Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Последний неизвестный человек

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Помимо высыпаний и катаракты, из-за которой он практически ослеп, у Бургер Кинга Доу не нашли никаких других физических повреждений. Он был здоровым белым мужчиной в возрасте пятидесяти с небольшим лет. Его жизненные показатели были в норме. Но Доу отказывался есть и разговаривать. Он все время держал глаза закрытыми. Он сообщил, что прожил в лесу 17 лет.

 

Ранним летним утром Сон Йо Ауэр, сотрудник Burger King в Ричмонд-Хилл, штат Джорджия, обнаружил обнаженного мужчину, лежащего без сознания рядом с мусорными баками у ресторана. Еще не рассвело, но мужчина был весь в поту и солнечных ожогах. По нему ползали красные муравьи, а кожу покрывала сыпь. Ауэр в ужасе закричал и убежал обратно в ресторан. К тому времени, как появилась полиция, мужчина очнулся и пришел в замешательство. Полицейский заполнил форму, указав, что «лицо без постоянного местожительства» было найдено спящим, и скорая увезла мужчину в больницу им. Св. Джозефа в г. Саванна, куда 31 августа 2004 года он был принят под именем «Бургер Кинг Доу».

 

Помимо высыпаний и катаракты, из-за которой он практически ослеп, у Бургер Кинга Доу не нашли никаких других физических повреждений. Он был здоровым белым мужчиной в возрасте пятидесяти с небольшим лет. Его жизненные показатели были в норме. Результаты анализов на содержание в крови алкоголя и наркотических веществ были отрицательными. Как написал его лечащий врач, результаты его лабораторных анализов оказались «на удивление в пределах нормы». Судя по его длинной немытой бороде и грязным ногтям на руках, он прожил трудную жизнь. На возможные старые травмы указывало немногое — три маленькие выбоины на черепе и шрамы на шее и левой руке.

 

А вот с его психикой определенно что-то было не так. Доу отказывался есть и разговаривать. Он все время держал глаза закрытыми. Стоило врачу коснуться его груди, он начинал молотить руками и ногами. По прошествии нескольких дней Доу съел немного ледяной стружки и сказал пару слов медсестре. Он сообщил, что прожил в лесу 17 лет. На вопрос о том, как его зовут, Доу ответил: «Здесь меня называют Б. К.». «Нет, я имею в виду ваше настоящее имя» — настаивала медсестра. «Б. К.». «Но вы меня совсем запутали!» Эту фразу он оставил без ответа.

 

На восьмой день Доу начал волноваться. Он проклинал медсестер, называл их «чудовищами» и «демонами». Когда они пытались подойти к нему, он начинал размахивать кулаками и плеваться. Доу попросил встречи со священником, а затем объявил его самозванцем. «Вы все демоны» — бормотал Доу. Ему поставили диагноз «кататоническая шизофрения» и назначили галоперидол, мощный нейролептик.

 

Доу перевели в психиатрическое отделение Мемориал, государственной больницы в другом конце города. Он утверждал, что не помнит ни своего имени, ни места, где он жил, ни того, как он оказался в Джорджии. По его словам, он предполагал, что он родом из Индианаполиса и что у него есть трое братьев, хотя он не мог вспомнить ни их имен, ни их лиц. Доу признался, что не может вспомнить ни одного знакомого. Все, что у него было — лишь несколько смутных воспоминаний, картинок: обстановка старого кинотеатра, длинная дорога, идущая через кукурузные поля, пара улиц какого-то города (как он предполагал, Денвера). Единственное, что он твердо помнил — дату собственного рождения, 29 августа 1948 года.

 

Лечащий врач Доу предполагал, что столкнулся со случаем ложной амнезии. Сознание Доу казалось слишком ясным для шизофрении, и воспоминания о событиях, не связанных с его собственной жизнью, не были затронуты. Например, он прекрасно знал, что на президентском посту находился Джордж У. Буш, и что в 2003 году США во второй раз ввели войска в Ирак. Только его прошлое оставалось туманным. Вот так симулировать потерю памяти — известный трюк, довольно распространенный среди людей, которые пытаются от чего-то убежать. Остальные сотрудники больницы все же верили Доу. Его недуг казался подлинным.

 

Прошло 4 месяца с момента обнаружения Доу, и в январе 2005 года его перевели в J. C. Lewis Primary Health Care Center, центр для бездомных и нуждающихся в центре Саванны. Майклу Эллиоту, который контролировал работу центра, он сказал, что устал от того, что все вокруг называют его «Б. К.». По его мнению, его настоящим именем было «Бенджамэн», которое писалось именно таким необычным способом, через «э». Он не мог вспомнить свое второе имя и остановил свой выбор на имени «Кайл» в качестве временной замены до того момента, пока его настоящее имя не «найдется».

 

Бенджамэн Кайл довольно быстро превратился в любимчика всех медсестер, которые по очереди пытались «разогнать» его память, забрасывая его бесчисленным множеством вопросов. Одна из медсестер вспоминала о нем как о «более деятельном» обитателе центра, чем другие, которые в большинстве своем были закоренелыми бездомными. Он подолгу засиживался в крошечной библиотеке центра. Он был неисправимым льстецом и все время вызывался помочь. Он разносил еду, заправлял кровати и мыл полы. Из-за катаракты он мог видеть только на расстоянии нескольких шагов вперед, поэтому он описывал маленькие круги шваброй вокруг собственных ног и продолжал в таком духе, пока весь пол не был вымыт. За неимением установленной личности, он таким образом приобрел временный статус части рабочего коллектива. Вскоре он стал совершенно незаменим и ему доверили толстую связку ключей, которую он пристегнул к петельке на поясе. Однажды Эллиот увидел, как Доу примеряет самодельную униформу, состоящую из белой рубашки, белых туфель и белых штанов, которые он достал из шкафа с пожертвованиями.

 

Через два года после того, как Кайл поселился в приюте, Кэтрин Слэйтер, сиделка средних лет, с материнской добротой относящаяся к своим подопечным, начала работать в ночную смену. Часто Кайл подолгу не ложился спать, и эти двое сблизились. Слэйтер не до конца была уверена, действительно ли он страдал амнезией, но буквально чувствовала, что когда-то его разлучили с семьей. Она преисполнилась решимости помочь Кайлу понять, кем он был.

 

«Я подсчитала тогда: чтобы выяснить его настоящее имя, потребуется максимум полгода. Кто-то должен был знать его. Он же не с неба свалился», — вспоминала потом Слэйтер.

 

Она ошибалась. На протяжении многих лет каждая попытка установить личность Бенджамэна Кайла оканчивалась неудачей. Полиция, ФБР, журналисты, эксперты по пропавшим без вести, бесчисленное множество детективов-любителей — все они пытались выяснить, кем был Кайл, и все оказывались в тупике. Невероятно, но казалось, что у него не было не только зарегистрированного имени, ему недоставало и прошлого, и происхождения. Правительство не смогло найти ни одного упоминания о прошлой жизни Кайла. Еще более удивительным было то, что, похоже, ни один человек не узнавал его. Его фотографии часто появлялись на телевидении и в интернете, их видели миллионы людей, и все же ни один не появился и не сказал, что знаком с Доу. Прошло десять лет с того момента, как его нашли среди мусорных баков возле Burger King, а он все еще носил имя Бенджамэн Кайл.

В наше время документооборот и уровень контроля достигли небывалых масштабов. Возможности правительства следить за нами — равно как и наши собственные возможности следить друг за другом — никогда не были столь широки. Сверхмассивы данных; Агентство Национальной Безопасности, прослушивающее телефонные разговоры; социальные сети; телефоны с камерами; кредитные истории; криминалистический учет; дроны — мы все наблюдаем и наблюдаем, фиксируя каждый шаг. И все же, вот он — человек, который, как оказалось, существовал вне всего этого, кто-то, кому удалось вырваться из современной матрицы наблюдения. Его состояние — слепой, без имени, без памяти — казалось притворным, такое аллегоричное несчастье могло приключиться лишь с персонажем из произведений Сарамаго или Борхеса. Но даже если он и лгал о потере памяти, невозможно было найти ни единого официального упоминания о его существовании. Он жил на обочине, за теми границами, которые были обозначены полицейским государством. А то, что мы предпочитаем не замечать таких людей, людей на обочине, дает им возможность исчезнуть.

 

Несколько столетий назад анонимность была редкостью. До Индустриальной революции большинство людей до самой смерти жили в тех же сельских городках или деревнях, где и родились. Все соседи с первого взгляда узнавали друг друга. Редкие приезжие сразу привлекали к себе внимание. Удостоверения личности брали с собой только путешественники. Церкви выполняли функцию неофициального органа регистрации рождения, но ни у одного государственного учреждения не было необходимости следить за тем, кто есть кто. Личность каждого была общеизвестна. Ваше имя, ваша семья, ваше происхождение — все это следовало за вами всю жизнь.

 

Затем в 18 веке эти замкнутые сельские жители, привлеченные возможностью работать на фабриках, потянулись в города. По мере того, как люди пересекали границы и сменяли профессии, стирались традиционные черты, отличающие определенные регионы или общественные классы, такие как одежда, манера говорить или держаться. Порядок, заведенный раньше, пришел в негодность. «До этого бизнес и ведение дел основывались на доверии. Но затем люди стали более настороженными, ведь в современных городах люди могут быть совсем не теми, за кого они себя выдают. Они могут быть кем угодно и происходить откуда угодно» — пишет социолог Саймон Коул.

 

Чувствуя себя окруженными, обеспокоенные таким морем незнакомцев, власти искали способ каким-то образом закрепить за ними за всеми имена. При этом особое внимание уделялось преступникам. С момента, как люди отказались от практики клеймения преступников или уродования их ушей, у полиции не было достаточно надежного способа понять, что человек уже когда-то преступил закон. В крупных департаментах были собраны фотографии огромного числа преступников, но эти фотографии были неточны. Люди могут быть похожи друг на друга, кроме того, внешность можно изменить. А чтобы найти историю правонарушений подозреваемого, нужно было пролистывать одну за другой сотни тысяч фотографий. Начальники полиции начали премировать каждого сотрудника, которому удавалось узнать преступника.

