Сложно говорить о своем современнике, прожившем такую большую, интересную и напряженную жизнь в мировых шахматах. Подумать только — первых крупных успехов Виктор Львович Корчной (23.03.1931 — 06.06.2016) добился более полувека назад! Многие из родившихся в 30-40-е годы уже прекратили выступления, а Корчной и в начале XXI века продолжал сражаться в турнирах, и молодежь могла лишь позавидовать его энергии, жажде борьбы, умению играть с полной выкладкой.
По масштабу эта фигура вполне сопоставима с чемпионами мира. И дело тут не только в знаменитых матчах с Анатолием Карповым (1974, 1978, 1981) и не только в уникальной по протяженности шахматной карьере Корчного, но и в его редкостной изобретательности, неустанных попытках найти нечто новое в, казалось бы, досконально изученных позициях. Всю жизнь он находился на острие шахматной мысли и внес ценный вклад в развитие игры.
«Как правило, дебютные находки Корчного, — писал его бывший земляк-ленинградец, гроссмейстер Генна Сосонко, — это не просто ход или маневр, усиливающий вариант или опровергающий общепринятую оценку. В большинстве случаев речь идет о целом комплексе идей, новой концепции в той или иной защите или системе. И хотя его имени нет в теории дебютов, разработки Корчного дали толчок к развитию многих из них на десятилетия».
Творчество Корчного самобытно, его наследие многолико — за минувшие десятилетия он не раз корректировал и видоизменял свой стиль. Но главным неизменно оставался поиск шахматной истины. Корчной всегда был беспощаден и к себе, и к противникам. Эта особенность характера, конечно, не прибавляла ему друзей. Однако иначе, наверное, и нельзя искать вечно ускользающую шахматную истину. Надо быть готовым к тому, что каждый найденный ход будет подвергнут сомнению, каждое решение — жестоко раскритиковано. Надо смотреть правде в глаза и не бояться прийти к любым, даже самым нелицеприятным выводам, если они отражают реальную картину.
Детство Корчного было трудным, полным лишений, как и у многих детей военных лет. Полвека спустя он скажет: «По-видимому, я не получил должного советского воспитания в семье. Наверное, моему отцу воздалось за эту небрежность полной мерой — в числе нескольких сотен других плохо вооруженных ополченцев он погиб на Ладожском озере в ноябре 1941 года. Воздалось сполна и остальным членам отцовской семьи, где я воспитывался, — все как один они скончались от голода в осажденном Ленинграде. А я вот остался, выжил».
По окончании школы, уже решив посвятить свою жизнь шахматам, Корчной тем не менее поступил на исторический факультет Ленинградского университета. «Студенческая бедность вошла в поговорку, — писал он позднее. — Вспоминаю себя: в кармане деньги на трамвай, иногда еще на пачку самых дешевых папирос. Совсем редко — на студенческий нищенский обед». Виктор очень любил историю, но еще больше — шахматы и… карточные игры (как, впрочем, и раньше Ласкер, а позже Карпов). По словам очевидца, «на квартире, где собирались многие молодые шахматисты, он мог играть в шахматы или покер с утра до вечера; брал «тайм-аут», когда надо было идти на очередной тур чемпионата Ленинграда, а ближе к ночи вновь возвращался и мог сыграть несколько «пулек» в преферанс».
Благодаря редкой самостоятельности и объективности мышления Корчной пользовался среди ленинградских шахматистов непререкаемым авторитетом: когда в ходе турниров возникали конфликтные ситуации, участники зачастую обращались не к судьям, а к Виктору, и его вердикт ставил точку в споре. Однако эта самостоятельность имела и свою оборотную сторону. «Я брал каждое препятствие лбом, я был уверен в себе до смешного», — признался Корчной годы спустя.
Но советские власти конечно же расценили побег Корчного как акцию политическую и обрушили на него всю мощь пропагандистской машины: заявление ТАСС, развернутое постановление Шахматной федерации, открытое осуждающее письмо более тридцати советских гроссмейстеров, отдельное осуждающее письмо Карпова… Все дружно возмутились «недостойным поведением Корчного» и одобрили вердикт федерации «о лишении его спортивных званий и права представлять на мировой арене советскую шахматную школу». Между тем Корчной представлял эту школу добрых двадцать лет, и делал это более чем достойно: в составе сборной СССР он был победителем пяти командных чемпионатов Европы и шести Всемирных олимпиад…
Именно 1976–1980 годы стали пиком карьеры Корчного. Его блистательные практические результаты сочетались с удивительным богатством творческих идей и его вклад в развитие шахматной игры достиг своего исторического максимума. А ведь ему было уже под пятьдесят! Во многом это опровергало прежние представления о предельном возрасте для высших достижений в шахматах.
Затем Корчной играл еще более тридцати лет, и на протяжении долгого шахматного пути ему довелось бороться за доской с представителями как минимум шести поколений! И даже гроссмейстерам, входившим в первую мировую десятку, далеко не всегда удавалось найти эффективное противоядие от его глубоких и нестандартных идей.
Виктор Львович был моим старшим другом. Он навсегда остался в истории Верным Рыцарем Шахмат.
Корчной не умер. Корчной ушел.
