главой Еврокомиссии Жан-Клодом Юнкером. Старший директор по вопросам прав человека из Института Маккейна за международное лидерство (McCain Institute for International Leadership) Дэвид Крамер (David J. Kramer) высказал следующую мысль: «… говорить о паритете между двумя организациями — значит подрывать легитимность существующего много лет ЕС и оказывать доверие зарождающемуся ЕАЭС…. Легитимизация Евразийского союза деморализует страны, которые были вынуждены вступить в него…. Предложения Юнкера и Штайнмайера могут создать у Путина впечатление, что ЕС полон желания вернуться к прежнему состоянию вещей, и что Кремль может преодолеть санкции Евросоюза…. Идея тех, кто предлагает что-то для его умиротворения, опять же является ошибочной идеей».
И наконец, еще два комментария по поводу Евразийского экономического союза, которые, на мой взгляд, наносят сокрушительный удар по этой идее. Ханнес Адомеит (Hannes Adomeit) пишет: «Предназначение Евразийского союза с виду экономическое. Но его основные цели геополитические, и их достижение осуществляется экономическими средствами». Андерс Аслунд (Anders Aslund): «Цель Путина состояла в преобразовании Таможенного союза в Евразийский экономический союз к 2015 году и в превращении его в политический аналог Европейского Союза, хотя Белоруссия и Казахстан не соглашались на более тесную политическую интеграцию…. Единственная возможность разобраться в торговой политике Кремля — смотреть на нее как на политику, смешанную со старым советским экономическим мышлением».
Я едва не забыла упомянуть о том, что сотрудничество между ЕС и Евразийским союзом — любимый сценарий Кремля. Лавров не устает объяснять, как Россия и Запад могут начать процесс взаимного сближения: давайте начнем диалог между ЕС и Евразийским союзом, нацеленный на продвижение к «интеграции интеграций», формируя новое пространство от Атлантического до Тихого океана! Какое-то время эта идея была ключевой в российской пропаганде, и ее даже поддерживали некоторые западные обозреватели. Трудно поверить, что это говорит тот самый Кремль, который относится к Западу как к враждебной цивилизации.
Мне эта идея напоминает призывы к конвергенции, к сближению социализма и капитализма, которые звучали в некоторых кругах в 1970-е годы. Но Москва готова начать переговоры о сотрудничестве, дабы выйти из изоляции, и в соответствии со своей давней традицией вступить в дебаты по второстепенным вопросам, а сама будет тихо проталкивать свою подлинную повестку. Как мы можем увидеть, прагматики и прочие эксперты, склоняющиеся к такой точке зрения (будем надеяться, ненадолго, и не по всем вопросам), продолжают настаивать на возврате к концепции ограниченного суверенитета, которую Советский Союз подкреплял своим вторжением в Венгрию в 1956 году и в Чехословакию в 1968-м. В сегодняшней ситуации Кремль заявляет о своем праве определять внутренние структуры соседних государств и внеблоковый статус Украины; Москва участвует в переговорах Брюсселя и Киева об ассоциации и требует «конституционных гарантий», снимающих российские озабоченности; а руководство в Кремле требует признать российские притязания на Крым разумными и исторически обоснованными. Все это говорит о попытке России навязать Киеву такую модель государственности, в которой он будет лишен права определять не только свой внешний курс, но и внутренний. Более того, это поможет российской системе продлить свою жизнь не только за счет создания благоприятных внешних условий для укрепления персонифицированной власти, но и за счет формирования доводов в пользу требований о дальнейших уступках.
Похоже, что в западной «книге советов» с каждым днем появляются новые страницы. Вот одна из них: «Идеальная цель подхода в период после перезагрузки… могла бы состоять в налаживании более тесных отношений между Соединенными Штатами и коммерческими в своей основе силами российского руководства и бизнес-элиты». (Эндрю Вайс (Andrew Weiss)) На первый взгляд, это выглядит как альтернативный подход, автор которого призывает оставить в стороне вопросы безопасности и заняться мирной повесткой. Но насколько реалистично это предложение? Где в Кремле можно найти «коммерческие силы», замыслы которых отличаются от путинских? Назовите имена, пожалуйста! Я буду крайне заинтригована, если среди этих «коммерческих сил» удастся найти кого-то, кто рискнет и продемонстрирует единство взглядов с представителями враждебной державы. Позволит ли Путин своей бизнес-элите сотрудничать с американцами по вопросам, которые противоречат его курсу на конфронтацию с Западом?