 

Решение было найдено в 1881 году Альфонсом Бертильоном, болезненным 26-летним писарем парижского департамента полиции. В семье выдающихся социологов — его отец был одним из основателей Антропологической школы в Париже — он был белой вороной и работал в подвале главного управления полиции. Его задачей было составлять словесные портреты преступников, которые в большинстве своем были неполными и путанными. Он был разочарован этим методом и решил внести в свою работу семейную научную точность. Используя пару штангенциркулей, он изучал черты заключенных тюрем и выявил 11 величин, которые не менялись с возрастом и не зависели от изменения веса. В этот список входили, например, рост человека в положении сидя, размах рук и параметры обхвата головы вдоль и поперек. Он пришел к выводу о том, что даже если у двух людей и могли совпадать некоторые параметры, вероятность совпадения по всем одиннадцати была бесконечно мала. Эти показатели — человеческое тело, представленное в сухих цифрах, — помещались на одну индексную карточку. Это система, известная как бертильонаж, быстро вошла в общее употребление. Теперь, измерив физические особенности подозреваемого, полицейский в считанные минуты мог найти его личное дело, которое навсегда сохранялось за преступником.

 

Метод бертильонажа был далек от совершенства, и после нескольких неприятных случаев, когда невинных горожан принимали за преступников, полиция перешла к относительно точному методу определения личности по отпечаткам пальцев, — и это стало поворотной точкой в связи между физическим обликом человека и именем, данным ему. Теперь они были неотделимы друг от друга. В сущности, тело человека стало его собственной уникальной подписью.

 

Такая методичная идентификация населения постепенно стала одной из обычных функций власти. Был создан колоссальных размеров бюрократический аппарат, и в его обязанности входило определение личностей не только преступников, но и обычных граждан. К 20 веку правительство США взяло на себя функцию учета рождаемости и смертности. Водительское удостоверение и номер социального страхования стали необходимыми документами для установления личности. Обязанность предоставлять выданное государством удостоверение личности постепенно стала частью повседневной жизни, необходимым условием для всего, начиная от покупки алкоголя и заканчивая выдачей ипотеки. Паутина этих операций постепенно опутала каждого, неотвратимо превращая его в отделенную от остальных, четко установленную личность. «Любая метаморфоза стала невозможной» — пишет французский историк Ален Корбен. Вся наша современная действительность, если вкратце, создавалась с той единственной целью, чтобы люди вроде Бэнджамэнов Кайлов никогда не существовали.

 

Перед тем, как стать сиделкой, Кэтрин Слэйтер работала бухгалтером. Эта профессия всегда восхищала ее своей точностью и высокой нравственностью. Она всегда испытывала слабость по отношению к жертвам несправедливости. Когда они встретились, Кайл показался ей человеком умным, скромным, но сильно побитым жизнью. Он был крупным, с широкой грудью и массивными ногами, длинным, узким носом и пышными щетинистыми усами. Кайл говорил с монотонной, немного хныкающей интонацией, его голос был тонким и высоким. В его речи слегка проявлялся среднезападный акцент. Он много читал, отдавая предпочтение научной фантастике, ему нравилось чинить сломанные вещи и слушать Национальное Общественное Радио. Он с удовольствием разговаривал об оборудовании ресторанов и промышленных магазинов, дорогих холодильных установках. Хотя большую часть времени он замыкался в собственных мыслях. Рядом с ним Слэйтер чувствовала себя в безопасности. Он никогда не испытывал к ней, равно как и к другим, каких-либо романтических чувств. Ее интересовала его семья. Доу казался ей одним из тех людей, по которым скучают.

 


Слэйтер начала попытки установить личность Бенджамэна Кайла, рассчитывая, что его кто-то ищет. Она просматривала сайты с информацией о пропавших, выкладывала фотографии Кайла на форумах с объявлениями, спрашивала о том, узнал ли его кто-нибудь. Но никто не узнавал.

 


Затем Слэйтер обратилась в полицию. Она предполагала, что перед тем, как его обнаружили, на Кайла напали, избили его и украли одежду. С удивлением она обнаружила, что полиция Ричмонд Хилла так и не завела никакого дела. По их словам, не было никаких доказательств того, что на Кайла было совершено нападение. Когда Слэйтер обратилась в отделение ФБР Саванны, они точно так же не выразили желания начать расследование. Несмотря на всю трагичность ситуации, не знать, кем ты являешься — не преступление.

 


Спецагент Билл Кирконнелл согласился снять отпечатки пальцев Кайла и пробить их по национальной базе данных ФБР. База отпечатков пальцев ФБР признана самой большой в мире, в ней содержится более 113 миллионов комплектов отпечатков. Помимо этого, ФБР выложили фото Кайла в разделе пропавших без вести. На памяти Кирконнелла, это был единственный человек, объявленный пропавшим без вести, при том, что в ФБР знали, где он. Но ни отпечатки пальцев, ни фотографии не дали никаких зацепок. Кирконнелл отправил отпечатки в Интерпол и в канадские органы безопасности. Он направил запрос в Федеральную исполнительную службу США с тем, чтобы проверить, не участвует ли Кайл в программе защиты свидетелей. Но ему ничего не удалось выяснить. Казалось, что Кайл либо не был преступником, либо был просто слишком умен, чтобы быть пойманным. Его занесли в базу данных ФБР как «человека с неустановленной личностью».

 


Бо Престон, сотрудница Отдела расследований штата Джорджия, обучавшая полицейских пользоваться базой данных ФБР, задумалась, не был ли Бенджамэн уже занесен в нее под другим именем. В любой момент времени в этой базе находится примерно 80 тысяч дел пропавших людей, которые находятся в рассмотрении. Она обратилась в систему за списком пропавших в 1970-х годах со схожими с Кайлом физическими данными. На протяжении следующего года она и ее друг тщательно изучили более 350 дел, предложенных системой. Несколько раз ей казалось, что она нашла реальную личность Кайла, но в конце концов оказывалось, что ничего не совпадало. Раздосадованная, она включила дело Кайла в программу своих уроков, в надежде на то, что какой-нибудь полицейский случайно узнает его.

 


В 2007 году, все больше разочаровываясь в отсутствии какого-либо прогресса, Слэйтер начала обращаться в СМИ. Она решила, что если фотографию Кайла увидит достаточно людей, хоть кто-нибудь, в конце концов, вызовется опознать его. В сентябрьском номере Savannah Morning News про Кайла написали статью, названную «Настоящий никто». Информационные агентства со всей страны начали обращаться с просьбой взять у Кайла интервью. Его прозвали «Человеком из ниоткуда» и «Джоном Доу в реальной жизни». С появлением каждой истории сыпалось все больше предложений, но ни одно из них ни к чему не привело.

 


Время от времени у Слэйтер появлялась надежда на успех, но она тут же разбивались о реальность. По мере того, как нарастало ее разочарование, Кайл все больше отдалялся. Она совершала все больше и больше звонков, а он все сильнее и сильнее погружался в научную фантастику. В нем всегда была эта пустота, эта дистанция, сильнее всего заметная в трудные моменты, а особенно тогда, когда ему задавали вопросы о его прошлом. С этим отсутствием энтузиазма было трудно бороться. Его не волновала его личность, потому что он симулировал амнезию? Или он пытался сохранять самообладание, чтобы скрыть внутреннюю боль? Слэйтер было интересно узнать, чувствовал ли он больше, чем показывал окружающим.

 


Затем позвонил «Доктор Фил». В дневном шоу, которое вел добродушный психолог доктор Фил Макгроу, один из эпизодов собирались посвятить Кайлу. Но сначала продюсеры шоу хотели проверить его, узнать, не была ли его история ложью. Гарольд Копус, бывший агент ФБР, ставший затем частным детективом, потратил несколько месяцев на расспросы Кайла, а также нашедшего его сотрудника Burger King, врачей, которые лечили его, и сиделок, которые за ним ухаживали. Он также провел проверку биографических данных, связанных с именем «Бенджамэн Кайл» и его вариантами. «Продюсеры доверяли мне. Они знали, что, честно говоря, вранье я за километр чую», — пояснил Копус. Он пришел к выводу, что «на 90%» уверен в искренности Кайла. Также нейропсихолог из Атланты Джейсон Кинг провел ряд тестов, включающих, помимо прочего, тот, который показал 95-процентный уровень устных показателей IQ у Кайла. Кинг заключил, что Кайл страдал от «диссоциативной амнезии», потери памяти, обусловленной посттравматическим стрессом.


В октябре 2008 года, Кайл и Слэйтер отправились в Лос-Анджелес на съемки шоу. Так как у Кайла не было удостоверения личности, ему пришлось обращаться к помощи офицера полиции, чтобы попасть на самолет. Слэйтер не спешила соглашаться на участие в проекте, но, по словам продюсеров, без «ангела-хранителя» Кайла, шоу бы не было. Она неохотно согласилась. Поиск продолжался уже более года, а «Доктор Фил» обеспечил бы их огромной аудиторией. Хоть кто-то должен был узнать Бенджамэна!

 

Продюсеры заставили Кайла сбрить усы, а Слэйтер подобрала ему коричневый костюм и широкий галстук. На записи он выглядел не в своей тарелке, сидя напротив Макгроу.

 

«Как ты себя чувствовал?» — задал первый вопрос Макгроу.

 

«Обескураженным», — ответил Кайл.

 

«У тебя есть какие-нибудь мысли насчет того, как ты оказался в Джорджии?»

 

«Я думаю, я хотел увидеть океан».

 

Кайл рассказал доктору Филу о том немногом, что помнил, — трое братьев, Индианаполис, Денвер. Он объяснил, почему так уверен в дате своего рождения, 29 августа 1948 года. Ведь он родился ровно за десятилетие до Майкла Джексона, чей день рождения приходился на 29 августа 1958 года.

 

«Ты говоришь, что не помнишь точно, но у тебя есть чувство, что так оно и было. Как такое может быть?» — продолжил Макгроу.

 

«Ты знаешь, я не могу сказать, как это работает. Я бы хотел объяснить. Но я думаю, это что-то на уровне инстинктов» — предположил Кайл.

 

Слэйтер, сидящая среди зрителей, рассказала о том, как ее вдохновляли моральные принципы Бенджамэна.

