FAZ: МОК разоблачил при повторной проверке 1550 контрольных проб Летних олимпийских игр в Пекине (2008) и в Лондоне (2012) ровно 100 спортсменов, принимающих допинг. Значит, система антидопинга все же работает?
Периклес Симон: Нет. МОК выиграл от расследований некоторых СМИ. Он знал, что надо было искать и у кого. Таким образом, получилась, с точки зрения спорта, высокая квота (ровно 6,5%) положительных проб при повторной проверке. При этом применялось несколько новых способов доказательства. Бросается в глаза, что в фокус попадают определенные страны, чьи атлеты использовали давно известные средства.
— Прежде всего русские, другим восточным европейцам и азиатам потом тоже приходилось возвращать медали. Означает ли это, что Запад чист?
— Очень маловероятно. Поэтому и нельзя говорить о работающей системе анти-допинга. Пока все еще так же, как и раньше. На Западе допинг принимают иначе. Из процесса над бывшим профессиональным велогонщиков Лэнсом Армстронгом (Lance Armstrong), над бывшей спортсменкой Мэрион Джонс (Marion Jones) и другими мы знаем, что эти принимающие допинг спортсмены политоксичны.
— Они отравляют себя всем, что есть на рынке?
— Да. Все, что кажется им чем-то, что нельзя доказать, но что могло бы улучшить результат, все эти средства эти атлеты принимают. Потом аналитикам трудно распознать эти манипуляции.
— Но спортивные функционеры утверждают, что все ближе подбираются и к тем, кто давно принимает допинг..
— …Что я считаю весьма сомнительным. Это ведь не секрет, что есть возможность заглядывать в лаборатории. Все знакомы друг с другом. Правда тот, кто принимает допинг, не знает того аналитика. который разрабатывает способ проверки. Но через агентство ВАДА, через соответствующие органы руководители спортивных федераций в контакте с теми, кто руководит расследованиями, происходит обмен информацией. Когда, например, оборудуют антидопинговую лабораторию для Олимпийских игр, то негласно заранее известно, что и как будет проверяться, какие способы проверки будут применяться, а какие нет. В смысле прозрачной борьбы с допингом ведь также важно, чтобы это стало известно общественности. Но пока все происходит так, что прежде всего эту информацию получают преимущественно спортивные функционеры или спортивные врачи, которые сотрудничают с федерациями. Мы на примере подкупа в легкой атлетике смогли узнать, как это работает сегодня.
— Еж все еще всегда впереди?
— Для меня это слишком милое сравнение. Пока мы можем узнать, что по обе стороны, на стороне допинга и на стороне антидопинга, готовится массивное оружие. Атлеты экспериментируют со своими телами таким образом, какой мы двадцать лет назад считали невозможным. Их окружение работает, как это на примере России раскрыл доклад Макларена (McLaren), порой вместе с секретными службами. Нам это знакомо по ГДР. С другой стороны, борьба с допингом частично отменяет законы математики, лишь бы получить хоть одну положительную пробу. Здесь идет массивная гонка вооружений — как во время холодной войны.
— Вы считаете, что антидопинговые лаборатории совершают ошибки в подсчете и методах?
— Ошибки с методами актуально описаны в весьма уважаевом научном журнале, и это совпадает с моим опытом. Статья в EMBO-Report («Doping and drug testing») говорится, что лаборатории не придерживаются обычной научной практики, когда они применяют тест на Epo (Epo массивно увеличивает выносливость).
— В чем Вы обвиняете аналитиков?
— При проверках Еро есть существуют нечистые, а также чисто манипулятивные лабораторные методы работы. Кроме того, уже вероятность противоречит результатам анализов. Я считаю, что от десяти до пятидесяти процентов атлетов, у которых будто бы обнаружено применение Epo, вообще никогда ни с каким Еро дела не имели.
— Как Вы пришли в Вашему выводу?