Иногда я затрудняюсь сказать, что имеют в виду прагматики, описывая ситуацию следующим образом. Чарап: «У России сильные переговорные позиции по сравнению с Украиной и с Западом». Хорошо, у Москвы есть рычаги влияния в отношениях с Киевом. Но какими козырями она может похвастать в отношениях с Западом? Можно ли считать сильной позицией то, что Москва обладает ядерным оружием и способна создавать помехи? На мой взгляд, прибегать к таким средствам является знаком отчаяния, а не силы. А вот еще одна «переговорная позиция»: «Москва способна создавать условия для беспорядков и волнений». Но почему в таком случае Кремль решил уйти из Сирии, не дожидаясь урегулирования, к которому призывает Москва и прагматики? Может, козыри у него не такие уж и сильные?
Еще один любимый конек прагматиков — это поиск механизмов нового диалога. Выступающий за «тихую дипломатию» Румер жалуется: «Соединенные Штаты редко предпринимают попытки напрямую контактировать с российским президентом по вопросу кризиса на Украине… нет свидетельств того, что американские лидеры пытались наладить контакт с Путиным и с его окружением… понять озабоченности российского руководителя, его требования, его мысли по поводу урегулирования ситуации». Другие прагматики постоянно говорят о необходимости создания «надежных каналов связи» и поиска «по обе стороны заслуживающих доверия партнеров, дабы избежать просчетов».
Создание «каналов» с Москвой — это такая новая мода в мире экспертов и политиков. Политик из британской Лейбористской партии Дес Браун (Des Browne), бывший министр иностранных дел России Игорь Иванов и сопредседатель Инициативы по сокращению ядерной угрозы Сэм Нанн (Sam Nunn) заявляют, что «трудные времена требуют смелых действий», и предлагают следующее, что, по их мнению, является таким смелым действием: «Первый шаг — создание новой „группы лидерства по евроатлантической безопасности“ с полномочиями от президентов, премьер-министров и министров иностранных дел. Группа лидерства должна вести постоянный диалог на высоком уровне, уделяя основное внимание выработке конкретных рекомендаций по ключевым вопросам, касающимся украинского кризиса и в целом евроатлантической безопасности, и связывая воедино вопросы политики, экономики и безопасности». Легко можно догадаться, кого авторы этой идеи желают видеть в составе «группы лидерства».
Очевидно, что неспособность найти решение проблем вынуждает экспертов и политиков искать имитацию выхода в надежде на то, что проблема каким-то образом рассосется сама собой. Но идущий на высоком уровне диалог и сетевые игры уже много лет занимают всех и каждого, и сегодня нет недостатка каналов, в том числе, высокого уровня. Весь 2014 год западные лидеры, включая президента Обаму, находились в тесном контакте с Путиным, а Меркель связывалась с ним постоянно. (В период между российской аннексией Крыма в марте 2014 года и встречей G-20 в Брисбене в ноябре 2014 года Меркель провела около 40 телефонных разговоров с Путиным.) Разве этого недостаточно, чтобы понять российские озабоченности? А что касается диалога политиков и экспертов, то для него каналы существовали всегда. (Одним из них была российско-американская Двусторонняя президентская комиссия, созданная во времена перезагрузки, а еще были многочисленные совместные комиссии России и ЕС.) Но ни по одному из этих каналов предотвратить конфронтацию не удалось. Разве приглашение Киссинджеру, Примакову, Брауну, Иванову и Нанну стать таким каналом может спасти ситуацию, если проблема не в отказе российского лидера идти на компромисс, а в самой логике российской системы?
На самом деле, надо искать способы, чтобы остановить дальнейший развал мирового порядка. Но проблема в том, что слишком часто предлагаемые рецепты кажутся тем же самым старым идеализмом, который способен лишь спровоцировать создателя помех на безрассудные действия. Смотрите сами: один авторитетный российский эксперт утверждает, что российское руководство «переопределило свою страну, и теперь смотрит на нее как на не-западную державу, находящуюся в поисках нового мирового порядка» (я согласна с таким заключением). Но если так, насколько реалистичен призыв этого эксперта «создать комплекс мер по укреплению стратегического доверия» между сторонами, у которых несовместимые взгляды на мир? Насколько осуществимо предложение «еще шире открыть двери для международных обменов»? Согласится ли элита, желающая сделать Россию «не-западной» страной, чтобы Запад по-прежнему оказывал влияние на ее население?