 

«Он мог бы просто сидеть и ничего не делать, заботиться только о себе. Но он не захотел такого. Его моральные качества, его внутренний стержень, так сильны, что я просто не верю в то, что он никому не нужен».

 

Кайл завершил эту часть своей истории рассказом о забавном случае, приключившимся с ним. Через несколько месяцев после своего появления в приюте, его смогли прооперировать и удалить его катаракту — операция была оплачена пожертвованиями. Как только к нему вернулось зрение, он пошел взглянуть на себя в зеркало. Он был поражен тем, каким старым он выглядел. Он думал, что увидит тридцатилетнего. Лицо, смотрящее на него из зеркала, было покрыто морщинами, волосы были тронуты сединой, а глаза впали. Он не знал, что ему так много лет, рассказывал Кайл. Зрители вздохнули.

 

Макгроу затряс головой: «Мне трудно в это поверить». За ним на экран вывели несколько изображений, на которых попытались воссоздать внешность более молодого Кайла. «Посмотрите на этого человека. Если вы встречали его, мы хотели бы знать», — обратился он к зрителям.

 

Эта серия под названием «Кто я такой?» была выпущена 16 октября 2008 года. Ее посмотрело более миллиона человек, и примерно столько же посмотрели повторные выпуски. Для шоу была создана специальная горячая линия, которая просто разрывалась от звонков. В большинстве своем, люди не говорили ничего конкретного («у меня такое чувство, что я находился рядом с этим человеком»). Некоторые говорили, что он похож на их давнего знакомого — на соседа, сослуживца, одноклассника или священника, — но имя его они точно вспомнить не могли. Некоторые находили совсем уж экзотические объяснения его потере памяти — мутировавшие муравьи или электрошоковая терапия, во время которой что-то пошло не так. Одна женщина заявила, что Кайл напоминал ее бывшего мужа. «Он страдал от алкоголизма и жутких приступов шизофрении. Он якшался с типами, которые как раз могли оставить человека рядом с мусорными баками», — написала она.

 

После съемок Слэйтер и Кайл отправились обратно в Джорджию. Она никак не могла собраться с духом, чтобы спросить, как он себя чувствует после всего этого. Однако она была твердо уверена в том, что его мечта найти себя превращалась в ночной кошмар. Одно дело, когда ты потерялся. Совсем другое — когда ты никому не нужен.

 

Уильям Джеймс был первым психологом, профессионально описавшим случай, когда человек потерял свою личность и выдумал новую. В своей книге «Принципы Психологии» Джеймс рассказывает об Анселе Бурне, 60-летним плотнике из Грина, штат Род-Айленд. 17 января 1887 года Бурн сел в конножелезку и направился домой к своей сестре. Но так и не доехал. Два месяца спустя мужчина по имени А. Дж. Браун проснулся в панике. Шестью неделями ранее Браун приехал в Норристаун, штат Пенсильвания, арендовал небольшой магазин и занялся личным бизнесом по продаже конфет и игрушек. Каждую неделю Браун отправлялся в Филадельфию на закупку товара, а по воскресеньям посещал методистскую церковь. И тем не менее в тот раз собственная кровать показалась ему необычной. Браун разбудил своего домовладельца и потребовал ответа, где он и как сюда попал. Браун заявил, что его имя — вовсе не А. Дж. Браун, о котором он ничего не знал, — а Ансел Бурн. Сбитый с толку домовладелец послал телеграмму в Провиденс, человеку, который, по словам Брауна, был его племянником. Спешно приехавший племянник ко всеобщему недоумению подтвердил, что Браун — на самом деле Бурн. Раздосадованный Бурн признался, что не помнит ничего из последних восьми недель. Последнее, что всплывало в его памяти — конножелезка.

 

Для описания этого случая Джеймс ввел термин «спонтанный гипнотический транс». В наше время болезнь называют диссоциативной фугой. Слово «фуга» происходит от латинского fugere — «убегать». Человек в состоянии фуги испытывает своего рода бессознательное стирание личности. Зачастую люди в состоянии фуги используют псевдонимы или сочиняют о себе истории. Обычно страдающие фугой ведут себя нормально, но по необъяснимым причинам, как правило, воздерживаются от сексуальных контактов. Некоторые фуги заставляют человека странствовать, преодолевая большие расстояния. По данным одного исследования, страдающие фугой преодолевают в среднем почти 2 000 километров. Больные не замечают своего состояния пока кто-нибудь не сообщает им об этом, что приводит к когнитивному кризису. Состояния фуги исчезают так же таинственно, как и появляются: некоторые длятся несколько часов или дней, другие — месяцами или даже годами. Впоследствии пациенты отмечают постепенное восстановление. Их истинная личность полностью возвращается, хотя они так и не могут вспомнить ничего о своем гипнотическом эпизоде.

 

Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам классифицирует фуги как катастрофическую форму диссоциативной амнезии. Иногда амнезия становится предохранителем, приостанавливая влияние травмирующих мыслей и предотвращая дальнейшие нарушения работы мозга. Считается, что фуга — патологически усиленная версия этого импульса. Диссоциативная амнезия часто встречается среди ветеранов военных действий, людей, переживших стихийные бедствия, а также жертв длительного физического насилия, особенно в детском возрасте. Но в отличие от других видов амнезии, диссоциативная фуга поглощает не только воспоминания о событиях, но и личность пострадавшего человека.

 

В 1980 году выпускник факультета психологии Дэниел Шактер обследовал 21-летнего молодого человека, поступившего в больницу Торонто после жалобы полицейскому на острую боль в спине. Он не помнил ничего о своей жизни, кроме клички — Дровосек. Шактер, который сегодня — профессор в Гарварде, попросил Дровосека пройти несколько тестов. Как и большинство людей, страдающих диссоциативной амнезией, Дровосек сохранил способность запоминать новые события. Память о фактах, не относящихся к нему лично, также сохранилась: он знал, например, что премьер-министром Канады является Пьер Трюдо. Но Дровосек не помнил практически ничего о самом себе. Это заставило Шактера предположить, что мозг кодирует эпизодические воспоминания, т. е. полученные из нашего личного опыта, не так, как он кодирует рутинные факты, т. е. смысловую память. Что интересно, Дровосек тем не менее сохранил крупицы личных воспоминаний, большинство из которых были сконцентрированы вокруг работы в службе экспресс-доставки. Шактер обратился в эту службу и получил подтверждение что Дровосек действительно работал у них, и именно от коллег он получил свое прозвище.

 

Согласно Шактеру, надежного способа отличить диссоциативную амнезию от ее симуляции не существует. Большинство случаев симулированной амнезии имеют очевидный мотив, например, желание избежать финансовых трудностей или уголовного преследования. В состоянии фуги человек тоже убегает. Но убегает он от боли.

 

В феврале 2009 года к Кэтрин Слэйтер обратилась женщина по имени Коллин Фитцпатрик, которая назвала себя «генеалогическим следователем». Коллин получила степень доктора физических наук в Университете Дьюка и основала у себя в гараже собственную компанию, где разработала лазерно-измерительное оборудование для NASA. В начале девяностых Фитцпатрик занялась генеалогией и написала несколько книг об и использовании базы данных ДНК и информации из открытых источников для изучения истории своей семьи. Вскоре она начала проводить генеалогические консультации по сложным случаям, например, помогла установить подлинность останков ребенка, найденных на Титанике и установила личность человека по замерзшей руке, лежавшей в снегах Аляски со времен авиакатастрофы в 1948 году. Получив от коллеги просьбу о помощи по делу Кайла, Коллин охотно согласилась.

 

Для того, чтобы встретиться с Кайлом, Фитцпатрик, живущая в округе Ориндж, прилетела в Джорджию. Отчаяние Слэйтер росло с каждой минутой. Вместе с Кайлом она перебралась из своей квартиры в Саванне в загородный дом. Кайл бросил работу в приюте из-за спора по поводу размера жалованья. (Президент приюта Мигель Эллиот вспоминает: «Кайл ушел весьма театрально: просто повесил связку рабочих ключей и вышел»). Теперь он зарабатывал немного денег стрижкой газонов соседей Слэйтер — но без номера социального страхования все равно не мог получить официальную работу.

 

Положение Кайла стало плачевным. В Администрации социального обеспечения сообщили, что новый номер не может быть выдан, по причине получения предыдущего. В результате его статус не соответствовал требованиям для получения социального обеспечения и талонов на льготную покупку продуктов. Потеряв свою правовую идентичность, Кайл лишился гражданских прав. Де-факто — житель США, де-юре — человек без страны, закованный в цепи бюрократического ада.

 

С другой стороны, жизненные трудности приводили к восстановлению некоторых уцелевших воспоминаний.. Кайл вспомнил, что в детстве посещал Ярмарку штата Индиана и покупал сэндвичи с горячим сыром за 25 центов. Вспомнил, как приехал в Боулдер, штат Колорадо, незадолго до разрушительного паводка реки Биг-Томпсон (в 1976 году — прим. Newочём). В Денвере ему нравилась мексиканская еда в ресторанчике Mama Elena, и он терпеть не мог сервис в ресторане Azar's. Он помнил, как читал копии журнала Restaurants & Institutions (Рестораны и Учреждения — прим. Newочём) в библиотеке Колорадского Университета и как в 1976 году ходил в кино на фильм «Автомойка» в Денвере. Все воспоминания говорили о том, что с середины 70-х до середины 80-х Кайл находился в Колорадо. После этого его память снова отключается.

 

Фитцпатрик посчитала Бенджамэна дружелюбным и общительным человеком. Как и Слэйтер, она не могла поверить, что нет никого, кто бы хотел его отыскать. Коллин начала свои поиски с публикации статей о Кайле в газетах Индианаполиса, Денвера и Боулдера, а также связалась с департаментами по регистрации транспортных средств штатов Джорджия, Колорадо и Индиана и через них организовала поиски с распознаванием лиц на водительских удостоверениях. Кайл был твердо убежден, что дата его рождения — 29 августа 1948 года, поэтому Фитцпатрик проверила базы данных по рожденным в этот день. Она также изучила свидетельства о рождении, церковные записи и документы о призыве на военную службу. Помимо этого, Коллин распространила листовки на нескольких людных мероприятиях в ресторанах, и отправила их по почте в ряд приютов для бездомных в Индиане. По настоянию Слэйтер, Кайл даже посетил гипнотизера, который так и не смог вытащить из него никакой информации.

