Генерал Али Шамхани (Ali Shamkhani), секретарь Высшего совета безопасности Ирана — ключевая фигура внешней политики Ирана. В интервью Ле Монд (Monde) в Тегеране, он говорит о недавней атаке США против Башара Асада и о долгосрочных обязательствах своей страны перед Сирией.
— После ударов США по Сирии 7 апреля вы не боитесь, что американское вмешательство на Ближнем Востоке станет более активным?
— Президент США Дональд Трамп был избран, критикуя войны, которые Америка вела в Афганистане и Ираке и ту цену, которую за них пришлось заплатить. Сегодня союзники США в регионе хотят, чтобы Америка все больше увязла в этом конфликте. Остается узнать, повторят ли американцы свои ошибки. Однако Америка и ее союзники вмешиваются в политику Сирии уже шесть лет — здесь нет ничего нового. Эти удары и прямое участие Вашингтона не изменят ситуацию.
— Этот удар был реакцией на химическую атаку на деревню Хан-Шейхун контролируемую оппозицией. США обвинила в этой атаке Дамаск-вашего союзника. Что вы думаете по поводу химических атак?
— На фронте я сам был свидетелем химических атак против иранских войск во время войны Ирана с Ираком (1980-1988). Европейские страны поставляли это химическое оружие Ираку, так до сих пор и, не признав это. Иран считает производство, хранение и использование этого оружия, неважно кем и в каком количестве, как непростительный грех.
Мы также считаем маловероятным, что Дамаск мог совершить эту атаку в Хан-Шейхуне. Мы требуем независимого расследования. И мы осуждаем удары США под этим предлогом — Америка не может быть одновременно и судьей и присяжным.
— Применение химического оружия Дамаском было неоднократно документально подтверждено. Вы обсуждали это со своим союзником?
— Обе стороны обвинялись в применении химического оружия во время этой войны. Но сирийское правительство должно было уничтожить свой арсенал в 2013 году, и Организация по запрещению химического оружия подтвердила факт его уничтожения.
— Отношения между Россией, которая является вашим союзником и США находятся сейчас на самом низком уровне. Это в ваших интересах?
— Наши отношения с Россией не зависят от отношений между Москвой и Вашингтоном. У нас с Россией общая граница в Каспийском море. У нас были отношения до революции 1979 года, сейчас мы сотрудничаем в ядерной сфере, в области туризма и это сотрудничество будет усиливаться, пока будут существовать террористы, подталкиваемые некоторыми странами региона.
— Россия кажется менее заинтересованной, чем вы в поддержке Асада у власти. Вы не боитесь, что Москва может навязать политическое решение, которое вас не устроит?
— Нахождение у власти Башара Асада не зависит от иностранного вмешательства. Большинство населения поддерживает Асада, и сирийцы сами будут определять судьбу своей страны. Слухи, о которых вы говорите, распространяют сами западные страны и иранские либералы. Но мы этого не боимся и Асад тоже.
— Иран поддерживает астанинские переговоры вместе с Россией и Турцией. Но вас, кажется, больше заботит военная обстановка, чем дипломатия…
— В Женеве мы подталкиваем сирийское правительство и оппозицию к переговорам под эгидой ООН. В Астане речь идет об обеспечении устойчивого перемирия, которое является первым шагом к реализации политического процесса. В Сирии не может быть военного решения.
— Но Башар Асад говорит, что намеревается отвоевать всю территорию страны…
— Он хочет сражаться с терроризмом. ИГ, «Аль-Каида» (террористические организации, запрещенные на территории РФ, — ред.) и их союзники контролируют часть территории. Нельзя допустить, чтобы хотя бы одна сирийская деревня оставалась в их руках. Террористические группы отправились на переговоры в Астану после поражения в Алеппо: без влияния на территории страны переговоры невозможны.
— Вы все еще считаете «террористической» вооруженную оппозицию, которая участвует в переговорах в Астане?
— Ситуацию можно поделить на «до» и «после» освобождения Алеппо. Они отступили, когда были убеждены в своем поражении. Если они прекратят бороться, если будут остановлены поставки оружия из-за границы, если они разорвут связи с «Аль-Каидой» и выдвинут политические требования, мы не станем считать их террористами. То же самое касается США и Европы: два года назад они ставили первым условием проведения переговоров уход Башара Асада из власти. Оно было стратегической ошибкой, и они отказались от него.
— Иран договорился с Катаром об эвакуации четырех шиитских и суннитских деревень, которые осаждаются, соответственно, мятежниками и режимом. Некоторые опасаются раздела сирийской территории на религиозной основе…
— Мы уже не первый год стремимся спасти оказавшееся в осаде население. Эвакуация, кстати, проходит не лучшим образом, и в результате теракта 15 апреля погибли более 120 человек. Это не раздел, а временное решение, и мне не кажется, что оно может найти применение в других зонах.
— Часть иранского правительства хорошо приняла избрание Дональда Трампа. Она рассчитывала на «сделку» с бизнесменом. Этот расчет все еще в силе?
— На Ближнем Востоке у нас нет ни потребности, ни желания вести переговоры с США. Но не стремимся мы и к напряженности, которая бы стала ударом по региональной стабильности.
— Американское правительство сообщило, что не собирается отменять достигнутое в июле 2015 года соглашение по иранской ядерной программе. Но не опасаетесь ли вы, что оно может ввести новые санкции?
— В соответствии с волей верховного лидера Али Хаменеи Иран развивает «экономику сопротивления» с опорой на национальные ресурсы. Мы прекрасно понимаем, что США ведут против нас экономическую войну, но им приходится иметь дело с новой ситуацией. Европейские правительства больше не хотят следовать за ними. Мы призываем их поддержать предприятия, чтобы они инвестировали в Иран. У нас есть природные ресурсы, в том числе газовые, которые могли бы позволить Европе диверсифицировать свое энергоснабжение.
