Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Почему русские до сих пор испытывают ностальгию по СССР

© РИА Новости Алексей Куденко / Перейти в фотобанкМарш, посвященный 75-й годовщине военного парада 1941 года на Красной площади
Марш, посвященный 75-й годовщине военного парада 1941 года на Красной площади
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Опросы неизменно показывают, что русские испытывают ностальгию по СССР. Причины этой ностальгии разнообразны и сложны. Русские часто воспринимают советскую эпоху как эпоху социальной сплоченности и экономической стабильности, наличия постоянной работы, нормальных зарплат и доступа к системе социального обеспечения. Россияне также вспоминают, что СССР пользовался международным авторитетом.

25-я годовщина распада СССР, которая приходится на 26 декабря 2016 года, напоминает нам о важных изменениях, последовавших за исчезновением советского государства — в том числе и об упразднении в России системы повсеместного политического и социально-экономического регулирования общества. Но отголоски советского прошлого, в том числе подавление протестных движений и преследование инакомыслящих, сейчас кажутся более заметными. Кроме того, наблюдатели считают возрождение российской военной мощи и геополитических амбиций за годы правления Владимира Путина доказательством того, что Россия стремится восстановить свой статус, власть и, возможно, территорию Советского Союза. Наблюдатели, которые считают политику России неоимпериалистической, часто заявляют, что Кремль успешно распространяет воинственный национализм у себя в стране с тем, чтобы сформировать или укрепить благосклонность и поддержку среди элит и общественных масс. В связи с этим звучат и утверждения о том, что с не меньшим успехом Кремль разжигает гипернацоналистические настроения для того, чтобы отвлечь внимание элит и народных масс от ухудшающихся социально-экономических условий в стране.

Подобные оценки российской внутренней политики ошибочны. По данным недавно проведенных в России репрезентативных опросов среди фокус-групп неоимпериалистические устремления в российском обществе выражены слабо. Вопреки утверждениям о том, что русский национализм является воинственным либо по своей природе, либо в результате манипуляций со стороны режима, данные опросов указывают на другое, позволяя сделать совершенно иной вывод. Русский национализм на данном этапе отличается главным образом рациональностью и умеренностью, и, вероятно, служит существенным сдерживающим фактором в процессе милитаризации внешней политики России.

Хотя западные наблюдатели часто утверждают, что политические предпочтения большинства россиян формируются при помощи всепроникающей, гипернационалистической пропаганды, оказывающей на них «зомбирующее» воздействие, последние опросы показывают, что формирование общественного мнения россиян не совсем связано с государственной пропагандой. Этот аргумент может показаться нелогичным, учитывая чрезвычайно высокие рейтинги одобрения Владимира Путина. Однако рейтинги Путина, отчасти являющиеся результатом «консолидации под знаменами единения» из-за конфликта с Западом, не являются тем фактором, который напрямую обеспечивает политическую поддержку военной эскалации, усиления конфронтации с Западом или идеи возрождения империи.

В чем смысл ностальгии по советскому прошлому


Опросы неизменно показывают, что русские испытывают ностальгию по СССР. Причины этой ностальгии разнообразны и сложны. Русские часто воспринимают советскую эпоху как эпоху социальной сплоченности и экономической стабильности, наличия постоянной работы, нормальных зарплат и достаточного доступа к системе социального обеспечения; экономическое неравенство и политическая коррупция существовали, но эти явления были под контролем и сдерживались. Россияне также вспоминают, что СССР пользовался международным авторитетом и обладал влиянием, как одна из двух сверхдержав. Советским призывом «догнать и перегнать» Запад руководствовалась (по крайней мере, до известной степени) значительная часть населения Советского Союза. У многих и сегодня советские времена все еще вызывают чувство гордости, значимости и безопасности.

Хотя ностальгия по СССР распространена в России повсеместно, в настроениях представителей различных поколений наблюдаются существенные различия: самое сильное чувство потери испытывают пожилые россияне. В ходе опросов, проведенных в октябре 2016 года (данные также представлены здесь), 85% респондентов в возрасте старше 60 лет сказали, что они «безусловно» или «скорее да, чем нет» испытывают сожаление по поводу распада Советского Союза. Что же касается респондентов в возрасте 18-24 лет (представителей того поколения, социализация которого проходила полностью при нынешней власти), подобные чувства испытывают только 27%. Кроме того, с течением времени чувство ностальгии несколько уменьшается. В опросе, проведенном в октябре 2016 года, сожаление по поводу распада СССР «безусловно» или «скорее да, чем нет» испытывали 68% (так в тексте — прим. перев.) всех респондентов. Однако, отвечая на тот же вопрос, заданный десять лет назад, в 2006 году, сожаление «безусловно» или «скорее да, чем нет» испытывали 63% (так в тексте — прим. перев.) всех респондентов.