 

Затем Фитцпатрик занялась изучением тела Кайла. Бенджамэн не носил обручального кольца, у него не было татуировок или родимых пятен, но были замечены несколько шрамов. Шрам длиной примерно 2,5 сантиметра над ключицей, похоже, свидетельствовал о факте удаления шейного межпозвоночного диска. Также присутствовали два дугообразных, примерно параллельных шрама, идущих поперек левого локтя. Кайл подозревал, что шрамы на локте связаны с падением с загрузочного дока в Индиане, когда ему было 20-30 лет. Был сделан рентгеновский снимок локтя, который показал, что кости соединены винтами. Однако тип винта был слишком распространенным для того, чтобы пытаться отследить его происхождение.

 

Наконец, Фитцпатрик заглянула еще глубже, в исследование генома Кайла. Она была в курсе, что ФБР уже брало образцы ДНК Кайла для проверки по своей базе данных из 7 миллионов человек, но так и не обнаружило совпадений. Но Фитцпатрик не искала совпадения: ее интересовали родственники.

 

За последнее десятилетие несколько компаний создали большие частные базы данных ДНК. Они намного меньше аналогичной в ФБР, каждая из них не превышает количества 2 миллионов человек, но клиенты могут прислать образцы своей слюны, чтобы узнать, состоят ли они в родстве с кем-либо из тех, кто тоже сдал образец. При помощи набора для анализа, бесплатно предоставленного службой 23andMe, Фитцпатрик отправила на исследование образцы Кайла. Теоретически, при помощи полученных результатов она могла построить генеалогическое древо, и, начав работать от ветвей дальних родственников, в конце концов спуститься к стволу: родителям Кайла.

 

Тесты показали, что значительная часть ДНК Кайла совпала с набором ДНК некой семьи Пауэлл. Это не обязательно означало, что его настоящая фамилия Пауэлл, однако можно было утверждать, что у него с этой семьей есть общий родственник, где-то в пределах последнего столетия. Также по всей видимости существовали близкие генетические совпадения с населением западных частей Южной и Северной Каролины, в особенности это касалось округов Пикенс и Трансильвания. Фитцпатрик поместила фото Кайла в трансильванскую газету и начала связываться с людьми по фамилии Пауэлл, чтобы взять образец их ДНК. После более чем года работы, потратив сотни часов, она, наконец, почувствовала, что находится на грани прорыва.

 

«Я была близка, это был всего лишь вопрос времени», — вспоминает Фитцпатрик. Ее изначальное любопытство превратилось в настоящую одержимость. Фактически, выяснить судьбу Кайла стало ее идеей фикс.

 

Но именно в этот момент, на пороге разгадки, Кайл внезапно прекратил все контакты с Фитцпатрик.

 

Однажды я подъехал к Burger King в Ричмонд-Хилле, где нашли Кайла. С тех пор здание уже снесли. Все, что осталось — заросший сорняком фундамент и низкий заборчик, когда-то ограждавший мусорные баки с трех сторон. Burger King — одна из дюжины корпоративных сетей, чьи точки были сосредоточены вокруг подъездной дороги к трассе 95 (самая загруженная автомагистраль в США — идёт от границы с Канадой в штате Мэн на севере до юга Флориды — прим. Newочём). Почему-то казалось закономерным то, что неизвестного человека можно найти в таком месте. Многие годы бродяги и странствующие рабочие спрыгивали с поездов, мчащихся мимо близлежащего пустыря и устраивали привал в лесу неподалеку. По другую сторону улицы рядом с захудалым мотелем два голых по пояс ребенка играли со щенком питбуля прямо рядом с замызганными матрасами. Это место показалось мне идеальным для того, чтобы найти неприятности на свою задницу.

 

Кэтрин Слэйтер жила в часе езды, в части штата, резко переходящей в сельскую местность. Когда я приехал и зашел к ней домой, шторы были задернуты. Когда мы сидели в гостиной, она призналась мне: «С самого начала Кайл показался мне необычайно умным, глубокомысленным человеком. Ничего кроме фактов. Он фотографически помнил улицы. Он рассказывал о разных типах ломтерезок для мяса. Однако в плане эмоциональной отзывчивости он оказался совершенно пустым».

 

Слэйтер носит очки в проволочной оправе и говорит с бронкским акцентом, хотя уже давно живет на юге. Ей было жалко Кайла, но она также смаковала идею раскрытия тайны его личности. «Наверное я просто люблю решать задачки. Мне всегда это нравилось. И устоять перед шансом решить эту задачу я не могла. И я была так уверена, что добьюсь успеха», — поделилась она. Я заметил, что на полке с коллекцией DVD преобладали детективные сериалы BBC.

 

Однако Кайл, как ей казалось, не особенно стремился помочь с поисками. Она неоднократно пыталась вразумить его, направляя вопросы в это русло: «Почему ты не выглядишь более заинтересованным?».

 

«Понимаешь, я долгое время был Бенджамэном Кайлом. И даже если выяснится, кто я на самом деле, скорее всего я все равно буду чувствовать себя Бенджамэном Кайлом».

 

Сначала его ответ показался Слэйтер адекватным и печальным. Она подумала: «Хорошо. Это вполне логично». Но с течением времени ее сомнения росли. Теперь она ставила под сомнение истинность амнезии Кайла. Она была стопроцентно уверена в том, что травма имела место быть, но она думала, что ему нравится то место, в котором он застрял. Его мотивы не казались финансовыми. Несколько раз Слэйтер пыталась собрать пожертвования с помощью спонсоров, чтобы помочь Кайлу получить квартиру для проживания, но он отказывался от всех этих средств. Она подумала: может быть, он жаждал своего рода тайной власти? «Все эти люди по всей стране пытаются разобраться в его ситуации? Это еще какой кайф», — рассуждала Слэйтер.

 

Когда Кайл переехал к Слэйтер, быстро стало понятно, что он был барахольщиком. Он ходил к мусорке и возвращался с каталогами, файловыми шкафчиками, сломанными инструментами. Он не пил и не курил, но собирал старые зажигалки и бутылки от вина. Вскоре дом был заполнен всяким хламом. Кайл также выписывал через Интернет ресторанные каталоги — и читал их от корки до корки. То же самое — с каталогами офисных принадлежностей и оборудования для бассейнов. Он даже стал получать политические рассылки правого толка.

 

«Я думала, что ему нравится получать много вещей на свое имя», — вспоминает Слэйтер.

 

Кайл также начал ремонт дома, и вскоре у него имелись проекты для каждой комнаты. Когда он разворотил пол в ее спальне, Слэйтер пришлось спать на диване в течение 18 месяцев. Кайл как будто создавал проблемы только для того, чтобы решить их. «Одна из его особенностей — это делать себя незаменимым», — говорит Слэйтер. «Он думал, что если у него остались неоконченные дела, то его не могут выгнать».

 

К февралю 2011 года Слэйтер, наконец, натерпелась достаточно. Она установила Кайлу крайний срок, до которого он должен был убраться, нашла приют в Саванне, купила ему предоплаченный мобильный телефон и сказала, что была бы рада помочь ему в дальнейших поисках. За день до крайнего срока Кайл попросил сжечь некоторые из его старых писем на заднем дворе. Слэйтер отказала, так как, что в тот день было ветрено и сухо, и не дала разрешение на сжигание чего-либо. Кайл все равно зажег огонь. Слэйтер потребовала остановиться, но он даже не взглянул на нее. Когда письма догорели, Слэйтер сказала, что он должен немедленно уйти.

 

Годы спустя Слэйтер все еще чувствовала себя преданной за все то время и силы, которые она потратила, помогая Кайлу. «Я чувствую себя идиоткой из-за того, что терпела это», — говорит она. «Но когда ты находишься в эпицентре всего этого…». Слэйтер умолкла.

 

Пока я слушал её, мне пришло в голову, что Слэйтер была привязана к Кайлу не только потому, что его личность представляла собой загадку, которая требовала решения, но еще и потому, что он сам был словно создан для того, чтоб вызывать симпатию и сочувствие других. Его опустошенность, ощущение потерянности и ненужности, его стремление угодить — на людей определенного склада Кайл производил впечатление раненого щенка, только ждущего, чтобы ему дали имя. Слэйтер была зла на Кайла, но она была зла и на саму себя за то, что видела в нем качества, которых могло и не быть в действительности.

 

Покинув Слэйтер, Кайл пошёл на юг, в сторону Флориды. Он прошел всего несколько миль, прежде чем был остановлен двумя помощниками шерифа штата Джорджия, которые опознали его из курса по базе данных ФБР, некогда организованном Бо Престон. Они предложили подвезти его до границы Флориды. Когда они прибыли на место, Кайл вышел и продолжил идти пешком.

 

Когда Кайл добрался до Джэксонвилла, он попытался войти в приют для бездомных. Но из-за отсутствия водительского удостоверения или номера социального страхования его развернули, и он ему пришлось ночевать в поле за офисом шерифа. В отчаянии он позвонил Джону Викстрому, 21-летнему студенту кинематографии из Университета штата Флорида, который связывался с ним по поводу производства документального фильма о его деле. Кайл сказал Викстрому, что он перебрался в Джэксонвилл, потому как Слэйтер нужно было заботиться о больных родителях. Викстром, в поисках помощи, позвонил на местный телеканал, который некогда показывал небольшой сюжет о Кайле. Джош Шрутт, владелец Crazy Fish, ресторана на воде, видел этот сюжет и, сочувствуя Кайлу, предложил ему работу в качестве мойщика посуды.

 

Кайл, как выяснилось, обладал энциклопедическими познаниями о ресторанном инвентаре — как работать с грилем, настроить фритюрницу, складывать сковороды, очищать инвентарь. Он быстро стал лучшим работником Шрутта, всегда работая дольше положенного и никогда не отказываясь от заданий. Также Кайл любил остроты и игру слов. «Сегодня без лукового супа — лучников призвали на войну», — мог пошутить он.

