ДУБАЙ — В декабре 2013 года лауреат Нобелевской премии по физике Питер Хиггс заявил газете The Guardian: не думаю, что меня сочли бы достаточно продуктивным, если бы я стал сейчас искать работу в сфере науки. После прорывного труда 1964 года Хиггс опубликовал менее десяти статей, поэтому сегодня, по его мнению, его бы не взял на работу ни один университет.
Учёным хорошо знакомо выражение «публикуйся или умри». Они обязаны публиковать статьи в рецензируемых журналах как можно чаще, чтобы подниматься по карьерной лестнице, сохранять рабочее место и обеспечивать финансирование своих институтов. А что происходит с учёными (например, на Ближнем Востоке), у которых научные интересы отличаются от интересов профессиональных журналов, с которыми у них к тому же слабые связи? А ведь от этих журналов зависит их учебная и научная карьера.
Учёные и институты с большим количеством публикаций в уважаемых журналах получают более высокие оценки продуктивности, что, в свою очередь, приводит к увеличению их вознаграждения в виде карьерного роста или повышения финансирования их исследований. Вопрос о том, имеют ли опубликованные ими труды какой-либо измеряемый эффект в сфере их исследований, слишком часто является, к сожалению, вторичным. Установленные для них стимулы означают, что количество, как правило, становится важнее качества.
От академических журналов зависят различные научные рейтинги, в которых институты обязаны находиться как можно выше. Это заставляет их нанимать и удерживать только тех учёных, которые пишут и публикуют статьи высокими темпами. Из-за этого возникает глубокая и двойственная проблема: академические журналы стали непропорционально влиятельными, при этом они делают упор на эмпирические исследования.
Что касается первой проблемы, то журналы постепенно заменяют собой институты в качестве арбитров внутри научного сообщества. Учёные почти в любой дисциплине, которые ищут работу в институте «уровня А», обязаны иметь публикации в нескольких избранных журналах «уровня А», которые считаются своеобразным пунктом пропуска.
А редакционные советы этих журналов всё чаще предпочитают позитивистские теоретические работы, то есть исследования, основанные на анализе эмпирических данных. На исследованиях, проведённых с помощью качественных методов (например, этнографические труды, коллективные опросы, изучение отдельных кейсов), обычно ставится клеймо годности лишь для журналов уровня B или С.
Учёные, проводящие эмпирические исследования, имеют большое преимущество перед теми, кто использует качественные методы, потому что в их распоряжении имеется эффективное программное обеспечение и мощные компьютеры, позволяющие быстро проверить рабочие гипотезы и учесть различные переменные в массивах данных. Такого рода работа может оказаться ещё и дешевле, потому что один массив данных может стать источником множества журнальных статей.
Разумеется, нет ничего плохого в научной практике, которая развивается вместе с технологиями, или в ученых, которые используют широкие массивы данных и более совершенные компьютерные программы. Однако применение количественных подходов не должно быть единственным важнейшим критерием при оценке качества научной работы и при определении карьеры учёного. Знание приобретается различными путями, а эмпирический позитивизм – это лишь один из методов в обширном арсенале гносеологии.
Позитивистские тенденции в современной науке создают особенно серьёзные проблемы для развивающихся стран, где массивы данных скудны и часто плохого качества. В результате, учёные из развивающихся стран оказываются перед дилеммой: либо им надо исследовать проблемы богатых, развитых стран мира, для которых имеется избыток данных, либо им надо рисковать своей карьерой, занимаясь качественными исследованиями, которые никогда не будут опубликованы в журналах уровня А.
Учёные, приезжающие из богатых данными стран Европы и Северной Америки в страны Ближнего Востока и других регионов, где данных очень мало, сталкиваются с той же самой проблемой. В моём институте в Абу-Даби научные сотрудники хорошо знают, что проведение опросов для качественных исследований является посильной задачей, а вот создание с нуля массивов данных для теоретического исследования является невероятно трудным делом.
В этом году на Международной конференции по проблемам научных и технологических индикаторов один французский учёный, исследующий почву Африки, рассказал, что лишь 5% опубликованных работ по его теме написаны африканскими исследователями. Однако, когда он углубился в своё исследование, обнаружилось, что 50% своих знаний об африканской почве он почерпнул от африканских исследователей, которые не публикуют или не могут опубликовать свои труды в международных академических журналах.
Страны, в которых английский язык не является общеупотребительным, оказались в особенно неблагоприятном положении в сфере науки. Но это происходит не потому, что у них некачественная наука, а потому что тон в этой сфере задают англоязычные журналы. Научные журналы, издаваемые не на английском языке, просто не привлекают такого же внимания в научном сообществе.
В результате, спектр тем для исследований, которыми могут заниматься учёные во многих странах, оказывается ограничен. При этом всем странами приходится бороться за удержание научных талантов. И это особенно касается Ближнего Востока, где правительства пытаются диверсифицировать экономику, чтобы она стала более устойчивой. Англоязычные журналы эмпирических исследований консолидируют контроль над каналами влияния, от которых зависит, будет ли карьера учёного успешной или нет. Именно поэтому развивающимся странам необходимо активно и много инвестировать в создание собственной инфраструктуры данных, чтобы местные ученые оказались в более выгодном конкурентном положении.
Но даже если развивающиеся страны и займутся такими инвестициями (а может быть, именно поэтому), для науки многое будет потеряно. Мировой наукой заправляют научные журналы (в основном) из США, поэтому никому не нужно даже никуда переезжать, чтобы стать участником этого нового процесса утечки мозгов. Исследовательские приоритеты, проблемы, а также используемые учёными методы диктуются доминирующей позитивистской гносеологией в ущерб всем остальным альтернативам.