Не менее важны для российской политики прагматические и нормативные характеристики настроений россиян, связанных с возможностью восстановления Советского Союза. В опросе, о котором шла речь выше, о «безусловной» возможности возрождения Советского Союза высказалось не более 7% в каждой из возрастных групп. В другом опросе, также проведенном в конце 2016 года, о необходимости возрождения Советского Союз высказалось только 12% респондентов. Эти результаты свидетельствуют о том, что опасность ностальгии «возрождения или возврата к пошлому», которую Светлана Бойм (Svetlana Boym) называет стремлением индивида к физическому возрождению прошлого, выражена в России относительно слабо. Зато чувства, которые испытывают большинство россиян, соответствуют тому, что Бойм считает более «мягкой, безопасной» разновидностью ностальгии, которая представляет собой деполитизированную и персонализированную тоску по утраченной эпохе или определенному времени. Вполне возможно, что русские испытывают ностальгию по советскому прошлому, но судя по всему, надеются на его восстановление или хотят этого относительно немногие из них.

Другие опросы показывают, что россияне, как националисты, свои территориальные аппетиты насытили в гораздо большей степени, чем считает большинство западных наблюдателей. В 1998 году, когда Россия подошла к концу бурного десятилетия, характеризовавшегося политическими и социальными беспорядками, а также резким экономическим спадом, существовавшими границами Российской Федерации были довольны только 19% респондентов. К марту 2015 года, после более чем десятилетия экономической и политической стабильности, эта цифра выросла до 57%.

Точно так же 61% респондентов в 2015 году считали, что провозглашение независимости России от Советского Союза в 1991 году было фактом «безусловно» или «в основном» положительным. Лишь 15% респондентов считали, что отделение России от СССР было для России «безусловно» или «в основном» вредным. Эти настроения знаменуют собой значительные изменения по сравнению с настроениями всего десятилетней давности, когда 52% опрошенных считали независимость позитивным явлением, а 27% думали наоборот. Хотя значительное число россиян по-прежнему относятся к исчезновению Советского Союза неоднозначно, при Владимире Путине сформировалась устойчивая тенденция в сторону признания территориального статус-кво.

Отсутствие у населения интереса к возрождению империи


Как ни парадоксально, но аннексия Крыма в 2014 году и его последствия указывают на то, что неоимпериалистические настроения в России выражены относительно слабо. Хотя некоторые западные аналитики утверждают, что захват Россией Крыма вызвал в России устойчивый всплеск неоимпериалистических амбиций, среди большинства россиян эта реакция была непродолжительной. Захват Крыма способствовал возникновению, в основном, чувства национальной гордости, а не воинственного национализма. Что характерно, наибольшее усиление в годовом исчислении чувства удовлетворенного национализма (выражающегося в признании респондентами существующих границ России) произошло на следующий год после присоединения Крыма в марте 2014 года, когда число респондентов, которых устраивали существующие границы, резко возросло с 32% до 57%.

Поскольку военная операция Кремля в Крыму пошла практически бескровно, россияне в 2014 году оказали широкую поддержку действиям своих властей. Всеобщему одобрению способствовало и то, что Крым важен для России в этнокультурном, историческом и стратегическом плане, а также же такие факторы, как пренебрежение Москвой мнением Запада и противодействие его стратегии в отношении Украины. Всеобщая эйфория в связи с возрождением российского регионального влияния, разумеется, подпитывалась воспоминаниями о военной, экономической и политической мощи Советского Союза. Путин также выиграл от этой «консолидации под флагом единения» российского общества из-за конфронтации с Западом в результате аннексии и появления пророссийских сепаратистских движений на востоке Украины.

Однако эта политическая поддержка никогда не служила Кремлю карт-бланшем для проведения экспансионистской внешней политики. Хотя большинство россиян поддерживают Путина (зачастую из-за кажущегося отсутствия серьезной альтернативы), они по-прежнему опасаются конфликта с Западом и не проявляют интереса к созданию империи. После захвата Крыма в 2014 году россияне на самом деле в течение короткого периода времени испытывали чувство воинственного национализма. В опросе, проведенном в марте 2014 года, 74% респондентов заявили, что готовы поддержать российские власти в случае вооруженного конфликта между Россией и Украиной. Менее года спустя эта цифра снизилась до 44%, отражая ослабление националистического угара. А это само по себе свидетельствует о частичной изоляции российского общества от настойчивой риторики Кремля, согласно которой Украина после Майдана является площадкой для будущей американской агрессии против России. Сейчас 39% респондентов заявляют, что они «однозначно» или «вероятно» откажутся поддерживать Кремль в случае открытого непосредственного конфликта с Украиной — что на 13% больше, чем одиннадцатью месяцами ранее.