 

«Я — очень недоверчивый человек», — признается Шрутт. «В моем доме есть сигнализация, огнестрельное оружие рядом с кроватью и доберман-пинчер в качестве питомца. Я — жуткий параноик. И я доверяю этому парню»

 

Crazy Fish находился на тонкой прибрежной косе, которая вдается в Береговой канал. Он расположился в шаткой деревянной хижине, которая раньше использовалась региональным отделением Службы охраны рыбных ресурсов и диких животных США в качестве пункта содержания браконьеров — и в настоящее время делит пространство с колонией из 40 полудиких кошек. Когда в 2014 году я впервые прибыл туда для знакомства с Кайлом, он сидел за стойкой ресепшна, курил мини-сигару фирмы Clipper и читал изорванный научно-фантастический роман. На нем была бейсболка, камуфляжные пижамные штаны и очки с диоптриями из Wallgreens со стикером +2.00 на стеклышке. Его кустистые усы были окрашены никотином в оранжевый цвет. Велосипед — его главное средство передвижения — был прикован цепью рядом с ним.

 

«Я признателен, что ты приехал сюда», — сказал он. «Но каждый журналист обещает, что его история разрешит мое дело. И никому это не удается».

 

Как сказал мне Кайл, уже на протяжении 10 лет он не перестает думать о том, что его настоящая личность когда-нибудь будет распознана. Он не переставал появляться в медиа — на CNN, BBC, ABC, NPR, CBS, Fox News, The Guardian, Dr. Phil. В самом деле, Кайл обладал дружелюбной, хорошо отрепетированной манерой человека, давшего кучу интервью. Он рассказывал о своей катастрофической амнезии в беззаботной манере, в какой другой человек мог говорить о сезонной аллергии. Он все еще получал электронные письма от людей, предлагающих подсказки, но никто из них так ни к чему и не пришел. Отчаянный визит к медиуму тоже не принес ничего полезного. Он, в той или иной степени, смирился с неизбежным фактом жизни в качестве Бенджамэна Кайла.

 

«Я не бьюсь головой об стену, — сказал он. — Я чаще всего избегаю мыслей об этом. Это не приводит ни к чему хорошему, размышлять о проблеме, которую ты не можешь решить».

 

Художественное описание потери памяти обычно представляет это состояние как ужасающее по своей природе, экзистенциальный кошмар высшего порядка. Кайл, однако, не выглядел измученным. По его словам, несмотря на потерю памяти он сохранял внутреннее ощущение себя как личности. Его личные особенности, которые были у него до потери памяти — пристрастия и неприязни, привычки, эмоциональная структура — остались нетронутыми. Он не знал, кто он такой, но знал, какой он есть. В политическом плане он был несгибаемым либералом. В духовном — не соблюдающим ритуалы католиком. Он подозревал, что уже долгое время носил усы и что почти всегда курил — «Я почти уверен, что однажды бросал курить, примерно 30 лет назад, а затем я снова начал в прошлом году и не смог бросить». Он терпеть не мог физических контактов и питал глубокую любовь к кинотеатрам, инструментам и научно-фантастическим романам. Иногда он начинал читать книгу и осознавал, что уже читал ее раньше.

 

«У меня всегда было ощущение самого себя, — сказал он. — Его нельзя потерять. Только в том случае, если ты без мозгов или в коме».

 

Скучал ли он по семье?

 

«Я не уверен, потому что не помню их», — отметил он. «Я не нуждаюсь в большом количестве людей. Я не антисоциален, но в то же время и не супер-социален».

 

Я спросил у него, думал ли он когда-нибудь о том, какова была его прошлая жизнь. Он вздрогнул.

 

«Все спрашивают меня «А что если ты сделал это? Что если сделал то?‟ Я не поддаюсь на эти что-если. Это дорожка, на которой можно сойти с ума. Каждый раз, заходя спустя какое-то время в интернет, на два или три дня подряд, я начинаю смотреть на фотографии Денвера в Google Maps, через просмотр улиц. Через некоторое время я получаю достаточно и оставляю это дело. Сплошное расстройство».

 

Я отметил: как странно бы это было, если бы он выяснил, кто он такой, выслушал, какой была его жизнь раньше, но не смог бы ее узнать.

 

«Это было бы похоже на чтение книги», — заметил он. «Когда это произойдет — если это произойдет — я не думаю, что это будет приятно. Не вижу, как это могло бы вызвать что-то кроме затруднений. У меня есть две раздельные жизни, которые мне придется объединить в одну. Рассуждая с позиции личностных особенностей, я сомневаюсь, что они обнаружат, что я бывший убийца с топором».

 

Все время, пока мы говорили, я искал признаки того, что Кайл лжет: неосознанный знак, хоть что-нибудь, доказывающее, что его история — фикция. Это или что-либо ясно демонстрирующее обратное; какие-нибудь доказательства в его пользу, которые однозначно показали бы мне, что он искренен. Но ни тех, ни других знаков я не обнаружил. Вместо этого он весьма подробно отвечал на все мои вопросы. Он не пытался убедить меня, что его история — правда. Когда я высказал ему свои сомнения насчет правдивости его заявлений, казалось, ему все равно. Ему, абсолютно очевидно, было не нужно, чтобы я ему верил. Через какое-то время, у меня появилось чувство, будто он смеется надо мной.

 

На следующий день у Кайла было несколько свободных часов перед работой, и мы отправились на блошиный рынок. Было заметно, что когда он ходит между столами с безымянным парфюмом, пляжными тапочками и голографическими картинками с Иисусом, то его охватывает ребяческая радость. Общение с продавцами заводит его и он начинает торговаться: «Какую гарантию вы дадите на эти использованные батарейки?» Когда мы уходим оттуда спустя два часа, он находится в приподнятом настроении и просто сияет, унося с собой ложечку для сливочного масла, нож для удаления сердцевины помидоров, упаковку наждачной бумаги с напылением из оксида алюминия, дуршлаг, тестер для электрических розеток, пару бутылок одеколона по-две-за-доллар и 15 старых DVD — за все это он заплатил меньше $25.

 

Я спросил Кайла, почему он по-прежнему пытается выяснить свою реальную личность.

 

«Единственная причина — это соцобеспечение», — отвечает он. Как он полагает, ему уже далеко за 60, и совсем скоро он не сможет зарабатывать. Пока что его пенсионные вложения это шесть лотерейных билетов в неделю: только Powerball и никаких билетиков с защитным слоем. «Если завтра я выиграю в лотерею и мне удастся забрать выигрыш, тут же заброшу к черту эти поиски».

 

«А вам не будет по-прежнему интересно, что с вашей семьей?»

 

«Ну, как только все узнают, что я выиграл в лотерею, у меня тут же прибавится пара сотен родственников», — смеется он.

 

Документалист Джон Викстром помог Кайлу создать сайт и завести страницу в Facebook, которые очень быстро наполнились участливыми отзывами. Он также организовал для Кайла два интервью «Спросите меня о чем угодно» (Ask Me Anything) на Reddit, которые, благодаря высокой популярности, отображались на главной странице. Онлайн-сообщество пыталось разгадать загадку его личности, но, как и все остальные, потерпело неудачу. Несмотря на анонимность, Кайл обрел необыкновенную популярность.

 

Во многих отношениях Кайл был идеальным объектом для сочувствия. Даже оставаясь безымянным, он сохранил некоторые привилегии, которыми американское общество обычно одаривает белых мужчин. Трудно себе представить, что он пользовался бы тем же доверием, будучи женщиной, иммигрантом или цветным. Отсутствие прошлого фактически позволяло сочувствующим ассоциировать с ним свои собственные истории. Несколько лет назад одна женщина написала Кайлу, что он является ее отцом. Кайл пошел ей навстречу и согласился на тест ДНК; когда тест дал отрицательный результат, женщина объяснила это тем, что мозг ее отца был трансплантирован в тело Кайла. Однажды я спросил Джоша Шрутта о том, почему, из всех нуждающихся людей, которых показывают на ТВ, он решил помочь именно Кайлу. Он ответил, что его собственный отец был убит, когда ему был всего 21 год. Внешне Кайл очень на него похож — те же возраст, телосложение и цвет волос.

 

«Иногда я смотрю на него со спины, и такой, вау! — говорит Шрутт, — тот же самый человек».

 

Утрата личности долгое время служила белым полотном, на которое общество проецировало собственные тревоги. Историк Жан-Ив Ле Наур описал случай «Ансельма Манжена», французского солдата, который вернулся из окопов Первой мировой, полностью потеряв память. Манжен моментально стал объектом одержимости всей страны. После ужасов войны, с которой не вернулись 1,5 млн французов, Манжен символизировал всех погибших и пропавших без вести. У большинства он вызывал жалость, но некоторые смотрели на него с завистью, вспоминая их первую встречу, Ле Наур описывал его как «по-настоящему свободного человека <…> без памяти, без прошлого, без ненависти». Возможно, это совсем не удивительно, что в эпоху нынешнего национального надлома так много людей испытывают глубокое сопереживание нетривиальным американским проблемам самоидентификации.

 

Хотя чаще всего Кайлу сочувствуют из-за утраченных воспоминаний и потерянной семьи — сам он, похоже, страдает от этого в последнюю очередь. Политический подтекст, рожденный его ситуацией — выражаясь буквально, отсутствие возможности получить поддержку от государства — это гораздо более серьезная проблема. Короткий фильм Викстрома, рассказывающий историю Кайла, делает акцент на трудностях выживания без документов и был показан на кинофестивале Трайбека, а также в Каннах, вне конкурсной программы. Викстром столкнулся с тем, что две эти аудитории отреагировали по-разному.

 

«На Трайбеке все говорили о потрясающей живучести Бенджамэна, насколько он силен и изумителен, — рассказывает Викстром, — а зарубежные отзывы были лишь о том, как облажалась американская система». Если и создается впечатление, что Кайл не слишком заинтересован в поисках своей истинной личности, то это лишь потому, что у него есть более насущные проблемы. «Многих удивляет то, что он недостаточно одержим, что он не похож на тех персонажей из ТВ, которые пытаются обыскать весь земной шар, — говорит Викстром, — но его беспокоит не это, а то, где бы поесть».

