Ясно, что ты, белая Америка, никогда нас не поймешь. Мы — это нация чернокожих численностью почти 40 миллионов человек, находящаяся внутри нации из более чем 320 миллионов. Не все мы одинаково думаем, одинаково чувствуем, любим, учимся, живем и даже умираем.
Но есть одна вещь, с которой согласно большинство из нас. Мы не хотим, чтобы полицейские убивали нас, не боясь предстать перед судом, а тем более попасть в тюрьму, и чтобы мир в это время смотрел кустарные видеозаписи наших смертей.
Вы никогда не поймете ту беспомощность, которую мы чувствуем, наблюдая за этими событиями, происходящими снова и снова с нарастающей жестокостью. Эти дрожащие кадры рассказывают историю отрезвляющую, историю невероятную, говоря о том, что жизнь чернокожих очень мало значит. Они рассказывают нам о том, как от выстрелов полицейских на прошлой неделе погибли чернокожие Элтон Стерлинг (Alton B. Sterling) и Филандо Кастиле (Philando Castile). О том, что полицейские ведут необъявленную войну против самосознания чернокожих.
Вы можете никогда не признать, что это правда. На самом деле, эта идея кажется вам настолько нелепой и оскорбительной, что верящих в нее чернокожих вы называете расистами. В данном случае всегда побеждает тот, кто лучше вооружен.
Вы заявляете, что чернокожие убивают друг друга каждый день, не говоря по этому поводу ни слова, а мы в то же самое время громко протестуем против действий нескольких полицейских, которые обычно, но не всегда белые, и которые убивают чернокожих, считая их по большей части «бандитами».
Эти обвинения — полная ерунда, однако речь не об этом. Чернокожие протестуют, а мир в основном отказывается их слушать, не желая знать, что происходит в черных кварталах по всей стране. Они заявляют, что это ужасно, что это имеет место во всех районах проживания чернокожих, где нет денег и надежды, нет хороших школ, нет общественных и экономических подушек безопасности от жестокости. Люди обычно убивают там, где селятся; а свою ярость они вымещают на легких мишенях.
Эту преступность нельзя называть борьбой черных против черных; скорее, это бойня, в которой сосед идет на соседа. Если бы соседями были белые, они бы не получили индульгенцию от нападений, которые постоянно совершаются против людей темного цвета кожи. Межрасовые убийства происходят в межрасовых сообществах.
Все мы видим одни и те же видео. Однако вы настаиваете, что камера рассказывает не все. Конечно, вы правы, однако вам не хочется смотреть и слушать всю эту историю.
При рождении вы получаете бинокль, чтобы наблюдать за жизнью чернокожих с расстояния, никогда к ним не приближаясь и не налаживая тесную связь. Бинокль — это привилегия, статус, которым вы обладаете независимо от классовой принадлежности. На самом деле величайшая привилегия белого заключается в том, что когда его останавливает полицейский, он в результате этой встречи остается в живых.
Бинокль также рассказывает истории, плохие, тенденциозные, вредные истории о том, что чернокожие ленивы, глупы, неискренни, безнравственны. Что им не в силах помочь ни самые лучшие школы, ни сам Господь. Такая уверенность не находит отражения в современных книгах, она не проникает в учебные аудитории. Но она неформально передается от одного человека другому, от одного белого к следующему.
Проблема заключается в том, что вы не желаете знать ничего такого, что отличается от ваших знаний и представлений о них. Жизнь чернокожих, те трудности, с которыми мы сталкиваемся, которые иногда создаем — это вас не очень сильно беспокоит. Вы думаете, будто у нас есть все, так как мы боремся с вашими эгоистичными утверждениями, что весь мир, все его ресурсы, все его богатства, дары и благодать прежде всего должны принадлежать вам, а если что-то останется, то и мы можем этим воспользоваться — но лишь в том случае, если вежливо попросим и будем благодарны.
Поэтому вы требуете, чтобы Верховный суд вернул вам то, что у вас было отнято: больше мест в вузах, где вы властвуете, больше вакансий в пожарных частях и полицейских участках, которыми вы заправляете. Все это время ваше недовольство нарастает, а ваша тихая ненависть усиливается. Бремя белого человека стало для вас слишком тяжелым, и поэтому вы отдаете его на сторону отвратительному политическому деятелю, который усиливает ваши самые омерзительные тайные мысли.
Принадлежность к белой расе — это слепота. Это стремление не видеть то, чего не знаешь.
Если вы нас не знаете, вы не захотите нас слушать, так как не верите нашим словам. Вы решили, что хватит. Если копы убивают нас беспричинно, так тому и быть, потому что большинство из нас все равно виновны. А если убитый ими чернокожий окажется невиновен, то такая смерть вполне приемлема, это принесенная жертва.
Вы не знаете, в каком страхе мы живем. Из-за вас мы боимся ходить по улицам, так как в любой момент на нас может налететь полицейский в синей форме с пистолетом и отнять нашу жизнь. А потом он скажет, что мы продавали сигареты, компакт-диски, или учащенно дышали, вызвав у него опасения, или слишком грубо на его взгляд разговаривали. Или бежали, стояли, пререкались, молчали, делали, как он говорил, или делали это недостаточно быстро.
Вы вменяете в вину всем мусульманам то, что делают злобные единицы. Но вам редко хватает смелости опустить свой бинокль, а вместе с этим отказаться от отравляющей жалости к себе самим и увидеть то, что видим мы. Вы говорите, что религии и культуры порождают насилие, которое расширяется из-за заговора молчания, потому что люди не станут осуждать злодеев, действующих от их имени.
Однако вы делаете то же самое. Вы не осуждаете этих полицейских, потому что для этого вам придется осудить ту культуру, которая взрастила их — и вас. Чернокожие будут и дальше гибнуть от рук полицейских до тех пор, пока мы отрицаем, что принадлежность к белой расе лучше объясняет поведение копов, чем те опасные обстоятельства, с которыми они сталкиваются.
Вам неизвестно, что мы втайне проклинаем трусость белых, знающих, что написанное мною правда, однако не осмеливающихся это сказать. Убийства становятся еще ужаснее от того, что ваше неодобрительное к ним отношение щадит вашу репутацию, но не наши жизни.
Вы не знаете, что когда мы злимся на вас, еще больше мы злимся на себя, поскольку не знаем, как вас остановить, как заставить вас остановить тех, кто нажимает на спусковой крючок. Чем еще можно объяснить молчание белых, с которым они обычно встречают такие события? Конечно, часто следует официальная реакция, иногда даже власти извиняются. А что остальная страна? Мы видим, как белые в отчаянии заламывают руки, причитая, что это ужасно сложная проблема, и что на видео не разглядишь происходящее.
Мы чувствуем, что бессильны придать значимость нашим жизням. Мы чувствуем, что не можем заставить вас поверить, что наши жизни имеют значение. Мы чувствуем, что бессильны и не можем удержать вас от убийств чернокожих прямо на глазах у их родных и близких. Мы чувствуем свое бессилие от того, что не можем остановить вашу белую ярость и вашу ненависть.
Но у нас тоже есть ярость. Большинство из нас сдерживает ее. Мы боимся, что если начнем плакать, то уже не сможем остановить слезы. А поэтому мы калечим свои тела высоким кровяным давлением и отравляет свои души депрессией.
Мы не можем вас ненавидеть, большинство из нас не может. Это наш подарок вам. Мы не можем вас остановить, и это наше проклятие.
