Во времена СССР, это была земля шахтеров и сталеваров, угольных шахт и процветающей промышленности. Затем, после распада советской империи, Донбасс стал символом упадка и страданий. Сегодня на этой территории идет абсурдная война, которая уже унесла жизни десяти тысяч человек на границах Европы. Вот уже три года пророссийские сепаратисты и украинская армия рвут на части эту землю на востоке Украины, несмотря на подписанные в феврале 2015 года Минские соглашения, которые должны были положить конец этому конфликту.
С одной стороны линии фронта находится самопровозглашенная Донецкая Народная Республика (ДНР), которая отделилась от Украины в 2014 году. На территории, закрытой для журналистов, сепаратисты, все более открыто поддерживаемые Путиным, выдают жителям паспорта, признанные только Россией, и ввели в обращение рубль. С другой стороны — посланные Киевом украинские солдаты, снабженные военной техникой и людьми из США.
Вдоль этой границы перестрелки и столкновения вспыхнули с новой силой после прихода в Белый дом Дональда Трампа, как если бы сепаратисты хотели проверить решимость нового американского президента. Люди, оказавшиеся в эпицентре братоубийственной войны, доведены до последней черты.
Жованка: бабушки под минометным огнем
Когда Елена Ивановна услышала первые минометные выстрелы по ее саду, она подумала, что настал ее последний час. Это случилось 23 марта этого года. 77-летняя старушка успела только броситься к лестнице, ведущей в подвал. Сила взрыва отбросила ее вниз по лестнице. Всю ночь она провела в крохотном чулане, слушая звук разбитых окон и рушащихся стен у нее над головой. В ту ночь жители Жованки насчитали подряд 150 залпов тяжелой артиллерии по их маленькой деревеньке, затерянной среди полей и разделенной пополам линией фронта. «Это был настоящий апокалипсис», — рассказывает Елена, показывая на свой разрушенный дом.
Последние жители деревни Жованка, разделенной линией фронта, в основном пожилые люди, живущие без воды, газа и электричества последние десять месяцев. На всех домах война оставила свой след.
Оказавшись в руках пророссийских сепаратистов в начале гражданской войны, часть деревни была отбита украинскими войсками в 2015 году. И с тех пор она находится под перекрестным огнем с обеих сторон. В административном отношении Жованка относится к Горловке, городу расположенному всего в четырех километрах со стороны сепаратистов. Именно там находятся школа, больница и социальные службы. Раньше дорога занимала всего десять минут, а сейчас, со всеми очередями на КПП, это занимает несколько часов. Люда, 67 лет, спрашивает со слезами в голосе: «У меня есть сын и внуки, которые живут здесь, и другой сын, который живет там со своей семьей. Я им всем нужна. Что делать?»
«Мы больше не можем так жить. Почему о нас все забыли?». Вот уже десять месяцев в Жованке нет ни воды, ни газа, ни электричества. Старушки, уже распознающие на слух калибр миномета, быстро, как только могут, перебегают улицы, низко опустив голову. Названная «дорогой смерти», эта улица, пересекающая деревню, все время находится на линии огня снайперов. Несколько недель назад здесь были убиты два кровельщика.
Дочь русского аристократа, высланного после смерти Сталина, Александра Архипова, 74, года построила на своей веранде баррикады из мешков с песком. «Никогда не думала, что еще раз пройду через войну»,- говорит женщина.
Гуманитарная помощь сюда не доходит. Только некоторые евангелические миссионеры приносят хлеб, баллоны с водой и мазут. «Без них мы бы умерли»,- вздыхает Людмила, 57 лет, сжимая буханку хлеба под мышкой. Вдалеке слышен треск автоматов Калашникова. Идя по дороге, она, кажется, даже их не слышит.
Марьинка: « Дети живут в страхе»
В начале года Володя потерял три пальца на руке, работая на своем участке земли, подорвавшись на одной из многочисленных противопехотных мин. Как указано на плакате на обочине дороги — все поля в районе усеяны минами. «Это не так уж страшно, если ты конечно не скрипач», — шутит сосед Володи. Изрешеченные пулями ворота, провалившиеся крыши, замурованные окна…Здесь, в Марьинке, в нескольких километрах от Донецка, все дома несут на себе отпечаток войны.
Вдали на валунах засели пророссийские снайперы, способные поразить цель, находящуюся в двух километрах от них. Они периодически стреляют по лобовым стеклам. Иногда они поднимают российский флаг. Эта провокация чистой воды немедленно приводит к ответным действиям. Сергей, солдат 35 лет, рассказывает: «Иногда они приходят пьяными к вечеру. Внезапно они стреляют. Мы отвечаем. И так далее. За два года ни одна из сторон не отвоевала и метра земли».
Разочарованные жители никому не верят и в первую очередь солдатам, которые должны их защищать. Володя вздыхает: «С какой стороны стреляют? На самом деле мы ничего не знаем».