 

После выхода фильма Викстром опубликовал онлайн-петицию за оформление новой карточки социального страхования для Кайла. Для получения ответа от Белого дома необходимо было собрать 25 тысяч подписей. Удалось собрать только менее половины.

 

В феврале 2015 года Коллин Фитцпатрик, генеалог и генетик, выступая на телевидении в Атланте, высказала мнение, что Кайл вообще-то не хочет выяснять, кем является самом деле. С тех пор, как Кайл разорвал с ней контакты, она впервые высказалась о его деле публично. «Если загадка будет разгадана, история закончится, и ему уже никто не будет уделять столько же времени и внимания, — сказала она, — и, не исключено, что многие обозлятся на него за потраченные силы и поддержку, выяснив, что он никакая не выдающаяся личность, а обычный человек. Или простой бездомный».

 

Позже на своем сайте Фитцпатрик спросила у аудитории, поддерживающей Кайла, почему он заслуживает доверия, если может оказаться кем угодно. С одной стороны он мог быть любящим мужем и отцом, а другой наркодилером, растлителем малолетних или членом мафии. «Учитывая все вероятности, можем ли мы допускать лишь хорошее, закрывая глаза на плохое?» — писала она.

 

Месяцем позже Кайл опубликовал ответ на своей странице в Facebook. Он писал, что порвал все контакты с Фитцпатрик по той причине, что она не давала ему доступ к его собственным генеалогическим данным и отказывалась делиться информацией с другими исследователями. «Годами я чувствовал, что Коллин использует меня, мою уязвимость, вызванную потерей памяти, мою нужду и мою бедность, — писал Кайл, — однако, пытаясь возражать, я чувствовал беспомощность. Сейчас я обрел собственный голос».

 

Фитцпатрик отрицала эти обвинения, однако те, кто поддерживал Кайла, оставляли на его стене в Facebook ободряющие сообщения, восхищаясь его мужеством. Среди сторонников Кайла оказалась Сиси Мур, еще один генеалог, согласившаяся безвозмездно взяться за его дело. Я встретился с Мур в 2015 году, побывав в ее большом светлом доме в часе езды к северу от Сан-Диего. Энергичная женщина с вьющимися светлыми волосами и огромными голубыми глазами, завершив карьеру актрисы и модели купальников, она занялась генеалогией в качестве хобби. Эта область не требует глубоких научных познаний, но требует страсти к разгадыванию головоломок. Перед тем как взяться за генеалогию, Мур складывала паззлы-картинки у себя дома, сейчас они находятся на разных стадиях завершения.

 

С помощью волонтеров, которых она называет «ангелами поиска», Мур часто работает одновременно над дюжиной дел или около того. Как и Фитцпатрик, она исследует гены в Y хромосоме, которые передаются от поколения к поколению по мужской линии. Более того, в своих поисках Мур использует анализ аутосом, которые в равной степени наследуются от обоих родителей. В то время, как Y-хромосомный анализ позволяет нарисовать всего одну, самую удаленную ветвь генеалогического древа, с помощью аутосомного анализа можно получить множество ветвей. Как только появится достаточное количество ветвей, на их основе можно осуществить обратное инженерное проектирование.

 

В то время когда Мур начала заниматься генеалогией, Фитцпатрик еще училась в колледже. Они обе живут в Южной Калифорнии и знакомы друг с другом благодаря генеалогическим конференциям. Однако между ними возникли ожесточенные разногласия по поводу Кайла. По словам Мур, она была «ошарашена» тем, что Фитцпатрик отказалась делиться информацией с Кайлом — такое поведение по ее мнению «неэтично». Фитцпатрик, со своей стороны, скептически относится к начинаниям Мур. «Она же актриса. Ее не удовлетворяют собственные достижения и она решила присвоить мои», — комментирует Фитцпатрик.

 

Ни одно дело Мур не затягивалось так долго, как дело Кайла. Несколько совпадений ДНК указывали на близкое родство с человеком по имени Абрахам Лавли Пауэлл, жившим в 19 веке. Мур пришла к выводу, что почти все далекие предки Кайла были выходцами из северной Европы, а дедушка с бабушкой по отцовской линии, как и их родители, возможно, жили на юге Америки. Чем больше она узнавала, тем сильнее росла ее уверенность в том, что недостающие детали головоломки будут найдены. «Это исключительно вопрос времени, — утверждала она, — может быть завтра, может быть через год, а может через пять лет, но, в конце концов, это случится».

 

Безусловно, Мур делает важную работу. Но я уехал прочь, и возможные последствия ее работы обеспокоили меня. Ее инициатива — возвращать людей к их корням, восстанавливая утерянную родословную — декларируется весьма оптимистично. Конечно, если базы с данными о ДНК станут больше и головоломки будет проще решать, мы сможем с легкостью идентифицировать любого человека, а также узнать, откуда он появился. В скором времени уже никто не останется за пределами матрицы опознавательных человеческих кодов. Приход этого дня ознаменует — в большей степени, чем антропометрия, дактилоскопия или интернет — конец анонимности.

 

В мае 2015 года я вернулся в Джексонвилл, чтобы повидаться с Кайлом. Ресторан Crazy Fish закрылся, и Кайл жил у Джоша Шрутта. Такое положение, судя по всему, не устраивало их обоих. Я застал Шрутта в гостиной, он сидел в кресле La-Z-Boy, курил сигарету и пил виски с содовой. С видом заговорщика он наклонился вперед: «Значит, по-твоему, он брешет?»

 

Когда я видел Шрутта в последний раз, у него не было и тени сомнения в подлинности истории Кайла. Однако сейчас у него, кажется, возникли подозрения. «Он очень обстоятелен во многих вещах, мыслит аналитически, — объясняет Шрутт, — чувак, ты можешь задать ему вопрос о том, как смастерить что-нибудь или спросить что-то об электрике или об истории, и получишь очень точный ответ. Но, когда речь заходит о его собственном прошлом, все становится очень… туманным».

 

Пока Кайл возился перед домом, опуская корзину на своем велосипеде, мы со Шруттом сидели на веранде. Невысокий, крепкий и дерзко загорелый Шрутт теперь занимается другим бизнесом, торгуя водными прогулками по Береговому каналу на 12-метровой лодке, которая, по его словам, выкрашена в специальный цвет, привлекающий дельфинов. Во время нашего разговора он стряхивает сигаретный пепел в наполовину наполненную бутылку с водой. Похоже, его терзают мысли о том, что теперь делать с Кайлом.

 

«Мне интересно, что, черт побери, будет дальше. Он собирается жить со мной вечно? Он стареет. У него больные колени. Какая-то часть меня просто не может сказать: „Послушай-ка, уходи". У него же такая сила воли, если сказать ему уйти, он уйдет. Но снова будет спать в лесу»

 

Шрутт бросает сигарету в бутылку, окрашивая воду в желтый цвет. «Что ты думаешь?»

 

Я ответил, что не знаю.

 

«Вот и я не знаю. Я просто не могу взять и все ему высказать. Он никогда даже не защищается. Он просто уходит. Когда доходит до трудных, напряженных бесед, он просто уходит».

 

Пока мы беседуем, Кайл проходит мимо крыльца.

 

«Бенджамэн, — обращается к нему Шрутт, — что у вас за история с Кэтрин? Почему ты ушел?»

 

— Она сказала, что ей нужно ухаживать за родителями, — отвечает Кайл.

 

— Ты ушел по-хорошему?

 

— Мы расстались по-хорошему.

 

— Это она так сказала?

 

— Я не знаю, что она сказала, — отвечает Кайл и уходит.

 

«Видишь?— говорит Шрутт, многозначительно взглянув на меня поверх солнцезащитных очков. — Иногда мне кажется, что он умнее всех нас».

 

Закрытие ресторана обрекло Кайла на нищее существование. Его некогда оптимистичные ответы интервьюерам теперь стали гораздо мрачнее. Раз в неделю он садился на велосипед и тратил три часа на то, чтобы добраться до бесплатной столовой на другом конце Джэксонвилла. В остальные дни он ел овсяные хлопья, которые смешивал с текстурированным растительным белком, купленным в магазине здорового питания в центре города. По его словам за последние три месяца он сбросил 13,5 кг.

 

«Вы стали больше бояться смерти из-за того, что уже постарели и не помните, как прожили свою настоящую жизнь?» — спросил один из пользователей Reddit.

 

«Я начинаю думать, что смерть может сослужить мне неплохую службу, — ответил Кайл, — рано или поздно я уже не смогу работать, и что тогда? У меня есть кое-какие предварительные планы на этот случай».

 

В ответ на мой вопрос о том, что он имел в виду, Кайл пожал плечами.

 

«Мне трудно жить, постоянно испытывая чье-то терпение, — сказал он, — люди идут мне навстречу — хоть я и думал, что все это херня, психология и все такое — по той простой причине, что просто не решаются сказать мне, что я симулирую. Сейчас мне настолько нужны деньги, что я могу просто сказать, что меня похитили инопланетяне или ЦРУ промыло мне мозги — на этом я смогу заработать».

 

Мы обедали в мексиканском ресторане, и нам была видна кухня. Кайл оценивал кухонное оборудование: «Неплохой гриль. Хромированный Star Ultra Max, — он нахмурился. — У них там два холодильных шкафа Continental. Им никогда не удастся поддерживать постоянную температуру. Компрессор недостаточно тяжелый».

 

Пока он говорил, я снова думал о том, не напускное ли все это. Его воспоминания были достаточно подробными и казались настоящими, но, в тоже время, их туманный характер не позволял отыскать его прошлое. Возможно, подобную амбивалентность можно объяснить тем, что он боялся возвращаться к своей прошлой жизни. Сейчас он находится в тяжелой ситуации, но какая-то часть его могла осознавать, что ожидавшее его прошлое могло оказаться еще хуже. Что если жизнь Кайла была кошмаром, от которого его благосклонно спас собственный мозг?

