3 июля 1941 года Франц Гальдер (Franz Halder), начальник германского генерального штаба, записал в дневнике: «Не тратя лишних слов, скажу… что военная кампания против России выиграна в течение 14 дней». Пятью днями позже он в докладе о положении противника пришел к выводу, что из 164 известных Германии стрелковых дивизий Красной Армии по предварительным оценкам способны сражаться лишь сорок шесть. Были уничтожены 2500 танков и 1400 орудий, 300 тысяч солдат Красной Армии попали в плен.
К 23 июля этот оптимизм испарился. Хотя немецкие войска наступали на восток на всех фронтах, добиваясь успеха за успехом, Гальдер вынужден был признаться Гитлеру, что Красная Армия оказывает ожесточенное сопротивление силами как минимум 78 стрелковых дивизий, шести танковых дивизий и двух кавалерийских дивизионов. Трудности первого месяца кампании не прошли бесследно и для вермахта. Боеспособность своих пехотных дивизий Гальдер оценивал в 80%, танковых дивизий — на 50%. Одновременно с этим начальник генерального штаба выступал за продолжение действий по первоначальному военному плану: до начала распутицы в октябре Москва должна была быть взята.
Гитлер придерживался иного мнения. Ему тоже стало ясно, что масштабные операции первых недель, имевшие целью окружение противника, никоим образом не сломили боеспособность Красной Армии. Правда, четыре танковые группировки (танковые армии), наступавшие перед тремя группами армий — Север, Центр и Юг, — оправдали возлагаемые на них ожидания. Но многочисленные советские соединения смогли переместиться далеко на восток, поскольку немецкая пехота не преследовала их и не проводила так называемую зачистку окруженных территорий.
В данной ситуации диктатор издал свой приказ №33. Согласно ему обе танковые группировки группы Центр должны были повернуть соответственно на север и юг и поддержать остальные, менее моторизированные группы армий, чьей целью были Ленинград и Киев. Правда, пехотные дивизии должны были продолжать свое наступление на Москву, что осуществлять им пришлось значительно медленней; не только потому, что солдатам приходилось передвигаться пешком. Уже давно в тылу фронта сформировались партизанские отряды, представлявшие серьезную опасность для подкреплений вермахта.
Также число выхода из строя грузовиков возрастало «во вселяющем беспокойство объеме», как значится в одном из дивизионных докладов. Там также стояло: «Вследствие нехватки автомобильной техники вывоз раненых пленных можно проводить лишь тогда, когда в полной мере будут вывезены свои раненые. В противном случае раненых пленных придется оставлять на месте».
Наступлению также мешала банальная нехватка носков. Одна только 7-я пехотная дивизия вынуждена была затребовать 10 тысяч русских портянок, чтобы хоть в какой-то мере сохранить способность солдат продвигаться дальше. А также с каждым шагом на восток расширялся участок фронта, который дивизия должна была удерживать. Если при переходе границы он составлял 15 км, то к 4 августа он вырос более чем втрое. Это соответствовало двум дневным переходам.
Что это означало для морального духа солдат, один из офицеров описывал так: «Маршировать, маршировать, и так 14 дней подряд. Это меня доконает. Я в несказанной ярости. Маршируем по полям, а что еще остается делать. И это лишь конец второго года мировой войны, а нам постоянно приходится лишь маршировать».
Гитлер на это отреагировал аргументом, что сперва необходимо овладеть сырьевыми ресурсами на Украине и полностью уничтожить окруженные или отрезанные от своих подразделения Красной Армии. Первостепенной задачей, прежде всего, является экономическое пространство между Киевом и Харьковом, за которым открывается путь на нефтяные месторождения Кавказа. «Мои генералы ничего не смыслят в военной экономике», — заявил он Гальдеру и остальным критикам, которые хотели использовать «наступательный порыв» вермахта в дальнейшем наступлении на Москву.
В конце концов Гальдер и командующий армией, Вальтер фон Браухич (Walther von Brauchitsch), предоставили право переубеждать Гитлера генералу танковых войск Гейнцу Гудериану (Heinz Guderian). Гудериан, командовавший южной танковой группировкой 2 группы Центр, расположил самые боеспособные свои подразделения перед Смоленском таким образом, что мог дальше продолжать наступление на Москву. Как Гальдер и все остальные высокопоставленные генералы, он делал ставку на время, в надежде, что наступление на Киев обойдется без его вмешательства.
Но Гитлер заупрямился. Хотя он несколько раз переформулировал свой приказ №33, он остался при первоначальной идее. Ленинград и Украина были объявлены первостепенными целями, в то время как армии в центре фронта должны были заняться отступающим противником. С трудом Гудериану удалось настоять на том, чтобы его танковые подразделения не были разделены, а по окончании своих действий на юге снова полностью приступили к выполнению следующих задач.
Немало историков увидели в колебаниях Гитлера причину неудачи «блицкрига» против СССР. Британский военный историк Джон Киган (John Keegan) зашел в выводах так далеко, что заявил, будто это «метание от одного к другому» «смогло уберечь Сталина в 1941 году от поражения». Немецким войскам, правда, удалось захватить Киев и взять в кольцо Ленинград, но Сталин выиграл время для того, чтобы воздвигнуть перед Москвой многочисленные оборонительные линии. На дуге под Ельней, юго-восточней Смоленска, его войскам к тому же впервые удалось успешное контрнаступление.
Часто обсуждается, почему Гитлер так упрямо был настроен по отношению к своему военному руководству. Возможно, он действительно понимал, что захват Москвы отнюдь не обязательно означал окончание войны. Это продемонстрировало еще поражение Наполеона в 1812 году. Гитлер «инстинктивно опасался пойти путем Наполеона», — объяснял одному генералу Альфред Йодль (Alfred Jodl), начальник штаба Верховного командования вермахта: «Москва для него означала нечто зловещее».
Прежде всего, однако, на диктатора давило заметное недоверие по отношению к своим генералам. Это была его война, война на уничтожение, которая велась в первую очередь за жизненное пространство на востоке. Как и годом раньше, когда он остановил танковые дивизии у Дюнкирхена, чтобы продемонстрировать генералам их пределы и свою власть, Гитлер летом 1941 года заявил себя как военный и политический мозг кампании, который в лучшем случае принимал к сведению возражения против его генеральной линии. Но и это скоро должно было закончиться.
