«Обязательно отведайте еще этой картошки, — сказал мне сидевший рядом со мной за столом ученый, предлагая добавить мне в тарелку бешбармак — вкусное кушанье из мяса, плоской лапши и бульона, которое многие считают национальным блюдом Казахстана. — Она из Нарынкола, одного из центров восстания».
Беседа происходила в обеденный перерыв на конференции в алма-атинском Институте истории им. Валиханова, посвященной восстанию в Центральной Азии в 1916 году или, как указывалось в программе мероприятия, «казахскому национально-освободительному движению 1916 года». Утром того дня я подвергся критике со стороны Рысбека Сарсенбая, редактора казахстанской газеты «Жас Алаш», за предположение, что взгляд через призму национально-освободительного движения — возможно, не лучший способ понять произошедшие в Центральной Азии столетие назад кровавые события.
Летом 1916 года произошло массовое восстание против российского колониального режима, вызванное указом о призыве в армию мужчин из Центральной Азии в трудовые батальоны, отправляющиеся на Восточный фронт Первой мировой войны. Начавшись в Ходженте и Джизаке (на территории современных Таджикистана и Узбекистана соответственно), волнения быстро перекинулись на другие части региона, включая Семиречье, плодородный район, ныне разделенный между Казахстаном и Киргизией. Восставшие в основном нападали на российских поселенцев. Затем бунт жестоко подавили российские войска. Все происходило незадолго до падения царского режима в 1917 году.
С тех пор события 1916 года интерпретировались в соответствии с текущими политическими приоритетами. Сначала в 1920-х годах историки раннего советского периода в своих резко антиколониальных трудах назвали восстание доказательством наличия революционного сознания среди народов Центральной Азии. В более поздний советский период эти события рассматривались уже через призму «классовой борьбы», в рамках которой жители Центральной Азии боролись с царским режимом бок о бок с российскими переселенцами. В последнее же время восстание, как правило, называют серией «национально-освободительных движений».
Некоторые местные историки и политические активисты пошли еще дальше. Одним из выводов вышеупомянутой конференции было то, что подавление восстания можно назвать «геноцидом» против казахского народа, совершенным российским имперским государством. Обвинения в геноциде впервые прозвучали из уст представителей оппозиционной партии «Асаба» в Киргизии почти 20 лет назад, и подобное мнение затем поддержали некоторые историки и оппозиционные объединения в Киргизии и Казахстане. Но обвинение в «геноциде» официально не выдвигалось ни киргизскими, ни казахстанскими властями, а также категорически отрицалось российскими историками. Реакция в Таджикистане, Узбекистане и Туркмении была более приглушенной.
С 2015 года в Киргизии, Казахстане и России было проведено несколько научных конференций о восстании 1916 года. В России, как мне по секрету сообщили знакомые ученые, конференция была проведена не из-за резкого роста интереса к предмету, а «на заказ», т.е. по причине желания правительства противопоставить что-нибудь звучащим из Центральной Азии интерпретациям. Некоторые российские историки назвали восстание актом неверности со стороны «туземного населения» Центральной Азии, беспричинно напавшего на безоружных поселенцев. Также российские историки заявили, что восстание спровоцировали оттоманские и немецкие агенты. Такая теория была весьма популярной среди царских чиновников в те времена, поскольку освобождала их от ответственности за возникновение восстания. Но никому пока не удалось найти никаких конкретных доказательств, подтверждающих версию об оттоманском или немецком следе.
Татьяна Котюкова из Российской академии наук представила более умеренную интерпретацию, сказав, что бунт был «общей трагедией» как для российских поселенцев, так и для народов Центральной Азии, вызванной катастрофическим просчетом царского режима, решившего провести призыв в армию в еще не полностью интегрированном в империю регионе. Таким был вывод конференции, проведенной в Московском государственном университете в сентябре 2015 года. На это мероприятие пригласили многих центрально-азиатских историков, и была проведена очень хорошая научная работа.