 

Кроме того, я внезапно осознал, что желание помочь Кайлу вернуться к прошлой жизни может быть мотивировано каким-то более глубоким чувством, менее благородным, нежели простое милосердие. Сегодня привычные устои вновь пошатнулись. Почти все проявления идентичности — раса, пол, этнос, сексуальные предпочтения, религиозность, социальное положение — превратились в поля политических и культурных сражений. История Кайла олицетворяет фантазию о сопричастности, веры в то, что где-то в этом мире есть место, предназначенное именно для нас. Однако она также может подпитывать желание людей вернуться туда, откуда они пришли. Каким образом во времена социальных потрясений можно сохранить существующий порядок, если человеку дозволено стать кем-то ещё?

 

За десять лет история Кайла лишилась своей новизны, внимание СМИ спало, а и без того призрачная надежда отыскать личность окончательно потускнела. Теперь вполне возможно и очень даже вероятно, что Кайл умрет до того, как тайна его личности будет раскрыта. Я не знал, будет ли кто-то заниматься этим делом после его смерти. После общения с ним в течение полутора лет я едва не смирился с мыслью, что ответ так и не будет найден, и его настоящее имя останется загадкой.

 

Спустя некоторое время в июне этого года утром мне позвонила Сиси Мур. Когда я взял трубку, она произнесла: «Мы нашли его».

 

Мне потребовалось некоторое время, чтобы это переварить. Я не смог окончательно осознать это даже тогда, когда до меня дошло, что она имела в виду. «Ох, — выдавил я, — это хорошо».

 

Мур была встревожена. Когда она позвонила Кайлу и сообщила эту новость, он тут же повесил трубку. Теперь он не отвечает на звонки.

 

«Я не знаю, как он это воспринял», — сказала она.

 

Я позвонил Кайлу и оставил сообщение с просьбой дать мне понять, что с ним все в порядке. Спустя час он наконец-то перезвонил. Он тяжело дышал, и его голос звучал на октаву выше. «Кажется, у меня шок, — сказал он, — в моей голове так много мыслей о том, как такое принять. Я не знаю. По-моему, сейчас мне сложно сосредоточиться».

 

Мур дала Кайлу схематичный набросок его прошлой жизни, все то немногое, что смогла найти в интернете за несколько часов. Я безуспешно попытался представить, каково это, когда кто-то рассказывает тебе историю твоей забытой жизни.

 

— Она сказала, что он из Индианы, — говорит Кайл.


— Он?— переспросил я.


— Зараза, — отвечает Кайл, — то есть я. Он, его, меня — не знаю. После двенадцати лет я уже не надеялся, что у них получится«. Он смеется ошалевшим высоким смехом. «И теперь это как гром среди ясного неба».

 

Последняя зацепка всплыла в результате вражды Сиси Мур и Коллин Фитцпатрик. Генеалог из Северной Каролины, член семьи Пауэлл, увидела на Facebook запись об их ссоре и связалась с Мур. Она как раз направлялась на семейный сбор, где, по просьбе Мур, взяла образцы ДНК у нескольких родственников. Эти образцы помогли Мур воссоздать еще несколько веток на генеалогическом древе Кайла.

 

Несмотря на это, по-прежнему оставалось слишком много вероятных Пауэллов. Однако один из волонтеров Мур заметил ошибку в древе: один из правнуков в семье Пауэлл был неверно идентифицирован. Когда им удалось отследить настоящего родственника, выяснилось, что он умер в Индиане. И в то время как большинство Пауэллов были протестантами, эта семья была католической. В альбоме выпускников 1967 года Средней школы Лафайетта, штат Индиана, Мур наконец-то разыскала фото подростка в больших очках в черной пластиковой оправе. Его улыбку с морщинками по бокам глаз и узкое вытянутое лицо нельзя было не узнать. Его звали Уильям Бёрджесс Пауэлл.

 

Как выяснилось, Кайл был прав почти во всем, кроме собственного имени. Уильям был вторым сыном Фурмана и Марджори Пауэлл. Он родился в Лафайетте, в часе езды от Индианаполиса. Будучи ребенком, он посещал католическую школу. Его отец погиб в результате несчастного случая на лодке в 1969 году, а мать скончалась от рака в 1996. И у него было три брата: Фурман мл., Томас и Роберт. Томас умер рано, но Фурман мл. и Роберт были все еще живы. Роберт, младший из братьев, жил во Флориде, в то время как Фурман, самый старший, по-прежнему жил в их семейном доме в Лафайетте.

 

Судя по всему, Кайл также ошибся с датой своего рождения. Мур еще не нашла его свидетельство о рождении, однако по данным двух генеалогических сайтов Уильям Б. Пауэлл родился не в 1948, а в 1951 году.

 

Мы с Кайлом беседовали несколько раз в день по мере того, как поступала новая информация о его жизни. Он не вспомнил ничего нового, но был очень взбудоражен. Мне казалось, что его голос никогда не звучал так оживленно. Однако когда я упомянул дату его рождения, он погрустнел.

 

«Если она говорит, что уверена в том, что я Уильям, я ей верю, — сказал он, — но я действительно не могу поверить, что родился не в тот день».

 

Кайл позвонил мне на следующий день и победоносно объявил, что Сиси Мур действительно ошибалась: она углубилась в архивы, и выяснилось, что в 1951 году родился Уильям Брент Пауэлл. А Уильям Бёрджесс Пауэлл действительно был рожден 29 августа 1948 года.

 

«Мне стало намного легче, — говорил Кайл, — это было одно из тех воспоминаний, за которые я цеплялся, чтобы оставаться в здравом уме». Я слышал в трубке его дыхание. Какое-то время он помолчал и произнес голосом человека, который только что плакал: «Из тех маленьких фактов, в которых я был точно уверен».

 

Дом Пауэллов в Лафайетте — это крепкое двухэтажное здание в стиле времен королевы Анны, построенное в 1880 году, и пришедшее в страшный упадок. Когда осенью этого года я постучал в дверь, стены дома были почти полностью скрыты ярко-зеленым плющом, а конек над главными воротами и крыша веранды рискованно провисли. Фурман встретил меня, но деликатно отказался пускать внутрь. «Там скверно», — сказал он, согласившись, однако, позавтракать со мной где-нибудь в центре.

 

Фурман вполне походит на брата Уильяма. Он ниже ростом и его седина глубже, но у них обоих узкий нос и усы-швабра, а их речь — тонкий тембр, акцент, и даже монотонный говор — звучит до жути одинаково. Из-за несчастного случая на армейских учениях у Фурмана сломаны два позвонка: он страдает от почти непрекращающейся боли и нарушений памяти. Его речь была чрезвычайно сбивчивой, но, слушая его, чувствуешь себя как будто под гипнозом. Он начал со своих обязанностей на военной службе, далее перескочил к техническим характеристикам военно-морских радаров, потом к описанию физических свойств сербской местности, затем заговорил о том, как однажды совершал трудный марш-бросок бегом, и все это за три минуты. Похоже, что Уильяму, утратившему долговременную память, предстоит вернуться к брату, который повредил кратковременную.

 

Когда ресторан вдруг заполнился фанатами футбольной команды университета Пурдью, ожидавших начала матча с политехом Вирджинии, Фурман — после многочисленных пауз и перескакиваний с одного на другое — начал делиться подробностями истории семьи Пауэлл. Его отец, Фурман-старший, был родом из Хонеа Пат, Южная Каролина, и во время Второй мировой служил на бомбардировщиках B-24 в качестве авиационного инженера. Его мать Марджори работала фотографом в Военно-морской авиации. Они познакомились в Бойсе, Огайо, где базировались их подразделения, и решили переехать в Лафайетт к семье Марджори.

 

Быт Пауэллов был беспокойным и пугающим. Мать Марджори страдала патологическим накопительством, забивая шкафы неношеной одеждой и фарфоровыми ангелами. Фурман старший был тихим, но раздражительным человеком и много пил. Он редко рассказывал о военной службе, но Фурман младший подозревает, что теперь ему поставили бы диагноз «пост-травматический синдром». Еще в ранней юности любимчик матери Уильям начал испытывать на себе гнев отца. Фурман не описывал подробности отцовских издевательств, но сказал, что они были жестокими и происходили регулярно. «Кто старое помянет, тому глаз вон», — подытожил он. Тем не менее, мне показалось вполне возможным, что длительное жестокое обращение — когда один перенесший травму человек вымещает свою боль на другом — привело Уильяма к диссоциативной амнезии.

 

За несколько лет в Лафайетте Уильям успел поработать в бессчетном множестве мест — уборщиком в стриптиз-клубе, складским грузчиком на фабрике, разнорабочим в кинотеатре. В 1973 году в возрасте 25 лет он поселился в нескольких километрах от Лафайетта на земельном участке, принадлежащим семье Ричардсон, и стал жить там в трейлере. Каждый вечер Пауэлл ужинал с Ричардсонами, но большую часть времени проводил в одиночестве, читая книги и слушая музыку. Он опасался, что из-за его высокого роста дом на колесах будет слишком тесен для него, поэтому снял крышу, намереваясь поднять ее выше. Он переделал стены, но так и не закончил работу.

 

В 1976 году Пауэлл исчез. После того, как он однажды не пришел на ужин, кто-то из детей Ричардсонов решил проверить его трейлер. Там он нашел все вещи Пауэлла, — магнитофон, инструменты, книги — но не его самого. Спустя несколько дней автомобиль Пауэлла, красный Rambler 1966 года, был найден брошенным в нескольких километрах вверх по реке недалеко от плотины Окдэйл. Родные Пауэлла стали опасаться худшего. Фурман обратился в полицию с заявлением о пропавшем без вести.

 

Полиция, однако, быстро нашла Пауэлла. Он жил в Боулдере, Колорадо, и работал поваром в семейном ресторане Azar's. (Пауэлл помнил, что в ресторане Azar's плохо обслуживали. Он немного расстроился, узнав, что был там поваром. Он мне сказал: «Еда там была не очень вкусной».) Озадаченный Фурман писал ему письма, но Уильям ни на одно не ответил. Годами никто не получал от него ни весточки.

 

Их мать, по словам Фурмана, так и не оправилась от утраты своего любимого сына. Когда она умерла в 1996 году, Фурман и Роберт уладили вопросы насчёт ее имущества, и Фурман попросил своего друга в военной разведке поискать информацию о брате и узнать, можно ли с ним связаться. К его удивлению, никаких данных о Уильяме Пауэлле не было — ни телефона, ни адреса, ни данных о кредитах. Как будто его и не было никогда. Когда Фурман видел Уильяма в последний раз, тот много пил и курил. Фурман постепенно привык к мысли о том, что его брат умер.

