Тридцать лет назад Роса Ликсом (Rosa Liksom) проехала по Транссибирской магистрали, и это путешествие превратилось впоследствии в отмеченный наградами роман «Купе номер шесть». Недавно писательница решила повторить свое путешествие в таком же купе номер шесть. Получился репортаж о современной России — и о тревоге в связи с тем, что Путин и Трамп одновременно — это уже слишком для маленького мира.
Транссибирский поезд приходит на четвертый путь Красноярского вокзала.
Проводница, стильная тетя, хвалит мое пальто и провожает с улыбкой до купе номер шесть, желая приятного пути. Я кладу рюкзак в металлическое багажное отделение под спальной полкой.
На полке напротив сидит Мила, молодая женщина, напоминающая хипстеров из Берлина. Она была в командировке в Иркутске и сейчас едет домой, в Москву.
Иду обратно в коридор, где беседуют другие пассажиры. Поезд новый, каждый угол сияет и блестит, как самовар. Никаких плохих запахов. В поезде запрещено курить, а мужчина, стоящий рядом, благоухает туалетной водой Obsession.
Поезд трогается, из громкоговорителей тихо играет прелюдия Шопена. Энергичная старушка и пятилетняя девочка с косичками выходят из четвертого купе. Обе машут людям на перроне.
Мы покидаем Красноярск, чья главная улица — великолепное сочетание разных архитектурных стилей. Поблескивающий темный небоскреб с тихо пережидающим зиму колониальным садом на заднем дворе. За нашими спинами — бетонная коробка в стиле позднего конструктивизма, современное строение, напоминающее сталинский ампир, и воздушная голубая церковь с куполами-луковицами в окружении хрущевок.
Мы покидаем старинную сибирскую баню и моющихся в ней советских старушек в шерстяных шапках и тапочках. Они натирали мне спину смесью соли и меда, отхлестали двумя вениками, массировали, поддавали пару.
Мы покидаем модные кафе и экологичные рестораны, музеи современного искусства, клубы, кофейных снобов, хипстеров и денди. Энергичный, пульсирующий Красноярск, бывший закрытый город и устрашающий этап на пути в исправительные колонии.
В купе есть маленький плоский телевизор и изящные лампы для чтения, на окнах — белые тканые занавески, точно такие же, как у бабушек в деревенских домах. На столе — белая скатерть, белая ваза, а в ней желтая роза из шелка.
Для каждого пассажира приготовлены белые картонные коробочки. В каждой — круассан, маффин и булочка, а также варенье, масло, сыр, по пакетику черного и зеленого чая Lipton и краснощекое яблоко. Два традиционных стеклянных стакана стоят на фарфоровой тарелке. Горячую воду можно взять в большом самоваре в конце коридора.
У Милы звонит телефон.
«Я не буду отвечать. Бабушка уже 20 раз сегодня звонила. Я только что с ней разговаривала и больше не могу. Я не рассказывала, что я в командировке в Сибири, потому что она не выносит моих командировок. Я спать не могу спокойно, если знаю, что она переживает, как бы со мной чего-нибудь не случилось».
Приходит проводница Паша в своей отлично сидящей униформе из темно-синей юбки, белой блузки и темно-синего жилета. Показывает мне, как раскладывать кровать. Та уже заправлена белым постельным бельем. Паша говорит, что вагон-ресторан открыт, и если мне что-то нужно, я могу сообщить ей об этом.
Беру стакан для чая со стола и иду за водой к самовару. Паша сидит в своем купе и смотрит русский сериал на планшете. Мы кладем малиновое варенье в чай и распечатываем маффины. Мила рассказывает, что она преподает английский язык.
«Папа был шахтером, он спился, когда я была маленькой. Мама — экономист, она переехала в Нью-Йорк десять лет назад. Влюбилась, но потом они развелись, и мама осталась там. Сначала стояла за прилавком Макдональдса, потом была уборщицей, а сейчас работает в российской инвестиционной компании. Вся ее работа сводится к тому, чтобы ничего не красть. Она подумывает вернуться в Москву. Она любит искусство и культуру. Считает, что Россия могла бы позиционировать себя как культурную сверхдержаву. Неплохая идея!»
Я спрашиваю Милу, что она думает о советских временах.
«Вечно иностранцы спрашивают о советских временах. Что в них такого интересного? Мне был всего год, когда Советский Союз стал Россией. Я совершенно ничего не знаю про советские времена».
Мила некоторое время рассматривает пейзаж за окном. Между березами мелькает скудно покрытая снегом равнина, простирающаяся до самого горизонта. Через нее бежит узкий быстрый поток, и над стремнинами вода парит. Морозное солнце покрывает небо фиолетовой дымкой.
Мы разговариваем о жизни и проблемах, которые вызвала глобализация в Финляндии, Европе и России.
