Важность Римского договора заключается в том, что даже в момент его подписания Германия и Франция до конца не сходились во взглядах. Германия хотела установить общий рынок, тогда как Францию скорее привлекало новое агентство по атомной энергии — Euratom. Бонн стремился отменить тарифы на промышленные товары, Париж был полон решимости защищать доходы своих фермеров. Будущая сила европейского проекта основывалась на общей готовности во имя компромисса закрыть глаза на такого рода разногласия.
Существует миф, особенно распространенный в Великобритании, о том, что Евросоюз всегда отражал тесную близость интересов и взглядов двух крупнейших стран континента. Этим объясняется успех так называемого франко-германского локомотива.
Верно и противоположное. Немцы и французы с самого начала ведут споры о европейской модели. Для Парижа интеграция означала создание противоядерного барьера перед лицом всесильных Соединенных Штатов. Для атлантистской Германии Европа была дорогой к национальному воссоединению и способом изгнать демонов новейшей истории.
Незадолго до того, как страны Бенилюкса выдвинули проект создания Европейского экономического сообщества, Франция разрушила планы Германии в отношении европейского оборонного союза. На протяжении десятилетий после заключения Римского договора федералистские наклонности Германии частенько сталкивались с национальным суверенитетом, которому отдавали предпочтение голлисты.
Для Франции единая валюта была инструментом для сдерживания экономического доминирования собственного партнера. Для Германии, с большой неохотой отказавшейся от немецкой марки, евро был необходимым путем к желанному политическому союзу. Берлин в большинстве случаев выступает защитником малых стран ЕС, Франция относится к ним с пренебрежением.
Привычка к компромиссу укоренилась со времен Елисейского договора — соглашения, которое путем институционализации двустороннего сотрудничества на всех уровнях государственного управления породило центростремительную силу для противодействия естественным центробежным силам. И даже здесь при ближайшем рассмотрении можно обнаружить большие натяжки. Текст договора на немецком языке содержит утверждение о наличии трансатлантических отношений; однако эта уверенность почему-то не находит отражения во французской версии.
Такого рода соглашения сразу же послужили основой и катализатором более масштабных сделок в рамках ЕС, которые способствовали процессу объединения Европы. Если в стремлении к общим европейским интересам собственные разногласия смогли преодолеть Франция и Германия — одна, жертвуя суверенитетом, а другая, в конечном итоге, своей драгоценной национальной валютой — то как их партнеры по предприятию могут не пойти на уступки?
Британские политики так этого до конца и не поняли, напрасно тратя время в попытках внести раздор между двумя народами. Склонности Германии сродни англосаксонским, утверждали они, так что выиграть ее у Франции не составит труда? Тереза Мэй отсутствовала на празднованиях в честь 60-летия Римского договора, однако премьер-министр попытается использовать ту же тактику «разделяй и властвуй», когда будут запущены переговоры по Брексит. И эти попытки снова окончатся неудачей. Ангела Меркель действительно хочет заключить с покидающей ЕС Великобританией адекватную сделку, но не за счет отношений с Парижем.
Лавина кризисов в последние несколько лет лишила европейских лидеров способности размышлять об открывающихся возможностях. Застой в экономике, осадное положение еврозоны, потоки мигрантов и новый популизм вконец истощили доверие. Никто не потерял свои деньги, делая ставку против Европы. Даже сейчас срыв переговоров по Брексит может дестабилизировать союз. Тучи на горизонте сгущаются еще и ввиду борьбы Марин Ле Пен за президентское крело во Франции. Если бы лидер Национального фронта одержала победу, уже ни в чем не было бы уверенности.
Так что сейчас самый подходящий момент представить себе обратное. То, что на небе могут появиться просветы, что Европа в ближайшие несколько лет, хотя и незначительно, но удивит пессимистов и что этот процесс положит начало очередной политической сделке между Германией и Францией. Вероятнее всего, Ле Пен проиграет независимому центристу Эммануэлю Макрону, фавориту в президентской гонке, или, возможно, кандидату от республиканской партии Франсуа Фийону. В этой паре Макрона характеризуют проевропейские настроения, между тем голлист Фийон более радикален в вопросе экономических реформ. Объединяет обоих сознание необходимости предпринять меры для преодоления застоя французской экономики и, как следствие, ее политического ослабления. Франция должна адаптироваться к современным требованиям, чтобы вернуть себе былую значимость.
Берлин только этого и ждал. В результате ослабления Франции Германия оказалась незащищенной, а равновесие ЕС — нарушенным. Меркель против собственной воли автоматически сделалась лидером континента и его главным злодеем.
Канцлер желает прежде всего восстановить прежнее партнерство с Парижем. Равно как и Мартин Шульц, кандидат от социал-демократов и ее соперник на немецких выборах этой осенью. Шульц нашел бы в Макроне более сговорчивого партнера. Да и Меркель тоже. Оба будут пытаться наладить отношения с Фийоном.
Чтобы заделать трещины в расколотом союзе, не существует какой-то магической формулы. У франко-немецкого локомотива ЕС меньше тяги при 27, чем при шести. Но восстановленные отношения между Берлином и Парижем станут важным источником доверия. Они также могут ознаменовать собой начало нового «европейского ядра», обладающего волей и потенциалом для углубления сотрудничества. Пусть и трудно быть оптимистом в отношении Европы, пришло время несколько умерить пессимизм.
