Оригинал статьи опубликован в газете The Times 24 июня 1941 года
В Mein Kampf — «библии» национал-социалистической революции — излагаются две основные доктрины. Первая — о превосходстве арийской расы над всеми остальными — призвана польстить германскому национализму. Вторая логически вытекает из первой. Будучи лидером «конкурирующей революции», Гитлер должен был доказать, что большевизм — «неправильное» революционное движение. Ему также надо было снабдить немецких милитаристов, чья поддержка гарантировала ему успех, аргументами против заключения любого союза с Россией — ведь в некоторых кругах германского генштаба к этой идее относились положительно.
Приведенные ниже отрывки из Mein Kampf (цитируются по 25-му изданию [1933 год]) иллюстрируют оба этих тезиса: «Современные владыки России совершенно не помышляют о заключении честного союза с Германией, а, тем более, о его выполнении, если бы они его заключили. Нельзя ведь забывать и того факта, что правители современной России — это запятнавшие себя кровью низкие преступники, это накипь человеческая… [Сегодняшняя Россия] видит в Германии не союзника, а страну, предназначенную для такого же жребия. Кто же заключает союз с партнером, единственный интерес которого сводится только к тому, чтобы уничтожить другого партнера? (с. 750) Ближайшей приманкой для большевизма в нынешнее время как раз и является Германия. Чтобы еще раз вырвать наш народ из змеиных объятий интернационального еврейства, нужно, чтобы наша молодая идея сумела разбудить все силы нации и внушить ей осознание великой миссии, ожидающей нас. Только в этом случае мы сможем спасти свой народ,… пробудить те силы, которые надолго дадут нам гарантию против повторения постигших нас катастроф. В свете таких целей чистейшим безумием было бы вступать в союз с державой, во главе которой стоят смертельные враги всей нашей будущности». (с. 751-52.)
«Переговоры невозможны»
В немецкой пропаганде, рассчитанной на зарубежные страны, было принято утверждать, что заявления Адольфа Гитлера — революционера и автора Mein Kampf — ни к чему не обязывают канцлера Гитлера как официальное лицо. Однако в течение шести лет между автором и канцлером по вопросу о России никаких разногласий не возникало. Свидетельства тому — пассажи из выступлений Гитлера: «И национал-социалисты, и большевики убеждены, что их разделяет непреодолимая пропасть… Пока большевизм тянет к Германии свои когтистые лапы, мы — самые смертельные и ярые враги» (Берлин, 21 мая 1935). «Германия — оплот Запада против большевизма, и в борьбе с ним ответит террором на террор и насилием на насилие» (Берлин, 19 ноября 1935). 13 сентября, на партийном съезде в Нюрнберге он обрушился на «еврейский большевизм» с теми же нападками, что составили самые яростные пассажи 15 главы Mein Kampf: «Переговоры невозможны. Мы и они — это два разных мира. В большевистской России царят опустошение, жестокие убийства и разруха, у нас — смех, счастье и красота».
Начало гражданской войны в Испании дало Гитлеру новую возможность поупражняться в вариациях на ту же тему. Эта линия прослеживается в его речах в Нюрнберге накануне и во время партийного съезда; действия России он также привел в качестве оправдания для заключения Антикоминтерновского пакта с Японией. А вот еще один образчик его красноречия: «Германия — гарант мира, поскольку она строго предостерегает московских поджигателей войны» (Нюрнберг, 10 сентября 1937). Для Италии Гитлер не жалел похвал за то, что она сопротивляется русскому влиянию. Наступил следующий год, но яростный антироссийский настрой Гитлера нисколько не угас. «Есть лишь одно государство, с которым мы никогда не стремились установить близких отношений… Я имею в виду советскую Россию… Боюсь, поражение Японии в Восточной Азии не даст никаких преимуществ Европе и Америке, а сыграет на руку лишь большевистской России» (выступление в Рейхстаге 20 февраля 1938 года).
Переговоры в Мюнхене
Осенью того же года разразился Чехословацкий кризис. Постоянные нападки на Россию со стороны главы Германского Рейха стали одной из причин, по которым господа Чемберлен и Даладье пришли к выводу, что, несмотря на наличие франко-российского пакта, пытаться привлечь СССР к участию в Мюнхенской конференции было бы и опасно, и бесполезно. В результате русские усомнились в решительности позиции демократий и были раздражены тем, что их оставили за рамками урегулирования кризиса — впрочем, от этого соглашения Гитлер очень скоро отказался. После этого его нападки на большевистскую Россию поутихли. В длинной речи в Рейхстаге, с которой он выступил в ответ на призыв президента Рузвельта к миру, Гитлер ограничился лишь заявлением, что в Испании он защищал ни больше ни меньше, чем всю европейскую цивилизацию: «ведь если бы силы недочеловеков-большевиков восторжествовали в Испании, они легко могли распространиться по всей Европе» (Берлин, 28 апреля 1939 год).