«Я следила за американскими президентскими выборами в интернете. Болела за Берни Сандерса (Bernie Sanders) и была очень разочарована, когда он вылетел. У нас никто не говорит о равноправии, свободных выборах или о том, как сделать глобализацию полезной для всех, как это делают Сандерс и даже Обама. У нас, как и у вас, по-видимому, жадность и хамство считаются абсолютно приемлемыми и уважаемыми. Никто на самом деле не скучает по Советскому Союзу, но существуют же и другие альтернативы в этом мире, например, альтернатива Берни. Средний класс разочарован, хотя пока все по-прежнему живут нормально».
«Жалко только, что чудесные финские сыры пропали с магазинных полок», — смеется Мила.
В дверь стучат и, смущенно улыбаясь, входит Паша с небольшой корзинкой. В ней лежат сувениры: флешки и термометры в виде маленьких поездов, подстаканники и блокноты. Мила покупает флешку.
Когда Паша удаляется, Мила говорит, что если проводница хочет иметь небольшую прибавку к зарплате, ей приходится продавать побрякушки туристам.
И продолжает свой рассказ.
«Власть имущие и миллионеры, которых в России миллионы, живут в центре городов или в собственных охраняемых жилых районах. Они покупают одежду в брендовых магазинах, и для них везде есть свои офигенно дорогие заведения: рестораны, спортзалы, универмаги, салоны красоты, курорты, спа-салоны и прочее. А те, кому тяжело, живут в деревнях, в маленьких городках или пригородах больших городов. Мигрантов из центральной Азии, у которых нет документов, презирают, хотя они делают всю грязную работу, за которую не беремся мы, русские. Разные классы никогда не встречаются. Бедные одно время злились, но сейчас они давно сдались. Они совершенно покинуты и оставлены на произвол судьбы».
Мы решаем посетить вагон-ресторан.
Шторы здесь красно-желтые, сиденья мягкие, а на столах — скатерти в цветочек. Кроме нас, здесь всего три человека: женщина-азиатка с фигурой модели, она одета в черное платье с голубым лисьим боа, ее сын лет двух и беспокойная свекровь из Тулы.
Я заказываю чай, Мила берет латте. Официантка улыбается — у них, к сожалению, нет латте-машины — но Миле подойдет и эспрессо. Я получаю чашку горячей воды, пакетик чая Lipton и кусочек белого хлеба, Мила — свой эспрессо.
Здесь так тихо и сонно, что мы возвращаемся в купе номер 6. Оно ждет нас, в нем царит своя особая уютная атмосфера.
Бьюти-бокс, который предлагается в поезде, содержит все необходимые предметы гигиены, и я отправляюсь в туалет. Там пахнет сосновым лесом. Я ополаскиваю лицо теплой водой и некоторое время слушаю успокаивающий стук колес. Мила надела мягкую пижаму из H&M. Она сидит на краю кровати в обнимку с айпадом. Отвечает на письма, общается в соцсетях, выкладывает фото из Иркутска в Instagram.
«Представляешь, вот эта фотка, которую я выложила вчера, набрала больше лайков, чем все остальные вместе взятые!»
Она показывает фото своего кота, который раздирает книжку, упавшую на пол.
За окном потихоньку рассветает. Одеваюсь, смотрю в окно на пробегающие за окном складские районы. Поезд идет совсем медленно, а затем останавливается на железнодорожном вокзале Новосибирска.
Мила все еще спит, когда я спешу выбежать на улицу с фотоаппаратом. Паша говорит, что поезд простоит 25 минут.
Большой и мощный вокзал, кажется, только что отремонтировали, изумрудно-зеленые здания сияют. Но входные двери —такие же тяжелые, как и 35 лет назад. Я проникаю внутрь.
Прохожу контроль безопасности, но аппарат, которым просвечивают багаж, кажется, не работает. Около него беседуют пять полицейских в новых униформах. Есть место и для дежурного: там сидит пожилой человек, одетый в официальную темно-синюю служебную форму. Он сидит за столом без дела и зевает.
С десяток азиатского вида уборщиков непрестанно вытирают пол: один толкает полировальную машину, другой вытирает дверные ручки и перила. Здесь не притворяются, что работают, здесь и правда работают.
В киосках продаются иконы, книги, сувениры, еда, фрукты, пиво, одежда, лекарства. В зале ожидания сидят два человека. Двое полицейских изучают документы молодого человека, который, судя по внешнему виду, приехал из Центральной Азии, и, похоже, там что-то не так. Испуганного и недовольного паренька уводят в подсобку.
Я выхожу и иду по пешеходному мосту в сторону города.