Давайте обратимся к докладу Валдайского клуба (2014 г.), в котором недвусмысленно воспроизводятся доводы прагматиков:
«Ключевые внешние игроки (Россия, США и ЕС) должны объединить свою позицию по концепции будущего Украины»;
«Миссия международных наблюдателей, в том числе, из России и других стран СНГ, должна следить за событиями на Украине и проверять информацию»;
«Участие Украины в любых интеграционных проектах, как западных, так и восточных, следует временно приостановить»;
«Украина должна взять на себя обязательство неукоснительно придерживаться своего внеблокового статуса… Возможно, Украине целесообразно рассмотреть вопрос о демилитаризации».
Такова модель украинского государства, согласно изложению в докладе. То есть, она должна быть основана на консенсусе внешних сил: «Эти шаги должны привести к формированию нового украинского государства на основе широкой федерации и конфедерации, но с сохранением нынешних границ и самых важных общих функций. Что важно, регионы получат право самостоятельно осуществлять следующие функции: избирать местные органы законодательной и исполнительной власти, управлять местными правоохранительными органами, определять экономическую политику и осуществлять внешнеэкономические связи». Последнее требование равноценно расчленению украинского государства.
Учитывая то, что такая форма государственного устройства идет вразрез с пожеланиями подавляющего большинства украинцев, этот сценарий можно только навязать Украине силой. Однако это обстоятельство, похоже, не очень сильно беспокоит международную команду из Валдайского клуба. Доклад заканчивается предупреждением: «Украинская коллизия ставит ключевых мировых игроков на перепутье: либо возобновлять трудные дипломатические маневры в поисках нового мирового баланса, либо пытаться готовить конфликтующие силы к новой конфронтации. Выбор пока не сделан». Здесь можно услышать непоколебимый голос Кремля. Намек понятен: если не согласны, готовьтесь к очередной конфронтации.
Разница во взглядах прагматиков и нормативистов наглядно показана в повестке «группы Бойсто». План из 24 пунктов по урегулированию украинского кризиса был подготовлен в 2014 году группой российских и американских экспертов при поддержке Финляндии. Я упоминаю эту дискуссию, потому что она продемонстрировала различия в подходах и мотивации. И эти различия наверняка сохранят свою актуальность в будущем.
Нормативисты выступают против попыток урегулирования украинского кризиса без участия самих украинцев. «Такое решение усиливает худшие инстинкты, преобладающие сегодня среди россиян, а возможно, и среди некоторых американцев, которые полагают, что Украина не является в действительности независимой страной, и что Россия с одобрения США может решать ее судьбу. Никого от Украины на встречу в Бойсто не пригласили, из-за чего рассматривать эту инициативу всерьез невозможно», — написали нормативисты в своем коллективном письме «группе Бойсто». Они не согласились и с другими аспектами этого плана. «В этой инициативе российская и украинская сторона рассматриваются как равные, а Россия не признается в качестве агрессора, хотя она осуществила вторжение на Украину», — отметили нормативисты. Им не понравилось и то, что в инициативе звучит требование о предоставлении постоянных гарантий внеблокового статуса Украины. Они посчитали, что украинцы должны сами принимать решение по этому вопросу.
Член «группы Бойсто» Раджан Менон (Rajan Menon) так ответил на эту критику: «Те из нас, кто встречался в Финляндии, не решали судьбу ни одной страны…. Мы надеялись на выработку предложений… для публичной дискуссии». Соединенные Штаты часто встречаются со своими союзниками для обсуждения третьих стран.
Позвольте мне ответить на эти пункты. Во-первых, если задача «группы Бойсто» состояла в том, чтобы дать толчок дискуссии, то она была выполнена. Во-вторых, если Вашингтон что-то делает, это вовсе не означает, что экспертное сообщество должно делать то же самое. Более того, как отметил Менон, Соединенные Штаты действительно обсуждают третьи страны со своими союзниками. Но в Бойсто американцы обсуждали жертву агрессии не с союзниками, а с представителями самого агрессора. В конце концов, решение о поездке российской делегации принимало руководство. Неужели кто-то считает, что представители российских государственных ведомств (академии наук) могли обсуждать тему Украины с американцами без официального разрешения Кремля? (Кстати, в состав российской делегации входил бывший директор Службы внешней разведки генерал Вячеслав Трубников, что свидетельствует о заинтересованности Кремля в этой инициативе.)
Я ни в коем случае не утверждаю, что американские эксперты должны обсуждать Украину только с российским гражданским обществом. Но когда они обсуждают Украину с официальными российскими представителями и без участия украинцев, возникает невольная мысль о том, что это играет на руку Кремлю. Так или иначе, план Бойсто соответствует замыслам Кремля по урегулированию украинского кризиса.
