Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мало кто из историков 20 века сомневался, что революция 1917 года в России стала одним из самых важных событий своей эпохи, да и в целом тоже. По мере приближения столетнего юбилея, однако, становится удивительно, насколько быстро идеология, вдохновившая Ленина и миллионы его последователей, утратила свое значение. Угасание симпатии к ней заслуживает лишь благодарности.
Мало кто из историков 20 века сомневался, что революция 1917 года в России стала одним из самых важных событий своей эпохи, да и в целом тоже. По мере приближения столетнего юбилея, однако, становится удивительно, насколько быстро идеология, вдохновившая Ленина и миллионы его последователей, утратила свое значение. У капитализма есть множество несовершенств, но почти никто за пределами офиса Джереми Корбина (Jeremy Corbyn) уже не полагает, что коммунизм, и тем более его старая советская разновидность, служит достойной доверия альтернативой. Это бы поразило поколение наших бабушек по обе стороны конфликта.
Романы Ч.П. Сноу (C.P. Snow) не слишком хороши в литературном отношении, но представляют собой интригующую историю среднего класса. В межвоенные годы многие знакомые интеллектуалы Льюиса Элиота (Lewis Eliot), выдуманного персонажа и альтер эго Сноу, принимали за данность, что социализм, или, возможно, коммунизм, не только должен, но непременно станет главной доктриной большинства демократий.
Чуть ниже по социальной лестнице, судостроители Клайда, большинство мировых трудящихся, видели в большевиках предвестников надежды. Штыки, воткнутые в грудь семьи российского императора в подвале в Екатеринбурге, вызвали приятный трепет в сердцах некоторых радикалов. Книга «Десять дней, которые потрясли мир» американского репортера Джона Рида (John Reed), его личное свидетельство о событиях октября 1917 года, передает то волнение, которое революция всколыхнула среди тех, кто, как и он сам, считал, что капитализм обречен.
В городах западной Европы классовая ненависть к правящей касте, «начальникам», была сильнее всего распространена в тех сферах промышленности, которые требовали больше всего изнурительного труда и были связаны с опасностью, например,в горном деле. Когда началась Вторая мировая война, Черчилль был сбит с толку непримиримостью многих британских сообществ угольщиков среди смертельной схватки против фашизма. Ему нужно было объяснить это при помощи ряда суровых откровенных репортажей о том, насколько глубок разрыв между политическими взглядами шахтеров Уэльса и внука герцога, живущего на Даунинг стрит. Это не было, разумеется, прямым следствием ленинской революции, но это событие было совокупностью надежд многих рабочих и интеллектуалов.
Октябрь 1917 года не оказал бы такого мощного влияния, если бы представлял собой лишь внутренние российские изменения правительства, пусть и кровавые. Иностранные наблюдатели давно предсказывали, что Романовы обречены. Российские обстоятельства стали воплощением изречения де Токвилля, что рабство становится невыносимо, когда легчают его оковы. В отличие от дальнейшей советской пропаганды, индустриализация делала огромные шаги в Российской империи 1914 года.
Однако восхождение большевиков к власти произошло посреди крупнейшей войны в истории человечества. Выход России из конфликта при помощи Брестского мирного договора 3 марта 1918 года на несколько недель ускорил победу центральных сил. Хотя такой исход был предсказуем, новая власть в Москве невероятно напугала западных союзников.
Большевики заявили о необходимости уничтожения существующих правительств по всему миру. Коммунистический интернационал, основанный в 1919 году, обещал бороться «всеми доступными средствами, включая свержение международной буржуазии, за создание международной Советской республики в качестве переходной стадии на пути к полному уничтожению государства».
Цели Ленина, Троцкого и их последователей, таким образом, угрожали интересам правителей и владельцев собственности во всем мире. Черчилль убедил Ллойд Джорджа, находившегося на посту премьер-министра Британии, начать вместе с США, Францией, Канадой, Италией и другими союзниками неуверенное и катастрофическое вторжение в Россию с целью оказания помощи белым и особенно Чехословацкому корпусу, чтобы обратить вспять события октября 1917 года.