От своего окружения он никогда не скрывал, что при известных обстоятельствах считает полезным временное соглашение с Россией, которое он затем разорвет в подходящий для себя момент. Еще в 1934 г. он говорил доктору Раушнингу: «Я придержу его в руке как последний козырь…. Но это никогда не удержит меня от того, чтобы столь же решительно изменить курс и напасть на Россию, когда мои цели на Западе будут достигнуты. Только нам по силам покорить гигантское пространство континента, и это мы сделаем… в одиночку, а не за счет пакта с Москвой… Борьба откроет нам путь к прочному мировому господству. Это не означает, что я откажусь пройти часть пути вместе с русскими, если это нам поможет. Но сделаю я это только для того, чтобы еще быстрее осуществить наши подлинные цели» (Герман Раушнинг, «Говорит Гитлер» (Hitler Speaks), с. 136-37).
Пакт 1939 года
Началом следующей главы в нацистско-большевистских отношениях стало подписание русско-германского пакта 23 августа 1939 года. Какие бы заверения ни высказывал Гитлер коллегам в неофициальной обстановке, публично он сам и его окружение приветствовали заключение пакта как триумф разума: «Вы знаете, что Россия и Германия руководствуются разными идейными доктринами, однако есть один вопрос, который следует прояснить. Германия не намерена экспортировать свою доктрину. А учитывая, что и Советская Россия не имеет намерений экспортировать свою доктрину в Германию, я больше не вижу причин для противостояния между нами… любая борьба между нашими народами выгодна лишь другим сторонам… В то же время я хочу отметить, что это политическое решение открывает гигантские перспективы на будущее, и что оно окончательно. Россия и Германия сражались друг с другом во время Мировой войны. Этого не должно повториться, и это не повторится» (выступление в Рейхстаге 1 сентября 1939 г.).
В дальнейшем он развивал эту новую тему. Насмешки над Британией и Францией за то, что они позволили Рейху «обойти их на повороте» чередовались с аргументами о гигантских политических и экономических преимуществах русско-германского пакта, который обеспечит не только мир, но и прочное сотрудничество между двумя странами. «В одном… решимость Германии непоколебима: создать к востоку от Рейха мирную, стабильную, а потому удовлетворительную обстановку. В этом отношении интересы и стремления Германии полностью совпадают с интересами и стремлениями Советской России» (выступление в Рейхстаге 6 октября 1939). В той же речи он назвал «утверждения» о том, что Германия покушается на Украину, Урал и Румынию, «уродливыми плодами больного воображения». Так продолжалось и в дальнейшем. В день рождения (21 декабря 1939) Сталин получил от фюрера теплое поздравительное послание. В январе прошлого года вышло «карманное» издание Mein Kampf, предназначенное в основном для военнослужащих — из него были исключены все рассуждения Гитлера о большевизме. Сам фюрер продолжал расхваливать достоинства пакта с Россией: «Я искренне убежден, что правительствам России и Германии удалось найти решение, по-настоящему выгодное для обоих народов; и они далеко не так глупы, чтобы обескровливать друг друга ради интересов лондонских биржевых маклеров и евреев» (выступление в Рейхстаге 24 февраля 1940 года).
В соответствии со своим соглашением с Германией СССР завершил подготовку к поглощению прибалтийских государств. Сегодня Гитлер уверяет немцев и весь мир, будто он мог лишь молча наблюдать за этим и другими событиями, которые стали логическим результатом русско-германского пакта. Однако его собственные заявления того времени показывают, что это ложь. «Германо —российские отношения наконец урегулированы… Это урегулирование было обусловлено непрерывными инсинуациями Англии и Франции относительно того, что Германия якобы намеривается захватить территории, лежащие за пределами наших интересов. Иногда утверждалось, что Германия собирается оккупировать Украину,… иногда — что под угрозой оказалась Румыния… В свете этих обстоятельств я счел целесообразным прежде всего достичь разумного урегулирования относительно российских и германских интересов, раз и навсегда обозначив то, что Германия считает своей сферой интересов, и то, что Россия считает жизненно важным для себя. Результатом четкого разграничения сфер интересов обеих стран стал пересмотр российско-германских отношений. Любые надежды на то, что между Германией и Россией снова возникнет напряженность — проявление инфантильности. Ни Германия, ни Россия не нарушает пределов своей сферы интересов» (Берлин, 19 июля 1940).
Слова и дела
Это было его последнее публичное заявление о российско-германских отношениях. Поражение люфтваффе в Битве за Британию, увеличение американской помощи Британии и ее союзникам, трудности, с которыми столкнулся Рейх, доселе победоносный на поле боя, и тот факт, что русские не пожелали ввязываться в какие-либо военные авантюры — все это заставило его сделать поворот на 180 градусов. После захвата Балкан Гитлер вернулся к той позиции, что он занимал до заключения пакта — а именно, делом доказать, что «любые договорные отношения между Германией и большевистской Россией… не стоят и гроша».
