В 1920-е годы в Хельсинки пьянели от алкоголя и кокаина в ритме джаза.
В 1920-х Олави Пааволайнен (Olavi Paavolainen) был пророком урбанизировавшегося Хельсинки, над азартом которого многие смеялись и тогда, и потом. Но он сумел уловить атмосферу города.
«Эти явления совсем не ограничивались Берлином, где они проявились наиболее отчетливо в связи со сложившимися обстоятельствами. То же происходило в Мадриде, Париже, Лондоне, Москве, Нью-Йорке, Хельсинки. Название им было ДЖАЗ. Банджо, барабаны и саксофоны? Негры с гримасами на лицах», — с воодушевлением рассказывает писатель Пааволайнен в вышедшей в 1929 году книге «В поисках нынешнего времени» (Nykyaikaa etsimässä).
Писатель нашего века, доцент Микко-Олави Сеппяля (Mikko-Olavi Seppälä) в своей книге «Беспечный город — веселый Хельсинки 1920-х» (Suruton kaupunki — 1920-luvun iloinen Helsinki) подтверждает наблюдения Пааволайнена. В 1920-е годы кинофильмы, пластинки и радио распространяли пришедшую главным образом из США культуру по всему миру.
«В Хельсинки, Нью-Йорке, городах Европы и Шанхае танцевали одни и те же танцы», — говорит Сеппяля.
За веселыми 1920-ми годами все время маячила Первая мировая война.
«В Финляндии это был период окончания гражданской войны. В 1920-е годы была ужасная черта: люди закрывали глаза на происходящее. Это были танцы на могилах. Прятались за экзотикой и удовольствиями».
Джаз обрушился лавиной из США, когда Original Dixieland Jass Band покорил Лондон. Его музыканты были белыми и с удовольствием врали, что даже не умеют читать ноты. Но вскоре за ними последовали выдающиеся чернокожие исполнители из Нового Орлеана, такие как Луи Армстронг (Louis Armstrong) и Сидней Беше (Sidney Bechet).
В Европе джазом называли все что угодно. В Финляндии его первоначально исполняли в ресторанах оркестры из Германии, которые не имели никакого представления о ритме. Знаменательным событием считается прибытие в Финляндию в 1926 году оркестра парохода Andania, который привез разбогатевших в Америке переселенцев полюбоваться родиной. В этом оркестре играл на саксофоне и кларнете Томми Туомикоски (Tommy Tuomikoski).
Выступления оркестра Andania в Хельсинки заинтересовали молодых братьев Мальмстенов (Malmstén). Туомикоски остался в Финляндии на год и играл во время сухого закона в группах Zamba и Ramblers. В последней были и другие американские финны. Самый известный финский джазовый исполнитель из Америки Сильвестр Ахола (Sylvester Ahola) так и не приехал выступать в Финляндию.
В Хельсинки возникли два джазовых направления. Часто оркестры, состоящие из учащихся лучших лицеев, пытались подражать иностранным образцам. Чрезвычайно популярная группа Dallapé, исполнявшая «рабочий» джаз на аккордеонах, играла его по-своему и развлекала многочисленную финскую публику. Впоследствии эта музыка стала известна как «хумппа».
Музыка часто звучала в ресторанах и кафе, которые без разрешения продавали клиентам спиртное. В Хельсинки этим занимались почти все. Кроме ресторанов были еще и подпольные кабаки.
«Они были в городе и в его окрестностях. Рестораны в центре были, конечно, более интересными», — говорит Сеппяля.
В ресторане, находившемся на верхнем этаже только что построенной гостиницы Torni, подавали алкоголь и готовили пунш. Если в здание входили подозрительные люди, швейцар давал сигнал, нажимая кнопку, расположенную около двери лифта.
Кроме этого, существовали частные клубы различных обществ, куда могли проскочить и посторонние. Газета финских социал-демократов называла кружок товарищей Пааволанена «Факельщики» (модернистское течение в среде молодых финских литераторов), находившийся на улице Миконкату, «клубом любящих выпить молодых писателей и художников, а также их поклонников». Разговоры здесь часто велись на повышенных тонах.
Спиртное подавали в кофейных или чайных чашках, или даже в стаканах для сока, чтобы обмануть инспекторов, следящих за выполнением закона.
Атмосфера Хельсинки на удивление начинала сильно напоминать США, где тоже был введен сухой закон. Лиги продавцов спиртного поделили город на зоны, куда конкуренты не допускались. Кроме спиртного также продавали кокаин, путь контрабанды которого из Германии в Советский Союз проходил через Финляндию.
Писатель Ээту Кивеля (Eetu Kivelä) так описывает «парня из джазового оркестра»: у него был костюм американского покроя, который сидел на нем в облипку, полуботинки апельсинового цвета, волосы торчком, пестрый галстук, глубоко посаженные глаза и острые скулы». Кивеля называет его «Нюхачом», намекая на то, что он употреблял кокаин.
«Современная Анна заказывает у шофера «порошок», — писал юмористический журнал Tuulispää («Вихрь»).
Торговле спиртным и наркотиками часто сопутствовала проституция, распространялись венерические заболевания.
Другим вопросом было общее падение морали, благословение священника больше не требовалось. Конечно, это можно расценивать и как составную часть процесса перераспределения ролей в обществе. Женщина, в особенности молодая и из зажиточной семьи, больше не оставалась в стороне, когда мужчины гуляли.
В песне «Вечер в Выборге» (Ilta Viipurissa), записанной на пластинку в 1929 году, девушка сначала все время говорит «нет, нет, нет», но, в конце концов, переходит на шведское «hem till mej» (поехали ко мне домой). Когда Юнну Вайнио (Junnu Vainio) перезаписал эту песню в 1960-х под названием «Таким был Выборг» (Sellainen ol' Viipuri), эта часть оригинального текста была подвержена цензуре. Выборг, подобно Хельсинки, был центром развлечений, но он не шел в ногу со временем. Когда «Лучший оркестр Хельсинки» Мальмстена приехал для того, чтобы играть в Круглой башне Выборга, его сначала выгнали за то, что он был «слишком джазовым».
Веселый период 1920-х в Хельсинки был, на самом деле, очень коротким. Как считает Сеппяля, его расцвет пришелся на середину десятилетия. «Тогда присоединилось больше людей».
Первые признаки депрессии в экономике Финляндии появились в 1928 году, еще до обвала биржи в США. Великая депрессия нанесла Финляндии меньше ущерба, чем другим странам, но достаточно много, чтобы веселая жизнь стала затихать. Атмосфера изменилась.
«Период 1920-х был эгоцентричным периодом получения удовольствий. Каждый считал себя кузнецом своего счастья», — говорит Сеппяля. Это проявлялось в интересе к моде и своему внешнему виду. 1930-е были более аскетичными.
«1930-е годы были совсем другими по духу. Они были десятилетием коллективизма. Это проявилось в возникновении с одной стороны фашистских, а с другой — социалистических движений. Политические столкновения стали более сильными».
С отменой сухого закона ночная жизнь затихла: места, в которых предлагали алкоголь, опять стали находиться под строгим контролем властей. Спиртное, тем не менее, еще десятки лет продавалось в столице из-под полы.
За мрачными 1930-ми пришли военные 1940-е. Веселый Хельсинки канул в забвение.
