Российская журналистка, пишущая о женском обрезании, считает, что наказание в виде тюремных сроков не приведет к отказу от этой практики: на прошлой неделе был опубликован репортаж о женском обрезании, практикуемом в отдаленных деревнях Дагестана.
Марина Ахмедова живет и работает в Москве, недавно она вернулась с Северного Кавказа, где брала интервью у женщин, переживших обрезание. Журналистка призывает к программе местной защиты женщин.
В ответ на законопроект депутата Госдумы Марии Максаковой-Игенбергс, призывавшей на прошлой неделе к криминализации обрезания женщин и введению наказания до десяти лет тюремного заключения, Ахмедова говорит, что столь строгие меры будут рассматриваться лишь как религиозное преследование и приведут к подпольному применению этой практики.
В разговоре с Guardian журналистка сказала: «Этим женщинам действительно сложно помочь: они не считают себя жертвами. Сначала вы должны убедить их в том, что они жертвы. Преследование их приведет лишь к тому, что они будут делать это тайно. Если религиозные лидеры говорят, что девочка должна пройти через обрезание, люди будут это делать».
Она предположила, что России необходимо выработать «четкий и сдержанный» подход и работать с религиозными лидерами, с врачами и учителями, убеждая их отказаться от женского обрезания.
В докладе, опубликованном правозащитной группой «Правовая инициатива по России», говорилось о доказательствах того, что обрезание девочек в возрасте до трех лет происходит в отдаленных, в основном мусульманских деревнях Дагестана. Внимание более широкой общественности эта проблема привлекла, когда два религиозных лидера отреагировали на доклад, высказавшись в поддержку женского обрезания.
Исмаил Бердиев, муфтий и глава Координационного центра мусульман Северного Кавказа, заявил, что женское обрезание не противоречит исламу и является «чисто дагестанским обычаем», который необходим, чтобы «успокоить женскую прыть». В радиоинтервью он также предположил, что все женщины должны пройти через процедуру обрезания, чтобы обуздать свои сексуальные чувства, позже он частично отказался от своих слов.
Всеволод Чаплин, протоиерей Российской православной церкви, опубликовал в Facebook пост в поддержку Бердиева, утверждая, что применение традиционных практик должно продолжаться без вмешательства.
Оппозиционная активистка Мария Баронова ответила на доклад, встав у главной мечети Москвы с табличкой, где было написано: «Режьте овец, а не женщин».
Ахмедова считает, что протест Бароновой «возбуждает национальную рознь».
«Мечеть, у которой она стояла, принадлежит Московскому муфтияту, который официально отказался от женского обрезания», — говорит Ахмедова. «Не все мусульмане практикуют женское обрезание, а в ее действиях не было ничего, что говорило бы о желании помочь женщинам Дагестана».
«Мнения религиозных лидеров о происходящем в Дагестане разделились. СМИ представило все так, будто это проблема всего ислама, но это не тот случай. Некоторые женщины, с которыми я говорила, стыдились отсутствия клитора, а другие полагали, что применяющаяся уже долгие годы практика продолжит свое существование».
«Правовая инициатива по России» определила пять горных районов, где применялась процедура обрезания, причем по отношению к девочкам, не достигшим трехлетнего возраста, а также в некоторых случаях — к девочкам до 12 лет.
Ванесса Коган (Vanessa Kogan), исполнительный директор правозащитной группы, сказала: «Доклад не получил бы столь широкой огласки, если бы не оскорбительные высказывания Бердиева и Чаплина. Их утверждения не добавили никакой конкретики к вопросам о практике женского обрезания, однако они наговорили на целую книгу о стремлении исламских и христианских религиозных лидеров контролировать тела женщин и их сексуальность».
«Мы не хотим, чтобы создавалось впечатление, словно женское обрезание — это религиозная практика, мы хотим сосредоточиться на том, что эта процедура является грубым нарушением прав женщин и детей. Эти сообщества одни из последних приняли ислам, и многие эксперты, с которыми мы разговаривали, выражали точку зрения, что эта практика уходит корнями в доисламскую традицию adat, или обычного права».
«В то же время мы признаем, что поддержка религиозных лидеров может стать ключевым элементом в работе по искоренению этой проблемы».
Коган добавила, что продолжения исследования не планируется, сказав: «Нет доказательства, что процедура женского обрезания систематически практикуется где-либо еще в России. Насколько нам известно, она ограничена Дагестаном, а в самом Дагестане — несколькими отдельными сообществами».
Международная правозащитная организация Equality Now сочла, что поднимаемая в докладе проблема требует дальнейшего анализа для прояснения ситуации.
Работающая в организации Мэри Уандия (Mary Wandia) сказала: «Мы лишь начинаем получать информацию о существовании женского обрезания в России, однако весьма тревожно, что опрошенные в докладе 25 женщин перенесли эту процедуру. Нам необходимо дальнейшее расследование».
«Женское обрезание нельзя уже расценивать как исключительно „африканскую“ проблему. Это нарушение прав человека, которое затрагивает сотни миллионов женщин и девочек по всему миру. В последнее время мы получали более точную информацию из таких стран, как Индонезия, Индия, Пакистан, Сингапур, Малайзия, Колумбия, Йемен и других. Она демонстрирует, что женское обрезание — это глобальная проблема, требующая срочного решения».
ООН сообщает, что более 200 миллионов современных девочек и женщин пережили обрезание, в большинстве случаев — до достижения полового созревания. Недавно это стало расцениваться как насилие над детьми.
Женское обрезание определяется Всемирной организацией здравоохранения как процедуры, при помощи которых умышленно видоизменяются или повреждаются женские гениталии без необходимых медицинских причин. Женское обрезание не приносит никакой пользы здоровью и признано нарушением прав человека.