Тем не менее, жизнь продолжается. Дети играют футбол под звуки выстрелов. В спортивной школе, которая за три года три раза подвергалась бомбежкам, на каждом этаже висят плакаты с указанием убежища. «Дети научились жить с этим страхом», — говорит Саша, тренер по боксу, вспоминая 11-летнюю девочку, которая перестала говорить после ночных бомбежек.
Ирина Павловна, директор спортивной школы в Марьинке, и Наташа, ответственная за техническое обслуживание, ищут спонсора для ремонта бассейна уничтоженного три года назад минометным снарядом. «Наша задача поддерживать деятельность для детей».
«Все, кто мог, уехали». Наташа, менеджер спортивной школы, осталась, как она говорит, по соображениям проукраинского патриотизма. Большинство ее соседей с надеждой ждут прихода пророссийских сепаратистов. Она прервала с ними все общение. Оксана, 44, года, еще не определилась, на чьей она стороне. Но она больше не может выносить украинскую пропаганду. « С меня достаточно их агрессивной символики, я не могу больше видеть детей обязанных носить желто-голубые браслеты, и слышать на каждом углу патриотические песни»,- говорит мать троих детей. «Смысл этой абсурдной войны за гранью нашего понимания. Мы хотим жить в мире». Этой зимой от холода умерло 11 человек.
Красногоровка: «Люди нас не любят»
«Мы проиграли информационную войну»,- вздыхает Илья, молодой лейтенант, спезназовец из украинской полиции. «Здесь у людей есть только российское телевидение. C одной стороны, мы видим рассчитанные на внешний эффект российские передачи c красивыми картинками и счастливыми семьями. С другой, украинских фашистов убивающих их собственных детей. «На государственных каналах пропагандистские передачи непрерывно разоблачают злодейства «киевской фашистской клики» и обсуждают европейский кризис». «Так что многие надеются, что придет Путин и всех их спасет». «Местное население, не стесняясь, сотрудничает с сепаратистами. У многих есть семьи и друзья «с другой стороны». Мы должны предотвратить диверсии и проникновения на нашу территорию.
В полуразрушенном здании мэрии Красногоровки сидит Роман Хорзов, 40 лет. У него замкнутый и горестный вид. В городе осталось всего пять тысяч жителей, в три раза меньше, чем до войны. Этот бывший консультант вступил в украинскую армию после аннексии Крыма и возглавляет гражданско-военное управление, установленное вдоль линии фронта. Он с нетерпением ждет референдума, предусмотренного Минскими соглашениями, но который невозможно организовать в этом смертоносном районе. На полках рядом с иконами небольшая коллекция гильз и патронов от минометов, собранных на улице- 82, 120, 122 миллиметров… «Это все произведено на российских заводах. Эти, так называемые сепаратисты —настоящие профессионалы. От тех неудачников, которыми они были в самом начале, не осталось и следа. У них есть невероятное количество танков, поступающих к ним с трех российских заводов», — возмущается Роман.
Нина Николаевна, директор красногоровской школы № 3, стоит перед изрешеченной минометами стеной. Такая же история и с противопехотными минами ППМ-2,запрещенными в Европе и с дронами, которые регулярно летают над городом. «Путин нас держит за идиотов. Без него все бы закончилось меньше чем за два месяца. Дураков нет».
«Путин должен задавить вирус Майдана»
Что бы ни говорили в Москве, за полгода здесь погибли 12 человек, по большей части мирные жители. Уроженец Днепропетровска (300 километров от Донбасса) Роман Хорзов прекрасно понимает, что по большей части русскоязычное местное население его не поддерживает: «Люди не любят нас. Хуже того, они считают нас угрозой или даже сотрудничают с врагом».
Бахмут: расколотая церковь
Две недели назад отцу Павлу позвонил неизвестный: «Если вернешься, тебе конец. Если не вернешься, конец твоей семье». Все его родственники живут в Донецке среди сепаратистов. Он не может перевезти их к себе в Бахмут. Сорокалетний священник относится к Киевскому патриархату, который дистанцировался от Московского в 1993 году после провозглашения независимости Украины. Для пророссийских сепаратистов он — предатель.
В 2014 году его задержали прямо во время службы в донецкой церкви. Следующие три месяца он провел в постоянно освещенной камере. В застенке для «важных персон». «Я был один», — рассказывает он. Из подвала до него доносились крики оказавшихся под пытками людей, пропадавших без вести мирных жителей. Он вспоминает о трагическом, совершенном по ошибке убийстве матери семьи: «Начальник сказал подчиненному убить ее, если та не начнет говорить, и вышел покурить. Когда он вернулся, женщина была уже мертва. Он хотел просто запугать ее, но юнец воспринял указание буквально».
