Стояла немыслимая для Москвы жара. Сербские девушки из студенческого общежития пригласили меня на футбольный матч ЦСКА — «Торпедо». «Почему бы и нет?», — подумал я. Я тогда и представить себе не мог, что окажусь на трибуне в окружении украшенных нацистской символикой русских болельщиков, — вроде тех, кто в прошлое воскресенье устроил потасовку на улицах Марселя, тяжело изувечив англичанина.
В назначенный день я отправился с четырьмя сербскими девушками к станции метро, где нас ждали двое из тех русских ребят, с которыми мы собирались на матч.
Первый, Ваня, был под метр девяносто. Он был очень бледен, рыжеволос, весь в веснушках, крупного телосложения, хотя и несколько тучноватый. Он был одет в бейсболку и поношенные джинсы. Угрозы от него не исходило. Однако, потом я узнал, что он дважды сидел в тюрьме: за наркотики и хулиганство.
Второй были низкого роста, крепкого телосложения и бритоголовый. На первый взгляд, он вызывал гораздо большее подозрение, чем его товарищ, поскольку на нем была одета майка фирмы Thor Steinar — типичное облачение праворадикальных скинхедов, бермуды камуфляжного цвета и солнцезащитные очки, которые он никогда не снимал.
После краткого обмена приветствиями мы сели в метро и отправились к стадиону «Торпедо». Тогда все казалось нормальным. Но, прибыв на остановку, мы оказались в параллельном мире, напоминавшем осажденный город.
Весь перрон был оцеплен бойцами ОМОН, готовых в любую секунду применить силу. Поднявшись по эскалатору и выйдя на улицу, мы еще больше ощутили атмосферу осажденного города: пара полицейских БТРов, конная полиция, ГИБДД, омоновцы и сотни солдат срочной службы, бегавших взад-вперед, исполняя неистовые приказы своего командира.
Силы правопорядка заблокировали прилегающее к метро пространство, оставив лишь два выхода: один для тех, кто шел посмотреть футбол, а другой для всех остальных.
Мы отправились к стадиону «Торпедо» по широкому проспекту, на котором был перекрыто движение. Болельщики шли прямо по проезжей части, а по сторонам через каждые пять метров стоял военнослужащий. Это были молодые ребята 18-19 лет, по всей видимости, солдаты срочной службы, одетые в военную форму, которая сидела на них мешком.
Тут и там стояли небольшие лотки, где продавались прохладительные напитки. Я решил было купить пиво, но это оказалось невозможным, так что мне пришлось удовольствоваться бутылкой холодного чая, крышку от которой я положил в карман. Мне пояснили, что к тому времени уже был принят закон, категорически запрещавший продажу пива вблизи футбольных стадионов, как это уже сделал Олланд после трех ночей беспорядков на чемпионате Европы по футболу.
Когда мы, наконец, добрались до стадиона, нам пришлось пройти малоприятную процедуру полицейского досмотра. «Что они ищут?» — спросил я. «Ножи, бритвы, фейерверки, пробки…». «Ладно, это ерунда», подумал я про себя. Ни один из двух полицейских, которые меня обыскивали, не заметил, что у меня в кармане лежали крышка от бутылки и перочинный нож с прикрепленными к нему ключами, с которыми мне вовсе не хотелось расставаться.
В момент начала игры стоявшие рядом со мной болельщики сняли с себя майки, выставив на всеобщее обозрение целую гамму татуировок: от эпатажных до неонацистских, в том числе свастики, черепа и кости, кастеты, надписи вроде «hooligans forever» и даже пара нацистских символов.
Я попытался сосредоточиться на матче. Качество игры было средним, но фанаты не умолкали ни на минуту. Иногда в их выкриках слышались расистские нотки, некоторые из них вскидывали правую руку в нацистском приветствии. Я находился в их гуще и от безысходности курил, чтобы успокоить нервы. Я смотрел на сербок с немым укором, как бы спрашивая их «Куда вы меня затащили?», на что одна из них ответила жестом, мол, «а мы откуда знали?».
Матч продолжался, а футбольные хулиганы продолжали выкрикивать оскорбления в адрес чернокожих игроков. Между тем, я (являвший полную противоположность фанатам: худой, длинноволосый и ростом метр восемьдесят) пытался сосредоточиться на игре, чтобы остальные не заметили, что их общество мне явно не по душе.
Когда я пытался сосредоточить свое внимание на матче, то заметил одну насмешившую меня деталь: у одно из парней, толстого и сидевшего без майки, на спине виднелась татуировка на испанском языке: «Таня, моя вечная любовь».
Я с нетерпением ждал окончания матча, и когда до финального свистка оставалось около 10 минут, один из фанатов сделал мне странное предложение: «Пойдешь с нами навалять торпедовцам?»
Как мне пояснили, замысел состоял в том, что уйти с матча чуть пораньше, подкараулить фанатов «Торпедо» на определенном расстоянии от выхода со стадиона и неожиданно напасть на них.
«Но кто-то же должен проводить девушек до дома, чтобы по дороге к ним никто не пристал», — быстро ответил я в надежде на то, что мне не придется биться вместе с типами, которых я глубоко презирал.
«Твоя правда, — ответил он. — Давайте тогда идите на выход, потому что здесь скоро станет жарко».
Так мы и поступили. Сербки и я встали со своих мест, быстро попрощались с фанатами и неторопливо отправились к метро. Перед тем, как мы ушли, один из них передал одной из девушек несколько пар солнцезащитных очков, чтобы она унесла их в своей сумке. «Чтобы не разбились», — пояснил он ей.
Мы дошли до метро и вскоре вернулись в общежитие.
Впоследствии я узнал, что большинство этих футбольных хулиганов, с которыми я сидел рядом на трибуне, принадлежали к высшему слою среднего класса, получили образование, имели стабильную работу и побывали в различных странах мира.
«Неонацисты из высшего слоя среднего класса, болеющие за официальный клуб армии, разгромившей самих нацистов?», — спрашивал я себя. Я так и не смог ничего понять и еще больше запутался. У этих людей отсутствовала всякая логика.
Тем не менее, некоторые люди все еще одобряют подобное поведение российских болельщиков, будь то в Москве, что я видел воочию, или в Марселе в прошлое воскресенье.
«Не вижу ничего плохого в том, что фанаты дерутся, — написал депутат от ЛДПР Игорь Лебедев. — Скорее даже наоборот, молодцы, ребята, так держать!», — похвалил он поведение некоторых из своих соотечественников в Марселе.