Острый нож морозного утра вонзается в пейзаж, на крышах домов с башенками мигают вывески банков и другая реклама. Передо мной совершенно незнакомый вид, все старое снесли и вместо этого возвели десятки новых зданий, забавных и помпезных. Миллионы светодиодных ламп на стенах универмага освещают спешащим людям путь на работу.
Бегу обратно к поезду. Паша с облегчением вздыхает и говорит, что я чуть было не опоздала.
Мила оделась, заправила кровать и сидит в интернете. Выхожу в коридор. Статный молодой человек Эльнур сел на поезд в Новосибирске, он занял место в купе номер пять. Он едет в Тюмень и расположен поговорить.
«Ты женат?» — спрашиваю я.
«Конечно, нет. Я еще молодой, мне всего 28. Не закончил учиться, сейчас подрабатываю. В последнее время я работал водителем грузовика. Гостил у бабушки, а теперь еду навестить маму. Бабушка со стороны мамы у меня удмуртка, а папина мама — азербайджанка. Я родился в Азербайджане, но мы переехали в Москву, когда мне было пять. Мои родители развелись, мы с папой остались в Москве, а мама переехала в Тюмень со своим новым мужем. Я бы ни за что не хотел жить в Сибири. В Москве все лучше».
«Вы знаете, что Трамп, новый президент Америки, — один из самых влиятельных людей в мире? Это нехорошо, будет война. Два петуха не уживутся в одном курятнике. Путин — жесткий тип, он любит войну. Я служил в армии год и семь месяцев. Не скажу, что это было приятное время. Я воевал в Нагорном Карабахе и был вынужден стрелять в армян с близкого расстояния. Это ужасно, но на войне как на войне».
«Обама был хорошим президентом. Трамп — расист и фашист, как и Путин. И все-таки Путин довольно хорошо справляется со своими задачами. Он больше не позволяет Западу унижать Россию. Мы хотим гордиться своей страной, ее историей и культурой. Мы хотим, чтобы нас принимали как равных. Не быть аутсайдерами, не дрожать в одиночестве. Мы хотим быть частью мира, сидеть за тем же столом, что и американцы, пожимать руки. Ведь все мы — люди».
Эльнур идет позвонить матери, чтобы сказать, что сел на поезд. Мила рассказывает, что друг прислал ей фото картонной статуи из Шереметьево, изображающей князя Владимира с подписью «Добро пожаловать домой, Крым».
В дверь стучат, и Ваня спрашивает, где мы хотим поужинать в семь часов — в купе или в вагоне-ресторане. Выбираем ресторан.
Я спрашиваю Милу, хватает ли ей денег на достойную жизнь. Она смотрит на меня, склонив голову набок.
«Получив зарплату, я сначала покупаю модную одежду хорошего качества или обувь, потом немного косметики, а остаток, если он есть, идет на еду».
Когда поезд останавливается на станции в Барабинске, мы спешим выйти — я, Эльнур, Мила и датский турист Трине из купе номер три.
На перроне — полная неразбериха: повсюду бегают продавцы шуб, предлагающие свой товар критически настроенным путешественникам. Также продают жареную, мороженую или копченую рыбу, вяленое или соленое мясо, стейки, шерстяные носки и скатерти.
Эльнур смотрит на меня и усмехается.
«Эти тетки — такие же финно-угры, как и ты. Возьми уже, бога ради, что-нибудь у своих сородичей, чтобы они могли купить себе водки. Алкаши, вот они кто!»
Паша кричит, что поезд отправляется, и мы спешим внутрь. Разочарованный продавец на перроне смотрит мне в спину с ненавистью и показывает средний палец.
Трине — свободная журналистка, обожает Христианию в Копенгагене и рассказывает, что провела десять дней в Северной Корее. Поездка стоила 1 500 евро и включала полный пансион, а также поездки по стране с собственным гидом.
В ресторане занято три стола.
За одним из них сидит мужчина с большим животом, одетый в прямые брюки и серую шерстяную кофту. С ним — его стройная подруга. Мила шепчет, что он бандит. Я спрашиваю, откуда она это знает. «На углу его стола лежит карта American Express, а ее используют только негодяи и новые русские».
За другим столом — бабушка Соня с внучкой Полиной. Вдруг замечаю у Сони украшение в носу. За третьим столом сидим мы — Эльнур, его сосед по купе Володя, Мила и я.
Ужин предлагается в трех вариантах: мясо, рыба или овощи. Вино французское, еда — домашнего приготовления и во вполне достаточном количестве.
По пути обратно в купе прощаемся с Эльнуром: поезд приедет в Тюмень так рано, что мы скорее всего еще будем спать. Я останавливаюсь поговорить с Володей, который все это время просидел в купе, читая книжку. Он — банкир из Омска, а в Москву едет по работе.