Но даже подобная компромиссная постановка вопроса является отказом прямо взглянуть на реалии российского колониализма в Центральной Азии. Непосредственным мотивом для начала восстания послужили призыв в армию и тяготы военного времени, но реальные причины связаны с царской колониальной политикой на протяжении двух десятилетий до 1916 года. В этот период тысячи гектаров лучших земель в Семиречье и северных степях были отняты у казахов и киргизов, использовавших их для земледелия и выпаса скота, и переданы славянским крестьянам-переселенцам из европейской части России. Заявление об «общей трагедии» также игнорирует огромное неравенство с точки зрения числа жертв с каждой стороны. Хотя изначальное массовое убийство 3,5 тысяч переселенцев в Семиречье было ужасным, и эту трагедию не следует преуменьшать, факт остается фактом, что во время ответной российской карательной операции было убито как минимум в 10 раз больше казахов и киргизов. Кроме того, как минимум 150 тысяч человек, по большей части киргизов, погибли при попытке бегства в Китай.
Травма, нанесенная Уркуном (Большим исходом), оставила глубокий отпечаток в киргизской культуре, ощущающийся до сих пор. После восстания генерал-губернатор Туркестана Алексей Куропаткин издал печально известный указ об отъеме земель для постройки русских поселений «везде, где пролилась русская кровь». Он предложил создать для русских переселенцев этнически зачищенные зоны на лучших землях в регионе около Иссык-Куля, а киргизов насильно переселить в горные районы вблизи Нарына. Куропаткин практически хотел создать систему апартеида.
Таким образом, российский колониальный режим, несомненно, проводил коллективные наказания и этнические чистки при подавлении восстания 1916 года, точно так же, как поступали французы в Алжире и британцы в Северо-Западной пограничной провинции и в Ираке в первой половине XX века.
Колониальное прошлое России не менее темно, чем прошлое ее западных конкурентов, но многие российские историки отказываются это признать.
Тем не менее, были ли события 1916 года геноцидом, как утверждают некоторые казахстанские и киргизские историки и оппозиционные политики? На мой взгляд, ответ «нет». Термин «геноцид» вызывает сильные эмоции, но у него существует очень четкое юридическое определение. Нет четких доказательств тому, что российский колониальный режим имел «намерение уничтожить, полностью или частично», киргизов и казахов как «национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». В январе 1917 года Куропаткин даже планировал принять меры для поселения возвращающихся киргизских и казахских беженцев, хотя подобные его действия объясняются скорее тем, что империя нуждалась в этих людях в качестве рабочей силы.
Обвинения в геноциде — хотя озвучивающие их люди сейчас в крайнем меньшинстве — потенциально могут привести к разрушительным последствиям, особенно в Казахстане и Киргизии, где по-прежнему проживает значительное число русских и где многие говорят по-русски. Горькие последствия колониализма не могут и не должны игнорироваться или отрицаться, как это часто происходит в России, но политика культурной чистоты — это тупик. В этом отношении Центральная Азия ничем не отличается от Западной Европы или Северной Америки.
Теперь вернемся к картошке из Нарынкола в бешбармаке. Она оказалась в этом кушанье потому, что ее сюда привезли российские переселенцы в XIX веке, а теперь она — неотъемлемая часть казахского национального блюда. На столе также лежали русские и корейские салаты, хотя беседа велась почти исключительно по-казахски (кроме тех, кто сидел около меня), что весьма необычно в по большей части русскоязычном городе Алма-Ате.
Большинство казахстанцев признают и часто приветствуют подобное культурное и лингвистическое смешение. Последствия часто болезненного прошлого в Центральной Азии являются сложным вопросом, и их невозможно должным образом проанализировать, если рассматривать через призму современного национализма. Лучший способ сохранить наследие и извлечь уроки из восстания 1916 года — это не эксплуатировать страдания его жертв в политических целях, а сконцентрироваться на вопросах исторической ответственности и взаимодействия.
Александр Моррисон является преподавателем истории в Назарбаев Университете в Астане. Также он является автором труда «Российское господство в Самарканде в 1868-1910 гг. Сравнение с Британской Индией»(Оксфорд, 2008 г.). Сейчас он работает над исторической книгой о российском завоевании Центральной Азии.