 

Почему Пауэлл исчез? Этого как будто бы никто не знал. Согласно заявлению о пропавшем без вести, которое Фурман подал в полицию, Пауэлл работал в кинотеатре в центре Лафайетта, а потом уехал в Колорадо. В заявлении говорилось, что в последний раз его видели в Лафайетте вместе с Чарльзом «Чико» Гетцем, его коллегой.

 

Я позвонил Чико Гетцу, который теперь жил в Миссури, и спросил, помнит ли он человека по имени Уильям Пауэлл.

 

«Конечно, — ответил Гетц. — Я помню Дядю Вилли».

 

После работы, пояснил Гетц, они с Пауэллом часто пили дешевый виски и беседовали. Пауэлл был нелюдимым. Друзей у него было мало, в отношениях он ни с кем не состоял. Гетц решил, что он был самым близким другом Пауэлла, пусть и лишь потому, что других у него не было. «Мы оба были пьяницами и делали то, что делают пьяницы, — сказал Гетц. — Но мы не были особо близки».

 

Решение покинуть Индиану было спонтанным. Одним воскресным вечером, после нескольких часов пьянства, Гетц предложил переехать в Боулдер. Пауэлл недавно получил небольшую компенсацию от предыдущего работодателя за то, что во время работы поскользнулся на заледенелой пристани и сломал руку. Почувствовав прилив смелости, он согласился. Они сложили свои пожитки в Тойоту Гетца и потом ехали всю ночь и следующий день через Иллинойс, Миссури и просторные кукурузные поля Канзаса.

 

— А почему Боулдер?— спросил я.


— Потому что это не Индиана, — ответил Гетц.

 

В Колорадо они работали в заведениях фаст-фуда. Гетц пробыл там год, а потом вернулся в Лафайетт. Пауэлл остался в Колорадо. Несмотря на все усилия, я не смог найти в Колорадо кого-либо, кто знал Уильяма Пауэлла, Бенджамэна Кайла или кого-либо, подходящего под его описание. Заведения, где он работал, закрылись много лет назад, а их записи о сотрудниках были утеряны.

 

Последний раз Гетц видел Пауэлла в 1977 году, когда приехал в Боулдер и месяц гостил в необустроенной однокомнатной квартире Пауэлла. Пауэлл жил один и, похоже, ни с кем не подружился. Прежде чем Гетц уехал, Пауэлл попросил того приглядеть за его слесарными инструментами в Лафайетте. «Он мне сказал: „Побереги их для меня. В один прекрасный день они мне понадобятся", — сказал мне Гетц. — Когда будете говорить с ним, передайте ему от меня привет и скажите, что его инструменты у меня».

 

Раскрытие личности Бенджамэна Кайла дало ответ на один вопрос, но породило другой: что он делал почти тридцать лет с тех пор, как Гетц увидел его в Колорадо и до того летнего утра, когда его обнаружили голым и без сознания возле Burger King в Джорджии?

 

Когда Пауэлл сбежал из Индианы, он оборвал почти все оставшиеся контакты в своей и без того уединенной жизни. После того, как Гетц оставил его в Боулдере, он оказался совершенно один. Согласно данным о доходах в Администрации социального обеспечения, он работал в нескольких ресторанах Денвера с 1978 по 1983 год, но после этого ни о каких доходах Уильяма Пауэлла данных не было. До 2004 года не поступало никакой информации о его существовании. Когда я проверял данные в открытом доступе, я не нашел никаких документов, которые должны быть у среднестатистического взрослого человека — ни адреса, ни телефона, ни штрафов за нарушения ПДД, ни судебных исков, ни долгов, ни свидетельств о браке, ни документов о разводе.

 

На первый взгляд кажется поразительным, что человек может прожить два десятилетия, не оставив следов. И все же в этом плане Пауэлл не был уникален. Многие люди настолько же оторваны от мира, как Бенджамэн Кайл. По данным Департамента Юстиции, каждый год тысячи людей умирают в одиночестве неопознанными и их хоронят в безымянных могилах. Это самые изолированные члены общества: старики, бездомные, неучтенные иммигранты вдали от дома — люди, вытолкнутые на край общества. Как и Пауэлл, они оказываются лишены всякой связи со своим правовым статусом. Только благодаря сбою своего мозга Пауэлл утратил свою личность при жизни, а не после смерти. Умри он у свалки в Ричмонд-Хилле, его труп не стал бы объектом национального интереса и горячих обсуждений, а остался бы навеки в безымянной могиле. Вместо этого он воскрес дважды: сначала как Бенджамэн Кайл, а затем как Уильям Пауэлл.

 

Мы можем никогда и не узнать о том, как жил Пауэлл в эти таинственные годы. Может, он был бездомным или бродягой, подрабатывал то тут, то там, получал серую зарплату. Может, он жил в отшельничестве, обустроившись глубоко в лесу. Скорее всего, он мало знакомился, мало зарабатывал, не совершал преступлений, не получал пособий. В какой-то момент для чиновников Уильям Берджесс Пауэлл перестал быть значимой персоной. И это в конце концов позволило ему обрести окончательную анонимность. Потому что при всей нашей беспрецедентной способности видеть и быть видимыми, мы не стараемся следить за теми, кто, на наш взгляд, не имеет значения.

 

После звонка от Сиси Мур Пауэлл несколько месяцев работал над восстановлением своей старой личности. Он запросил свое свидетельство о рождении и новую карту социального обеспечения, стал разговаривать с Фурманом по телефону. Ему было странно слышать с того конца собственный голос. Другой его брат, Роберт, не ответил на его электронные сообщения.

 

В октябре 2015 года Пауэлл вместе с командой документалистов телевизионного реалити-шоу отправился в Лафайетт, чтоб увидеться с Фурманом впервые с того дня, когда он сбежал в Боулдер. Пауэлл все еще не любит чужих прикосновений, но когда он увидел своего брата, они обнялись.

 

Несколько дней Пауэлл встречался с недоверчивыми кузенами и слушал истории о себе. Они называли его «Билл», к чему он все еще не мог окончательно привыкнуть. Но никого из них он не узнавал и их воспоминания воспринимал с долей скептицизма.

 

«Они мне рассказывают о чем-то, пропущенном сквозь 50 лет воспоминаний. И видит Бог, такие вещи со временем меняются. В любом случае, я знаю, каким я был человеком. Не думаю, что это изменилось. Я сразу говорил, что не убивал людей топором. Пока что никакого опровержения я не услышал»

 

Один из кузенов, семейный историк, дал Пауэллу копию его генеалогического древа, и тот обнаружил, что ему нравится водить пальцем по линиям родства.

 

«Сама мысль о том, что я произошел от вот этих вот людей, когда я смотрю на эти имена… Теперь у меня есть история», — пояснил он.

 

Через два месяца, в конце 2015 года, Пауэлл решил вернуться в Индиану. Он боялся, что Фурман совсем ослабнет и не сможет сам содержать дом. Пауэлл собрал свои вещи — велосипед, инструменты, 1200 DVD-дисков и кое-какие поварские принадлежности из ресторанчика — в грузовик для переездов, оплаченный продюсерами реалити-шоу. Он нашел маленький дом на две спальни в рабочем районе Лафайетта, в пяти минутах езды на велосипеде от дома, где он рос.

 

Первые два месяца в своем новом доме Пауэлл провел под электрическим одеялом. Температура падала ниже —10, а теплоизоляции в доме не было. Он жил на пособия и, опасаясь неподъемного счета за отопление, поддерживал в доме температуру 12°C. Он быстро простыл. Однако ему все равно нравилось жить одному и ни от кого не зависеть. Через несколько недель он подружился с соседями, чинил их приборы, подкармливал их собак. О своем прошлом он никому не рассказывал. Он несколько раз в неделю виделся с Фурманом, но в доме своего детства еще не побывал. Что бы там ни случилось, что бы ни вынудило его сбежать в 16 лет и отказаться от собственного имени — вспоминать это было слишком больно.

 

Пауэлл боялся, что, когда он обживется в Лафайетте, к нему вернется больше воспоминаний из жизни, которую он сейчас не помнит. «Страшно думать, какими они будут, когда вернутся», — признается он.

 

— «Не все они будут приятными?», — спрашиваю я.


— «Я уверен, что приятными будут не все».

 

Иногда Пауэлл задавался вопросом, правильно ли было возвращаться домой. Он обнаружил, что испытывает новые эмоции, которые ему не нравятся. Даже не эмоции, а воспоминания о них — что-то, что он чувствовал ребенком и предпочитал не описывать во взрослом возрасте. Такие чувства лучше держать при себе, считал он. В такие моменты город казался ему плохим. Он все еще ожидал увидеть все таким, каким оно было в его детстве. Раньше город кончался у шоссе 52. Теперь кукурузные поля были застроены предприятиями. Он путался в центре города. Много лет назад железную дорогу перенаправили в другую сторону и многие улицы переделали. Он легко мог заблудиться. Шагая по следам своей юности, он видел в своем сознании отблески прошлого и настоящего, неспособные примириться друг с другом. «Как будто ум хочет видеть одно, а глаза видят другое. Вот я вижу все как есть, а вот снова так, как оно было 40 лет назад».

 

Личные воспоминания, полученные в состоянии фуги, как правило, не восстанавливаются. Пауэлл может никогда и не вспомнить пропавшие 20 лет своей жизни. Может быть, как Ансел Бурн, он взял себе другое имя и двадцать лет жил другой жизнью, в которой его звали Бенджамэн.

 

«Думаю, очевидно, что так оно и было, — говорит он. — Не думаю, что я его выдумал просто так. Может быть, я долго работал то там, то здесь. Вакансий в ресторанчиках пруд пруди, так что я мог бы так жить».

 

Если это так, то почему он выбрал имя Бенджамэн? Пауэлл на минуту задумался.

 

«Я где-то читал, что это древнееврейское имя — ответил он. — В переводе — любимый сын».