«Курсы сразу упали на 20%, как только выяснилось, кто победил на американских президентских выборах. Но паниковать не стоит, рано или поздно все стабилизируется. У Трампа есть инвестиции в России, может быть, это положительно повлияет на отношения между ним и Путиным. Бизнесмен стремится заработать, и если это можно сделать в России, тогда все хорошо. Хуже всего — не отчаяние и приниженность, а хаос».
«Экономика России рушится. Многие иностранные предприятия покинули страну. Даже турецкие бизнесмены оставили нас, потому что Путин совершенно ничего не понимает в экономике и бизнесе. Это печально. Россия, куда ты идешь?» — задается вопросом Володя.
Мы смотрим в окно на густой лес, который растворяется в холодной мгле, и некоторое время молчим.
«Мы с женой живем в собственном доме на окраине города. Вчера утром я встал в пять утра, выглянул в окно и увидел трех волков, рыскавших у края леса. Когда очень холодно, они приходят поближе к людям. Они убивают и едят бездомных собак, а мы убиваем волков. Так сохраняется баланс».
Когда я просыпаюсь рано утром, поезд стоит неподвижно. Мила спит. Я быстро одеваюсь и выхожу. Мы прибыли в Екатеринбург.
Солнце сверкает за зданием вокзала, от которого поднимается пар. Люди жмутся в морозном тумане, который заключил город в свои объятия. На перроне собрались откормленные бездомные собаки, я насчитала 16.
Беру оставшуюся булочку и круассан и бросаю их на перрон. Пара собак подходят и нюхают мое подаяние, но быстро уходят в разочаровании.
Паша смотрит, чем я занимаюсь, и смеется: эти собаки булки не едят, они предпочитают мясо! Старая потрепанная маленькая собачка все-таки возвращается к добыче и со скучающим видом жует круассан.
Я заползаю обратно в кровать, читаю книжку, засыпаю, снова читаю, рисую и отдыхаю.
Рассматриваю заиндевелые деревни, храбро выступающие навстречу холодному свету: некоторые заброшены, другие получили вторую жизнь, пройдя что-то вроде евроремонта. Бросаю взгляд на верхнюю полку. Там Мила смотрит фильм в наушниках. Мимо купе номер шесть пролетают одна станция за другой. Позади уже Пермь и десятки мелких станций.
В дверях появляется Ваня с корзиной горячих пирожков с картошкой. Мы покупаем два сочных пирога и едим их с чаем.
Вечером мы прибываем в Удмуртию, в маленький город Балезино. У Милы нет сил выйти, но мне составляет компанию Трине. Термометр показывает —22.
В сугробе посреди перрона стоят киоски, маленькие голубые хижины, словно из сказки. В них продаются вязаные мягкие игрушки, товары ручной работы, шоколадки «Сникерс» и «Марс», печенье, «Кока-кола», имбирное пиво, порножурналы и любовные романы, стеганая одежда и сувениры.
Трине говорит, что ей очень понравилась поездка в Северную Корею, но в ее голосе слышна насмешка. По ее словам, никогда и нигде ей еще не было так легко путешествовать. Не нужно было ни о чем думать и ничего делать.
В купе Мила рассказывает, что прочитала в интернете, что вечером можно будет наблюдать суперлуние, в последний раз такое происходило в 1948 году. Новость распространяется по вагону, и мы все вместе начинаем по-настоящему ждать луну.
В Балезино у Володи появился товарищ по купе, который выглядит как Пирс Броснан. Таксист Борис едет в Нижний Новгород. На следующий день мы стоим в коридоре и разговариваем. Борис рассказывает, что родился в Красноярском крае, в городе Норильске.
«Мой папа был латыш, и после Великой Отечественной войны его выслали в лагерь для интернированных Норильлаг. Его освободили после смерти Сталина, там он и остался, женился, а потом родился я».
Вечером почти все, кто едет в вагоне, вышли в коридор посмотреть на суперлуну.
Небо ясное, поезд летит вперед, вздымая вихри снега, звезды мерцают, а никакой суперлуны все нет. Но вот, неподалеку от Кирова, мы слышим, как нас зовет Борис из своего купе. Мы с Милой бросаемся туда и видим луну: неоновую, оранжево-желтую, заслоняющую полнебосвода, сюрреалистично сверкающую.
«Она светит одинаково виновным и безвинным, жертвам и преступникам», — говорит Борис.
Прежде чем вернуться в тихое купе номер шесть, мы прощаемся с нашими попутчиками. Селфи и объятия. Мила и я ставим друг другу свои любимые песни на Youtube и слушаем новости по CNN.
Мила говорит, что по сравнению с Трампом Путин уже кажется человеком, и как чудесно будет вернуться домой к коту и бойфренду.
«Конечно, в Иркутске хороший латте и отличные рестораны суши, но в Москве все равно лучше».