Тремя крестами Виктории были награждены в 1919 году командиры торпедных катеров Королевского ВМФ, нападавших на военные корабли большевиков в Балтике. Этот удивительный эпизод сам собой просится в хорошо написанную историю первой половины 20-го века. Пока таковой нет, я рекомендую весьма легкую, но достойную историческую книгу Джона Харриса (John Harris) под названием «Действия легких бронекавалерийских частей», в центре которой — роль британской армии.
Это типичный вопрос для студенческих эссе, можно ли было предотвратить революцию, если бы не мировая война и последующая потеря почти 3 миллионов жизней. Кажется, гораздо полезнее просто предположить, что в политическом и идеологическом климате начала 20-го века коллективистский эксперимент должен был быть где-то осуществлен, и очевидными местами для вероятного его проведения были Россия и Китай. Последствия для миллионов российских крестьян, а также жестокость советского давления были успешно скрыты от большинства глаз в течение полувека. Французская революция 1789 года погубила несколько тысяч аристократов и передала земли крестьянам, которые таким образом стали ярыми сторонниками прав на собственность. Российская версия революции потребовала упразднения целого правящего класса и передачи земли коллективным хозяйствам, что стало несравненно более радикальной процедурой. Книга Дугласа Смита (Douglas Smith) 2012 года «Бывшие люди» представляет исчерпывающий рассказ о судьбе царской аристократии.
На Западе легковерие Уэббов, Бернарда Шоу и других «истинных верующих» подпитывалось отчаянным желанием полагать, что советский пример жизнеспособен. «Оглядываясь на наш собственный ад», — писал историк Филип Тойнби (Philip Toynbee), ставший коммунистом в Кэмбридже: «нам пришлось выдумать земной рай где-то еще». В 1945 году склоняющийся к левым взглядам издатель Виктор Голланц (Victor Gollancz) навлек на себя недовольство будущих поколений, отказавшись публиковать «Скотный двор», прекрасную сатиру Джорджа Оруэлла на большевизм.
В современной контрреволюционной перспективе невозможно понять соглашательство с диктаторами, не осознавая травмирующее влияние событий в России на имущие классы других стран. Зимний дворец был захвачен лишь за 16 лет до прихода к власти Гитлера. По меньшей мере в течение двух десятилетий «имущие» люди Европы больше боялись большевиков, чем фашизма.
Романы о «героях Клубландии» Джона Бакена и Сэппера дают возможность взглянуть на представление британской буржуазии о людях Ленина и их последователях в десятилетия после революции. В воспитанных кругах было распространено мнение, что самые кровавые революционеры были не только коммунистами, а еще и евреями, что означало двойное проклятие в клубах Сейнт-Джеймса.
Даже по привычным стандартам исторической иронии остается удивительным, что вторжение Гитлера в июне 1941 года в Советский Союз не только не смогло разрушить большевизм, но и укрепило основания диктатуры Сталина, вероятно, продлив на целое поколение существование его империи. Успешное сопротивление Гитлеру было возможно лишь благодаря программе индустриализации советского лидера, осуществленной чудовищной ценой человеческих жизней.
Восприятие российским народом 21 века «Великой Отечественной войны» мало связано с нашим ее пониманием. В его рамках со счетов сбрасывается пакт Сталина с Гитлером 1939-1941 годов и то, что бомбившие Лондон самолеты люфтваффе были заправлены российским топливом. Президент Путин объявил вне закона любые публикации, где содержатся упоминания о невероятной жестокости советского режима в отношении его собственных граждан (расстрел около 300 тысяч солдат за предположение об их дезертирстве и трусости), чтобы иметь преимущество. Книги Энтони Бивора (Anthony Beevor) и даже мои собственные по этой причине сегодня запрещены, потому что они описывают изнасилования и грабежи солдатами Красной Армии в Германии в 1945 году.
Я утверждал где-то, что безжалостность сталинской тирании была необходимым условием поражения тирании Гитлера; что если бы освобождение Европы происходило темпами, задававшимися американской и британской армиями, мы бы до сих пор могли не встретиться на Эльбе.
