Экономический базис путинской России полностью исчерпал себя, и чтобы реанимировать экономику, необходимы хоть какие-то перемены.
Статья главы российского Следственного комитета Александра Бастрыкина о необходимости противостояния «гибридной информационной войне», которая якобы развязана против России цивилизованным миром и прежде всего — Соединенными Штатами, буквально в первые же часы после своей публикации вызвала оживленную реакцию в самых различных медиа, в том числе и в лояльных власти. Кто-то видит в предложениях Бастрыкина программу антиконституционного переворота, кто-то считает, что современная Россия и так уже напоминает страну, которую описывает глава Следственного комитета. Но важнее понять, какие причины побудили Бастрыкина выступить со статьей, в которой, по сути, очерчивается быстрый путь превращения России даже не в современный Китай, нет — а в современную Северную Корею.
А причины эти вполне банальны — речь идет о страхе. Самом обыкновенном страхе, который обычно и приводит к «закручиванию гаек». Люди, которые сейчас занимают различные должности в российском руководстве, не сильно отличаются друг от друга с точки зрения отношения к этому закручиванию. Отличия — в том, кто боится краха режима и в том, кто уверен, что с ним ничего не произойдет.
Бастрыкин выступает со своими предложениями в схожий исторический период. Экономический базис путинской России полностью исчерпал себя и для того, чтобы реанимировать экономику, необходимы хоть какие-то перемены, для которых демонтаж самого режима — хоть и не достаточное, но необходимое условие. Да, может сложиться впечатление, что сам режим спасается только драконовскими политическими методами и антиконституционным переворотом — но, как и во времена Горбачева, такой переворот может привести к неожиданному расколу элит, продемонстрировать нарастающий паралич государственной машины и лишь ускорить крах. То, что предлагает Бастрыкин, нужно было делать раньше. Намного раньше. Хотя бы ограничивать тот же Интернет по китайскому образцу или вводить уголовное наказание за «неправильные взгляды» на российскую историю и государственность — при цене нефти в 120 долларов за баррель это было бы воспринято вполне благосклонно большей частью общества, потому что стало бы частью пакета обмена прав на улучшение жизни. А в ситуации, когда жизнь ухудшается, а ограничения нарастают, это обычно и приводит к появлению все большего количества недовольных, с которыми уже не может справиться ни один Следственный комитет.
И потом китайские коммунисты — когда придумали свой отцензурированный Интернет — занимались на самом деле не ограничениями, а послаблениями. Потому что в маоистском Китае существовала строжайшая цензура на любую информацию извне — и то, что в КНР вообще разрешили доступ к Всемирной паутине — это демонстрация либерализации одного из самых бесчеловечных режимов недавнего прошлого. ЦК КПК ничего у своих сограждан не отбирал, он лишь предоставил им возможность пользоваться Интернетом — да, с ограничениями, но предоставил. А Бастрыкин пытается у российских граждан возможность беспрепятственного доступа к сети отобрать.
Но никакого другого ответа на вопрос как реагировать на снижение нефтяных цен и ухудшение экономической ситуации в стране у него, очевидно, нет. И у тех, кто согласен с его позицией, тоже. В ближайшее время эти сторонники радикальных мер будут бороться с теми, кто считает, что ничего делать не надо, россияне и без всяких репрессий любят Путина, само собой все рассосется. И тот, и другой подход ошибочен, но сторонников третьего — необходимости срочного реформирования страны и ее возвращения в цивилизованный мир — практически нет ни в российской власти, ни в большей части российского общества.