Такое же быстрое ослабление националистического угара произошло и в вопросе, касающемся того, должна ли Россия аннексировать области восточной Украины, находящиеся под контролем пророссийских сепаратистов. В начале 2014 года идею присоединения этих территорий к России поддержала почти половина опрошенных россиян (48%). Менее года спустя число респондентов, высказавшихся за присоединение, сократилось до 15%.

Осторожность, как черта русского национализма на массовом уровне (и его обращенность внутрь в отличие от экспансионистского характера) отражена в дискуссиях, идущих в России по вопросу того, что важнее — «пушки или масло». Ключевым приоритетом для консервативной и реакционной правящей элиты является накапливание и демонстрация военной мощи, и сегодняшняя программа Кремля по увеличению военных расходов вкупе с его резкой антиамериканской риторикой вызывают беспокойство у США и соседей России.

Однако большинство россиян не поддерживают дальнейшую милитаризацию экономики России и ее внешней политики. В рамках своего опроса в июле 2015 года я задал участникам вопрос, должен ли Кремль наращивать свою военную мощь или же поддерживать экономическое благосостояние своих граждан. 69% респондентов ответили, что в бюджете приоритет должен быть отдан гражданской экономике, при этом 21,8% отметили, что приоритетом должны быть военные расходы. Важно отметить, что идею милитаризации России в ущерб гражданским инвестициям поддержали лишь 16% молодых респондентов (18-24 лет) — возрастной группы, которая в контролируемой политической среде зачастую больше всего подвержена милитаристской пропаганде.


Важно отметить, что российские элиты — особенно те, которые связаны с внешнеполитическим истэблишментом, привержены идее расширения влияния страны за рубежом в большей степени, чем российская общественность в целом. По данным последнего повторного опроса среди внешнеполитической элиты число согласных с идеей о том, что положение страны в мире определяется ее военным, а не экономическим потенциалом, впервые составило большинство (52,9%). Однако в ходе того же опроса было обнаружено, что эти элиты (в частности те, что не относятся к ближайшему окружению Кремля) по-прежнему обеспокоены, как и большинство россиян, решением внутренних проблем — особенно значительными экономическими трудностями России.

Вывод


Россия при Владимире Путине представляет собой явно ревизионистскую державу, но характер ее ревизионизма (в том числе, принимает ли он неоимпериалистические формы), формируется под воздействием внешних и внутренних факторов. Одним из наиболее важных из этих факторов является общественное мнение россиян. Хотя большинство россиян не поддерживают внешнюю неоимпериалисткую политику, может ли Кремль просто игнорировать такие настроения общественности, учитывая наличие в России авторитарной системы? Несмотря на значительный репрессивный потенциал, авторитарным режимам, особенно таким «выборным» вариантам, как Россия, для нормального функционирования необходима значительная поддержка населения. В случае с Россией политика конфронтации за рубежом и милитаризации внутри страны создает риск ослабления политической поддержки, отчасти потому, что такая политика еще больше подрывает внутреннюю социально-экономическую стабильность — что в ходе соцопросов постоянно выявляется в качестве одной из основных проблем для большинства россиян.

Если Кремль решит пойти на риск дальнейшего конфликта с Западом в погоне за советским прошлым, подобное нагнетание ситуации чревато для Кремля значительным ослаблением общественного согласия. В своих расчетах Кремль, наверное, считает, что эту опасность можно устранить, контролируя большинство СМИ. Еще одним фактором является нежелание большей части российской общественности участвовать в политической жизни и мобилизации. Наблюдаемый в сегодняшней России умеренный, осторожный национализм — это не гражданский национализм. Тем не менее, возможные политические последствия значительной потери народной поддержки должны заставить задуматься режим, легитимность которого в такой большой степени зависит от одного человека.

Томас Шерлок — профессор военной академии США в Вест-Пойнте, ведет курс политических наук. Мнения, выраженные в этой статье, могут не совпадать с мнениями руководства военной академии США, армии США или министерства обороны.