Своим решением перенаправить большую часть доходов национальной нефтекомпании в государственный бюджет для финансирования социальных инициатив Уго Чавес ускорил экономическую катастрофу, в которой сегодня оказалась Венесуэла.
Atlantico: Как сейчас можно охарактеризовать ситуацию в Венесуэле с точки зрения безработицы, экономического роста и прочих ключевых показателей?
Кристофер Дамбик (Christopher Dembik): Венесуэла — это история экономического бардака. За 15 лет катастрофическая политика Уго Чавеса и его преемника Николаса Мадуро превратила страну с невероятным экономическим потенциалом в одно из самых бедных государств мира. Венесуэла возглавляет мировой рейтинг нищеты, который составляется на основе показателей инфляции и безработицы. В 2015 года Венесуэла вошла в закрытый клуб стран с гиперинфляцией, став его 57-м членом.
Венесуэла представляет собой прекрасный контрпример Саудовской Аравии. Несмотря на крупнейшие разведанные запасы среди всех членов ОПЕК, страна не смогла за 15 лет сформировать новую экономическую модель, которая бы провела диверсификацию с опорой на нефтяную манну и сформировала подушку безопасности на случай неблагоприятных обстоятельств.
Модель Чавеса только усилила зависимость страны от нефти. В 1998 году, до его прихода к власти, на нефть приходилось 74% экспорта против нынешних 95%. Нефтяные доходы по большей части находились в руках вышедшей из боливарской революции буржуазии. В то же время определенная доля пошла на финансирование масштабной социальной программы, которая позволила вывести из-за черты бедности широкие слои населения с 2003 по 2010 год. Ее достижения бесспорны, однако сейчас она не в состоянии нормально работать из-за деградации экономики и устойчивого спада цен на нефть. Страна откатывается назад. Снижение бедности превратилось в далекое воспоминание.
Кристиан Сен-Этьенн (Christian Saint-Etienne): Венесуэла перешла на управляемую экономику в период с 1999 по 2013 год, а затем все более тоталитарную систему при Николасе Мадуро с 2013 года. Управляемая экономика рухнула, и только тающие нефтяные ресурсы позволяют избежать тотального хаоса, который сегодня, как кажется, становится все ближе.
— До прихода к власти Уго Чавеса Венесуэла была одной из самых богатых южноамериканских стран. Как можно оценить его экономические решения?
Кристиан Сен-Этьенн: Переход от и так не слишком прозрачной рыночной экономики к совершенно непрозрачной управляемой (она полностью находилась в руках партии власти), остановил инвестиции в производство, подтолкнул таланты к эмиграции, развалил сельское хозяйство и дестабилизировал нефтяной сектор. Венесуэла сталкивается с полной потерей производственными силами веры в будущее. Все идет к бартерной экономике с поразительным обострением дефицитов в потенциально богатой стране.
Все это тем удивительнее, что Венесуэла обладает крупнейшими в мире запасами нефти (по этому показателю она обходит даже Саудовскую Аравию) и другого сырья.
— Какие сейчас перспективы вырисовываются перед страной?
Кристофер Дамбик: Сегодня Венесуэла — страна-банкрот. Вопрос не в том, произойдет ли это, а в том, когда это случится. Более того, дефолт может даже стать хорошей новостью, потому что подтолкнет реализацию долгое время откладывавшихся государством реформ.
Потребуется шоковая терапия вроде той, что была проведена во многих странах Восточной Европы после развала коммунистической системы, для восстановления экономики и возврата инвестиций. Возвращение к нормальной жизни, скорее всего, займет немало времени, не менее десяти лет.
Для восстановления экономики потребуется вернуть доверие и привлечь обратно иностранных инвесторов, чьи капиталы жизненно важны для восстановления производственных возможностей нефтяной отрасли. Это предполагает либерализацию цен и зарплат, неукоснительное соблюдение прав собственности, прекращение субсидирования топлива и, наконец, ключевую, как мне кажется, реформу о прекращении покрытия дефицита бюджета Центробанком.
Кристиан Сен-Этьенн: Единственный шанс на благоприятные перемены — это возврат к демократической власти, которая бы взяла в руки контроль над государственными расходами, постепенно сократила субсидирование базовых продуктов, которое способствует растратам (цена на топливо в стране одна из самых низких в мире), провела либерализацию производственного сектора. Как и в Бразилии, нужно провести чистку в национальной нефтекомпании и вернуть инвестиции для роста производства.
Тем не менее такой сценарий маловероятен в краткосрочной перспективе, если не рассматривать возможность народной революции вроде тех, что произошли в Центральной Европе после падения берлинской стены.