— Это можно подсчитать. Антидопинговые лаборатории при поиске доказательств развивают такую скорость работы, что они с уверенностью могут исследовать лишь по возможности самое малое количество Eро. К сожалению, они при этом используют слишком мягкие критерии для безопасности проверки, которая им в конечном счете должна гарантировать, что из ровно 30 тысяч проб Еро в год как можно меньше положительных проб оказались бы полученными неверно. Пример: как и проба на Еро, так же проходит первая проба на HIV, которая на основании своей небезопасности в Германии в случае получения положительного результата влечет за собой еще второй, абсолютно иначе работающий тест на PCR. Он считается самым надежным в мире с результатом от одного до четырех неверно полученных положительных результатов на 10 тысяч проб. Насколько велика квота неверно полученных положительных проб этого теста, зависит однако в значительной мере от квоты действительно положительных HIV, так как квота неверно полученных положительных проб допинга точно также зависит от квоты допинга. Если я проверяю только принимающих допинг атлетов, то никто из них не получит неверно положительный результат, в то время как такой же тест для коллектива с многими не принимающими допинг означает катастрофу. Это ясно каждому пятикласснику. Но я видел в суде, что один руководитель лаборатории это яро отрицал. И его признали правым. Законы математики и логики спортивным судом были признаны недействительными. На этом борьба с допингом прекращается.
— Вы утверждаете, что от соревнований отстраняются атлеты, которые не принимали допинг?
— Да, это может произойти, потому что лаборатории не готовы чисто оценить квоту неверно полученных положительных результатов на базе тестовых критериев или предполагаемых квот допинга. Это не важно. Мы должны знать квоты допинга для отдельных веществ, чтобы чисто определять неверные квоты проверок. Хотя мы знаем, что в спорте высоких достижений довольно много принимается допинга, но мы можем только примерно определить квоты, и мы не можем исходить из того, что каждый атлет, принимающий допинг, принимает действительно все 400 веществ, на которые каждая отдельная проверка сегодня проверяется. Напротив, квота допинга для специального препарата Еро у многих не намного выше чем у 5%, даже если 50% атлетов в коллективе принимают допинг. Собственно, нужны независимые специалисты эпидемиологи, специалисты по биостатистике и фармакологии, которые все более точно проанализируют. Это следующая проблема.
— В чем она состоит?
— Антидопинговые учреждения интегрированы в спортивную систему. Все скорее циркулирует внутри на неправильных местах, чем если бы информация вышла наружу в соответствующие органы. Российские атлеты задолго до того, как стал известен скандал, обращались в ВАДА. Что произошло? ВАДА проинформировала российскую федерацию: «Здесь кляузничающие атлеты, которые говорят, что все вы принимаете допинг». По уставу такой поступок должен был быть расследован, но результатом стало не расследование, а сначала замалчивание, а после разоблачения через СМИ взаимные обвинения антидопинговых инстанций. То есть люди или не в состоянии, или не хотят соответственно реагировать на критику системы. Пришлось предпринять значительные шаги, чтобы что-то подобное больше не произошло.
— Что Вы имеете в виду?
— Начнем с ситуации у нас дома. Национальные антидопинговые агентства должны отвечать только за контроль за допингом, а не проводить процессы и отвечать за профилактику. Они должны быть абсолютно независимыми от спорта и государства. Аналитике срочно необходима помощь со стороны науки, независимой от спорта.
— Ведущие спортивные функционеры критиковали Вас, потому что Вы говорили о примерно 40% ведущих спортсменов, принимающих допинг. Остаетесь ли Вы при этом мнении?
— Да. Всеми в спорте признанная квота допинга — перепроверки МОК показали ровно 6,5%, увеличение в шесть раз — слишком низкая. Это знает каждый, кто интенсивно занимается ведущими спортсменами. Только лживый функционер способствует сильному искажению фактов, если он защищает принимающих допинг.
— Но Вы вовсе не утверждаете, что 40% всех так называемых ведущих спортсменов принимали допинг, не так ли?
— Это верно. По-настоящему хорошие исследования выявили лишь один надежный критерий для вопроса о вероятности допинга: это уровень достижений, в то время как мы почти ничего не знаем о влиянии вида спорта и только спекулируем. На уровне высших достижений, где речь идет о десятке лучших в мире, существует очень высокая квота допинга. Но если я пойду в элитные спортивные школы в Германии, чьи атлеты у населения уже считаются ведущими спортсменами, потому что они среди ровесников стали лучшими. то вы не найдете зарегистрированной допинг-квоты. Если мы опустимся еще на одну ступеньку ниже, в раздел любительского спорта для всех в триатлоне или в фитнесс-студиях, то я опять нахожу квоту в 15%.
— Что это означает?
— Вероятно, существует область, где работает профилактика. Там есть идеалисты, которые хотят заниматься спортом по спортивным правилам, то есть чисто. Вот там мы и должны начать и спросить, почему один из этих идеалистов позже становится одним из десяти лучших в мире с этой высокой допинг-квотой.
— Какие у Вас есть ответы?
