Впервые Лера Бурлакова отправилась на восток Украины в Донбасс в 2014 году в качестве журналистки, чтобы готовить репортажи о боевых действиях между украинскими военными и пророссийскими сепаратистами. Проработав неделю в поселке Пески, Бурлакова решила, что писать о войне недостаточно. Она решила воевать за свою страну. «Я не могла стоять в стороне, — заявляет 30-летняя Бурлакова. — Я вернулась в Киев на три дня, уволилась с работы, а затем отправилась обратно в Пески в качестве солдата».
Прошло три года. Сегодня Бурлакова опытный ветеран этой войны, которая унесла жизни девяти с лишним тысяч человек, в том числе, мирных жителей, украинских военнослужащих, сепаратистов, российских солдат и выступающих на стороне Киева бойцов из военизированных формирований. Многие города и поселки возле линии фронта стоят сегодня опустевшие. Это относится и к контролируемым правительственными войсками Пескам, которые ежедневно подвергаются обстрелам.
Бурлакова, командующая минометным расчетом из пяти человек, начала свою военную карьеру не в украинской армии. Большую часть войны, которая началась весной 2014 года, командование правительственных войск запрещало женщинам сражаться на линии фронта. Тем 17 тысячам женщин, которые пришли на службу в армию, разрешали служить лишь на вспомогательных должностях, скажем, санитарками, инженерами и администраторами. Тогда сотни женщин, страстно хотевших воевать, поступили на службу в националистические военизированные группировки, которые разрешали им принимать участие в боевых действиях.
Последний год Бурлакова воевала вместе с добровольцами из «Правого сектора». Это одна из самых радикальных проукраинских добровольческих организаций, которая прошлым летом вступила в жестокое противоборство с правоохранительными органами Украины. Эти боевики осуждают группы ЛГБТ и заимствуют символы украинской оппозиции Советскому Союзу из эпохи Второй мировой войны. Часть этой оппозиции в военные годы сражалась на стороне фашистской Германии, после чего начала воевать и с Советами, и с нацистами.
По словам Бурлаковой, хотя «Правый сектор» привлекает к себе людей ультраправых взглядов, сама она не поддерживает такие идеи. Главное для нее заключалось в том, чтобы просто найти отряд, который позволил бы ей воевать. «Для многих людей, — говорит она, — вступление в ряды „Правого сектора“ и прочих добровольческих отрядов было самым простым способом отправиться на войну».
В сентябре американский фотограф Сара Блезенер (Sarah Blesener) провела две недели вместе с бойцами «Правого сектора» и военнослужащими украинской армии. «Первое, что я заметила, как много там девушек и молодых женщин, — говорит она. — Они делают то же самое, что и мужчины, и все они невероятно храбрые».
Но Блезенер увидела и более непривлекательную сторону «Правого сектора», заметив у некоторых бойцов татуировки со свастикой. («Правый сектор» ответил Newsweek отказом на многочисленные просьбы дать комментарии на эту тему.) «Меня поражает, что воинское подразделение может воплощать в себе те достоинства, к которым я отношусь с уважением — скажем, разрешает женщинам воевать на передовой, а с другой стороны, выделяется своей националистической риторикой, русофобией и ненавистническими высказываниями, — говорит она. — Это трагедия — видеть, как в стране, столь сильно пострадавшей в годы Второй мировой войны, снова усиливается национализм».
Когда война была в самом разгаре, «Правый сектор» стал одним из 40 с лишним украинских батальонов, которые приняли участие в конфликте — правда таких радикальных как он было очень мало. Несмотря на успехи на поле боя, некоторые боевики имели привычку применять насилие и выступать против властей. Такие отряды являлись исключением из правил, но Киев тревожило то, что в конечном итоге они смогут ослабить его власть.
Когда в июле 2015 года началось вооруженное противостояние между «Правым сектором» и украинской полицией, президент Петр Порошенко предложил боевикам сделать выбор: официально вступить в ряды вооруженных сил либо самораспуститься. Многие бойцы из «Правого сектора» вошли в состав 54-й армейской бригады. Большинство других группировок влились в различные части вооруженных сил.
Когда военизированные формирования стали частью армии, женщины из их состава снова столкнулись с те, что им нельзя было воевать. Чтобы обойти этот запрет стороной и не быть отправленными домой, многие регистрировались как санитарки или обслуживающий персонал. Но они продолжали воевать как и прежде. «Официально я была санитаркой, когда мы стояли у шахты „Бутовка“, — говорит Бурлакова, имея в виду свое прежнее место службы в Донецкой области. — Но на самом деле, никакого отношения к медицине я не имела. Я была обычным солдатом на передовой и выполняла те же обязанности, что и все остальные».
В июне в украинской армии изменили правила, и женщинам типа Бурлаковой наконец разрешили воевать на поле боя в качестве снайперов, разведчиц и членов расчетов тяжелых систем вооружений.
Теперь Бурлакова официально числится солдатом, и платят ей больше, чем вспомогательному персоналу. В случае ранения или гибели при исполнении служебных обязанностей ей положены все военные льготы. «В начале войны никто о таких вещах не думал, — говорит она. — Но время идет, и они становятся по-настоящему важными. Когда вначале нам были нужны деньги, нам помогали друзья. Но они не могут помогать нам постоянно».
Блезенер обнаружила, что у многих женщин, вступивших в ряды «Правого сектора», есть партнеры. Другие же познакомились со своими будущими любовниками и мужьями в батальоне. Многие из этих пар не доживут до конца войны. Жених Бурлаковой погиб в январе, когда наступил на мину возле одного из самых опасных блокпостов на востоке. Бурлакова подавлена из-за его гибели, однако заявляет, что это поможет ей воевать до самого конца войны.
«Сама я из Донбасса не уеду, потому что здесь каждый метр земли полит кровью наших парней», — говорит она, замечая, что многие ее сослуживцы родом из близлежащих поселков, занятых повстанцами. «Я не поеду домой, пока они тоже не получат возможность вернуться».