Проводивший допрос отца Павла православный священник потребовал для него смертной казни. «Он сказал, что не имеет против меня ничего личного, но что я был врагом государства».
По счастью, отец Павел знал одного из охранников, который помог ему бежать. С тех пор, оставшегося без денег, прихожан и церкви священника терзает страх за близких. Он не знает, что ему предпринять… Политизированная православная церковь зачастую открыто стоит на стороне сепаратистов и играет ключевую роль в конфликте.
«В Луганской народной республике одна из церквей служила складом оружия, другая собирала деньги, а третья вербовала людей», — говорит отец Павел. Сам же этот священник расположенного в Бахмуте батальона никогда не скрывал проукраинских взглядов.
Майорск: кошмар у блокпоста
На КПП «Майорск», главной связующей точке между Украиной и Донецкой народной республикой, машины выстраиваются в очередь с самого утра. Пешеходам же приходится еще тяжелее: теперь чтобы проделать путь в 10 километров, они вынуждены пользоваться тремя маршрутками. «Это просто кошмар, — возмущается вышедшая на рассвете из Горловки 54-летняя Ирина. — Приходится тратить по 5-6 часов на дорогу, которая раньше занимала меньше получаса. Они разрубили пополам живой организм». Она не хочет бросать ДНР, где остался дом ее матери (она опасается, что его могут конфисковать), и Бахмут, где она может получить более высокую пенсию, чем на территории сепаратистов. Не просила она и паспорт ДНР: «После этого меня больше не пустят на Украину».
Как и большинство жителей Донбасса, Ирина пользуется обеими системами. Большинство местных пенсионеров стараются получить пенсии с обеих сторон границы с помощью фиктивных адресов, которые продают из-под полы. Каждый день границу пересекают 5 тысяч машин, а в дни выдачи пенсий их число удваивается. В ДНР дают только рубли, стоимость которых зафиксирована и искусственно завышена. В результате мясо и овощи там вдвое дороже. Все это играет на руку контрабандистам, которые возвращаются с полным багажником продуктов.
«Происходящее на Украине — запланированная операция»
Как бы то ни было у ДНР есть свои сторонники. Оксана, например, без колебаний выбрала Донецк. Ее муж живет на Украине, где больше работы. «У нас все предприятия закрыты», — сокрушается она. Как быто ни было, несмотря на обстрелы, высокие цены и безработицу, мать семьи, которая по выходным ездит через границу к мужу, ни о чем не жалеет. Она расхваливает «патриотизм в донецких школах, бесплатную еду для детей, чистоту в городе». С ней согласна и свекровь Людмила: «Мы вернулись во времена Советского Союза. Вода, газ, телефон — все субсидируется. Даже по телевизору показывают хорошие старые фильмы, а не этот ужас с Запада».
Из казармы на фронт
Евгений, голубоглазый молодой человек с детской улыбкой, провел три месяца на баррикадах на Майдане во время революции 2014 года в Киеве, а затем пошел добровольцем в украинскую армию. Ужасное начало войны врезалось ему в память: «Не было ни денег, ни техники. Полная нищета».
В тот период украинские силы испытывали во всем дефицит. Многим добровольцам приходилось самостоятельно покупать экипировку. Евгений отморозил ноги и попал в больницу.
Сегодня этот солдат служит по трехлетнему договору и получает 7 тысяч гривен (250 евро) в месяц, что не так уж и плохо для региона, где зарплаты редко превышают 150 евро. Кроме того, теперь он экипирован с ног до головы. От него ушла жена, а у его сына теперь появился другой отец, однако Евгений утверждает, что готов умереть за Украину и ни о чем не жалеет. Он только вернулся в казарму, но в мыслях уже возвращается на фронт.
В часе езды от него находится ничейная земля, которой мы достигаем после долгих переговоров со штабом и нескольких километров пути по грязи без единой живой души вокруг. Все засекречено. Внезапно мы натыкаемся на невероятную линию окопов в стиле 1914 года. Там не один месяц размещены три десятка солдат, которые находятся без техники, совершенно автономно. Их задача — следить за вражескими позициями. В этот день относительного затишья в связи с религиозным праздником абсурдность войны особенно остро бросается в глаза.
Напоминающий огромными размерами Рэмбо лейтенант Владимир, командир стратегического укрепления, отвечает на эту ремарку: «Любая война абсурдна. Если мы отойдем, тут обоснуются они. Если они отойдут, то продвинемся мы».
На склоне холма стоит манекен в камуфляже в снайперской позе: он должен обмануть врага. Перестрелки тут происходят каждый день. Находящийся тут уже не первую неделю Павел — уроженец Донецка. Он знает, что против него вышли его же школьные товарищи. Во время увольнительных он даже говорит с ними по телефону: «Мы спрашиваем, что случилось нового, как семья, словно ничего не бывало. Обо всем этом мы стараемся не говорить. Какой смысл?»