— Например, есть возможность путем расследований разоблачить механизмы давления в организованном спорте.
— Что Вы имеете в виду?
— Тонкая форма, чтобы подтолкнуть атлета принимать допинг. Простейшими средствами являются бессмысленные нормы допуска, например, немецких спортсменов к международным соревнованиям на Олимпийских играх. Нормы ориентируются на мировую верхушку, которая однако, как мы знаем. заражена допингом. Есть тренеры, которые мне говорили:" Господин Симон, я не знаю, как мне мотивировать своего подрастающего атлета в связи с этими нормами". Потом есть возможность отбора. Ведущим атлетам редко говорят, что они из-за своей чистоты не могут попасть на крупные соревнования. Вместо этого они собираются в тренировочных лагерях вместе с другими атлетами, которые там запирают свои холодильники, и которые в течение года удивительным образом достигают вершин, а в обычное время остаются ниже уровня среди все еще чистых конкурентов. Таким тонким образом они могут провоцировать атлетов, которые, собственно говоря, никакого интереса к допингу не проявляют.
— В новой концепции спорта высоких достижений и Германского Спортивного союза (DOSB) речь идет о честной игре и чистоте как основных предпосылках. Целью реформы является повышение числа полученных медалей, министр внутренних дел Томас де Мезьер (Thomas de Maizière) хочет по меньшей мере на треть больше медалей. Как это сочетается?
— Совсем никак. Если честная игра и чистота будут предпосылками, без того, что спорт знает, как этого добиться, — он ведь сам говорит о том, что антидопинговая система функционирует лишь в немногих странах, — тогда возникает огромное давление. Оно передается атлетам, тренерам через эту концепцию. Те, кто платит налоги, говорят: это основная предпосылка и умывают руки. Если кто-то принимает допинг, они его бросают, как горячую картофелину, с которой больше не хочется делать селфи. Это болезнь. Сигналы времени не были восприняты. Или на них,по крайней мере, не отреагировали соответствующим образом. Основными предпосылками являются не честная игра и чистота, а вот что: ведущие функционеры, как выясняется, подкуплены, антидопинговая система или работает не на всей территории, или она из-за своей зависимости от институтов не может функционировать так, как хотелось бы. А в лиге медалей, на которую ориентируются, у нас очень высокая квота допинга.
— Разрешение на допинг могло бы привести к многочисленным смертельным случаям, возможно, уже у несовершеннолетних. Какой путь Вы считаете лучшим, чтобы допинг, по крайней мере, уменьшить?
— Если уже даже спорт высоких достижений финансируется с помощью налогов, тогда надо очень много денег вложить и в профилактику. Организованный спорт и министр внутренних дел сами ведь говорят, что им не нужен спорт высоких достижений любой ценой. Если это действительно так, если хотят иметь социально приемлемый спорт с чувством человеческого достоинства, тогда надо реагировать, а не делать так, будто количество медалей оправдывает вложения. Тогда получится противоположность тому, чего хотели: мы бежим вслед за больным обществом спортивных достижений, мы способствуем этому заболеванию за счет атлетов. то есть мы хотим себе патологических мучений и хотим добиваться достижений нечистым путем. Ясное послание уже новой, частично улучшенной концепции спорта высоких достижений — добиваться по возможности наилучших результатов, обращая при этом достаточно внимание собственным атлетам или их противникам.
— Вы выступаете за радикальное переосмысление?
— Иначе у нас не будет никакого успеха. Но перспективы хорошие.Посмотрите на молодых спортсменов, как они радуются тому, что могут принять участие в соревновании, даже если каждый шаг приносит боль. Они учатся у спорта высоких достижений, как вести себя с поражениями, как другим удается с меньшим талантом пробиться вперед. Они получаю знания по элементарной теме: где границы наших возможностей? Как я могу использовать свой потенциал, чтобы не пропасть или не навредить другим? Собственно говоря, это прекрасная вещь. Нам надо бы вкладывать время и деньги, чтобы такие ценности можно было бы использовать педагогически. И как я могу извлечь пользу из этого, как я могу дать понять населению, что движение приносит радость. И что это может быть важно, полностью отдаться соревнованию, пока это происходит в рамках соблюдения основных принципов. Количество медалей не может быть целью номер один. Такой целью может быть атлет с собственной ответственностью, который может защитить свой идеал чистого спорта на всем пути до самых вершин. Тогда мы снова сможем учиться у спорта высоких достижений.