Это, конечно, преувеличение, но оно основано на суровой реальности. Сталин после Второй мировой войны стал восприниматься как самый успешный военачальник, отец нации, чей вклад в поражение нацизма заслужил восхищение во всем мире. Несмотря на то, что руководители западных стран быстро осознали угрозу новой советской империи в отношении свободы и демократии, многие советские граждане этого не понимали.
В период с 1941 по 1945 в адрес дядюшки Джо, защитников Сталинграда, героических рабочих завода на Волге и прочих сыпались такие похвалы, что после этого оказалось трудно лишить многих людей их иллюзий относительно матушки-России. Они не ошибались, считая, что сотни тысяч молодых британцев и американцев остались живы, потому что погибло слишком большое количество солдат Красной армии.
При любом рассмотрении большевистской революции и ее наследия необходимо подробно останавливаться на Великой Отечественной войне, потому что эта победа остается единственным бесспорным и долговременным достижением, которым российское руководство может похвастаться, начиная с 1917 года, за исключением изобретения некоторых видов уникальных систем вооружения и космической техники.
Ни один уважаемый экономист не заявит, что российское население выиграло от ленинской или сталинской социальной и экономической политики. Легче высказывать предположения о развитии стандартов жизни после 1918 года, если бы царский режим продолжил свое существование, чем утверждать, что советская система принесла выгоду кому-то, кроме комиссаров. Она доказала наличие общих характеристик коммунистических режимов по всему миру, перефразируя Оруэлла: все свиньи одинаковы, но некоторые пробивают себе путь к корыту побольше. Британцы, посетившие Москву в самые мрачные дни Второй мировой в отвращении поражались изобильным банкетам в то время, когда большинство населения страны умирало с голода и даже (в экстремальных обстоятельствах, как при блокаде Ленинграда) поедало друг друга.
Однако вплоть до последних лет 20 века количество полезных идиотов, западных апологетов Советского Союза, казалось бесконечным, в их число входили даже такие люди, как Тони Бенн (Tony Benn). Роман Энтони Поуэлла «Книги украшают комнату» передает тот энтузиазм в отношении советского коммунизма, который был распространен в послевоенных лондонских гостиных и в образованных кругах.
Ни один современный читатель не прочтет труды Солженицына, Роберта Конкуэста, Роберта Сервиса и Энн Эплбаум, не поразившись жестокостям, совершавшимся во имя людей, которые и были причиной русского коммунизма; и эта жестокость допускалась почти до нынешнего времени их западными защитниками. Стоит отметить, что за исключением евреев, немецкий народ при нацизме пользовался гораздо большей личной свободой, чем русские в любой период после 1917 года.
Путинская страна сохраняет лишь ряд номинальных связей с коммунизмом и превратилась в авторитарное гангстерское общество, гораздо менее опасное, чем старый Советский Союз отчасти потому, что ее лидеры стремятся только к личному обогащению и власти, а не отстаивают идеологию. Даже уровень жестокости значительно снизился: порой враги государства оказываются убиты наемниками, но сотни и тысячи диссидентов уже не уничтожают в государственных тюрьмах, или в лесах Катыни.
Жители современной России будут праздновать столетие революции, когда им не дозволено знать почти ничего о ее реальном течении и цене, и еще меньше дозволяется признавать лежащую в ее основе бесчеловечность и историческое фиаско.
Дэвид Ааронович (David Aaronovitch) в своих недавно опубликованных поразительных воспоминаниях о детстве в семье страстных британских коммунистов, утверждает, что никто не должен осуждать этих обманувшихся людей, не вспоминая ужасные страдания, на которые обрекли мир белые империалисты и расисты.
Этот аргумент заслуживает должного внимания. И все же по своим масштабам российские революционеры и их последователи в Китае совершили рекордное количество массовых убийств, с которыми сопоставимы нацисты.
Мир безусловно переживет впоследствии еще множество более пустых идеологий и грубой диктатуры, но навряд ли какая-либо из них станет причиной такого бедствия, как доктрина, получившая власть после большевистской революции. Угасание симпатии к ней заслуживает лишь благодарности.