Эксперимент в Бойсто показал, что существует тонкая грань между искренними попытками урегулировать конфликты и кооптацией функций посредника — в данном случае, агрессором и его покровителями. Может возникнуть вопрос, не выступаю ли я против диалога и компромиссов. Отвечу: некоторые компромиссы помогают урегулировать конфликты, другие же только усугубляют их. Предлагаемые прагматиками компромиссы зачастую подрывают важные принципы и ценности — и все ради иллюзорных или временных достижений.
Пришло время обсудить последствия такого «компромиссного» подхода. Во-первых, Россия уже дважды создала прецедент силового изменения границ (в Грузии и на Украине). То обстоятельство, что определенные силы на Западе готовы признать эти изменения, может вызвать аналогичные действия не только в Евразии и Восточной Европе, но и в других регионах мира. А это грозит разрушением и без того хрупкой системы международных отношений.
Во-вторых, любые попытки остановить кремлевскую экспансию посредством выталкивания Украины обратно на орбиту России будут лишь усиливать милитаристские и экспансионистские элементы в российском истэблишменте, провоцируя их на новые авантюры и ослабляя те силы, которые хотят примирения с Западом.
В-третьих, попытки заставить Украину согласиться на ограничение суверенитета не только лишат ее правительство легитимности, но и столкнут эту страну в пропасть гражданского противостояния и хаоса. А это может привести к распаду украинского государства и к новым посягательствам со стороны соседа. (Это настолько очевидно, что политика компромиссов похожа на сознательную или неосознанную попытку создать в этом регионе постоянную напряженность.)
В-четвертых, если согласиться на возврат к сферам интересов и таким образом подстегнуть неоимперские амбиции определенной части российской элиты, это лишит Россию возможности выйти из системы личной и имперской власти и ослабит сторонников реформ в обществе. В этом случае Россия перестанет быть страной-изгоем, а крах ее недееспособной экономической модели ускорится. Но не только. Подобные действия дискредитируют либеральную альтернативу и прозападные настроения в России.
В-пятых, компромиссный подход не только демонстрирует готовность Запада уступить давлению и политическому шантажу, но и показывает его двойные стандарты и склонность заключать сомнительные сделки и компромиссные соглашения, которые дискредитируют либеральные демократии.
Компромиссный подход — не единственная линия поведения западных экспертов. Майкл Макфол (директор Института международных исследований им. Фримена-Спольи и старший научный сотрудник Гуверовского института) дает Западу и Соединенным Штатам рекомендацию иного рода: «США и их западные союзники должны воспользоваться тем, что внимание Путина приковано к Сирии, и углубить поддержку Украины. В ответ на успехи в экономическом реформировании и особенно в борьбе с коррупцией мы можем увеличить финансовую помощь на реализацию инфраструктурных и социальных программ. Сейчас самое время поддержать украинскую армию, предоставив ей больше возможностей для боевой подготовки и поставив оборонительное оружие». Поживем-увидим, к чьему совету прислушаются западные руководители.
Аналитический доклад «Российский вызов», опубликованный в июне 2015 года Королевским институтом международных отношений (Чатем-Хаус), можно также рассматривать в качестве полной противоположности позициям прагматиков, о которой я говорила выше. Главная цель этого доклада — дать аналитическую основу для исследования нового противостояния между Россией и Западом, и обсудить выход из этой ситуации на принципиальной основе. Прежде всего, это означает отказ любому государству в праве на сферы привилегированных интересов. «Мы живем не в 19-м веке, когда зоны безопасности можно было создавать росчерком пера на карте, а к людям относиться как к мебели в комнате. Если предать Украину (а как еще можно это назвать?), а затем Молдавию и Грузию, число вишистских государств в Европе вырастет, и никакой любви, а тем более уважения к Западу не останется», — пишут авторы доклада. Их рекомендации: сдерживать действия России по принуждению европейских соседей; оставлять двери открытыми для возобновления сотрудничества, но сомневаться в возможности такого возобновления при Путине; стараться восстановить целостность европейской системы безопасности; заняться «восстановлением Украины»; сохранить санкции против России до полного решения вопроса об украинской территориальной целостности; поддерживать репутацию НАТО как силы сдерживания российской агрессии. Авторы предупреждают, что Запад не должен возвращаться к прежнему состоянию дел с Россией, и что «нельзя идти на уступки Путину из опасений перед тем, что его преемник будет еще хуже». Чатем-Хаус пошел гораздо дальше других мозговых трестов в формулировании новой западной стратегии в отношении России, но отверг компромиссный подход.
Лилия Шевцова является членом редколлегии журнала The American Interest. Автор выражает признательность Дэниелу Кеннели (Daniel Kennelly) за помощь в редактировании этой серии эссе.
