Рильке? Это же тот парень, который сочувствует животным в Париже — будь то в клетке («Кругом лишь прутья — дальше мира нет») или на детской карусели («И снова показался белый слон»). Теперь у нас появилась возможность узнать, насколько поэт сочувствовал России — благодаря великолепной выставке «Рильке и Россия») в Музее литературы модерна в Марбахе. Более того, ее авторы выступают с тезисом, что Рильке именно благодаря России вообще стал поэтом.
Во времена бесконечных политических разногласий между Берлином и Москвой сотрудники Немецкого литературного архива делают полную ставку на русофилию. Можно утверждать, что возникла настоящая ось «Марбах-Москва», и она работает. В парк «Шиллеровская высота» в Марбахе даже привезли целую рощицу красивых (пусть даже искусственных) берез, а каждые 15 минут там бьют «кремлевские куранты». Это вполне соответствует воспоминаниям Рильке о Москве — пасхе 1899 года в Кремле — под «звук» Ивана Великого.
Два «глубоких погружения»
Дважды — в 1899 и 1900 годах — Рильке бывал в России, проводя там по несколько месяцев. Впервые он отправился туда благодаря своей спутнице жизни Лу Андреас-Саломе (Lou Andreas-Salomé), уроженке Санкт-Петербурга. Эта женщина, как и показано в вышедшем на экраны в прошлом году одноименном фильме, была замужем за ориенталистом Карлом Фридрихом Андреасом, притом, что между супругами, по взаимной договоренности, никогда не было сексуальных отношений.
Он не имел ничего против того, чтобы возлюбленный его жены Рильке сопровождал их в Россию. Его также нисколько не смущало (а, возможно, он попросту и не знал об этом), что визитная карточка его жены по форме полностью совпадала с визиткой Рильке — в отличие от его собственной визитки. Небольшие, наполненные глубинным смыслом экспонаты вроде визитных карточек этой своеобразной «шведской семьи», типичны для выставок, проводимых в Марбахе, организаторы которых с удовольствием превращают эти экспонаты (в урезанном, но зато более концентрированном виде) в объекты фетиша.
Рильке в поисках себя
Однако в этот раз выставку в Марбахе «урезанной» точно не назвать: блестящие черные стенды оформлены на редкость элегантно, а наряду с манускриптами, письмами и книжными страницами посетители увидят также, к примеру, походную посуду Рильке, а также его путеводитель по России, изданный в 1897 году, с различными отметками.
Как можно убедиться, посетив выставку, Россия уже в те времена была противоположностью индустриально-декадентного и цивилизационно-истощенного Запада. По словам куратора выставки Томаса Шмидта (Thomas Schmidt), русским приписывали «непосредственное отношение к Богу и природе». Возникало впечатление, что только они «могли внести существенный вклад в культурное, духовное и религиозное обновление Европы».
Как Клейст, в деревню
Пол-Европы в те времена мечтало о том, чем сейчас наполнены симпатии Ле Пен и немецких левых о Путине — и молодой Рильке мечтал, возможно, больше многих других. Киев ему не понравился, потому что был «слишком европейским», а Москва понравилась ему больше Петербурга. Однако самой «русской» ему показалась деревня.
Через сто лет после Генриха фон Клейста (Heinrich von Kleist), который на некоторое время впал в депрессию и отправился в деревенскую глушь под городом Туном (Thun), Рильке отправился в Россию, где жил в настоящей деревенской избе. И не было ничего страшного в том, что он там выдержал лишь четыре дня, а его подруга Лу ругалась «на осколки на ногте и на нервы». Важен был лишь внешний облик, и Рильке еще годы спустя с удовольствием ходил по своей деревне Ворпсведе (Worpswede) в русской одежде — не заправлявшейся в брюки рубахе и красных крестьянских сапогах.
Русский тот, кто ходит босиком
Последнюю черту он подсмотрел у деревенского поэта Спиридона Дрожжина. И неважно, что раньше Рильке думал, что русские ходят босиком. Он также находил красивой русскую бедность: «Я не боюсь, что русский народ умрет от голода, потому что сам Бог кормит его своей вечной любовью».
Впрочем, организаторы выставки в Марбахе вовсе не преследуют цель представить литераторов (в частности, Рильке), этаким контролером реального положения дел и что-то опровергать. Совсем наоборот: по словам Томаса Шмидта, речь идет об «энергии самовнушения» Рильке относительно России, которая сыграла важную роль для его творчества, начиная от «Книги часов» до рассказа «Корнет». И если раньше поклонники Рильке ассоциировали имя поэта с такими местами как Париж, Дуино или Ворспведе, то теперь они вполне могут поставить в этот ряд и Москву, Волгу или Ясную Поляну.
Визит к Толстому окончился провалом
Ну, ладно, посещение имения Льва Толстого нельзя назвать удачным для Рильке. Потому что когда он вместе с Лу во второй раз приехал к Толстому в Ясную Поляну, тот узнал только Лу и никак не мог вспомнить молодого лирика. После этого началось постепенное отдаление Лильке и его спутницы от Толстого, которого они когда-то восхваляли своеобразными «вратами России».
О поездках Рильке в Россию было известно давно, но никто долго не задавался вопросом о том, насколько большое значение они имели. Куратор выставки Томас Шмидт даже позволил себе провести аналогию: тем, чем Италия была для Гёте, тем же для Рильке была Россия. И так же, как есть иконографический портрет любви Гёте к Италии (речь о картине художника Иоганна Генриха Тишбайна (Johann Heinrich Tischbein) «Гёте в римской Кампанье»), посетители выставки в Марбахе могут увидеть Рильке на картине Леонида Пастернака: Рильке перед кулисой Кремля.
«Россия сделала меня таким, каким я стал, внутренне я происхожу именно оттуда, именно она — родина всех моих инстинктов, мой внутренний исток», подчеркивал Рильке в 1920 году.
Подобные слова, конечно, понравятся и адресату, и это «родство» оказалось обоюдным: именно русский стал первым иностранным языком, на который были переведены труды Рильке. Российский писатель, лауреат Нобелевской премии Борис Пастернак — сын художника Леонида Пастернака — даже признавался, что вообще стал писателем лишь благодаря Рильке.
Вот каким «русским» был Рильке
В 1934 году, на первом съезде советских писателей, Пастернак сказал своим землякам: «Рильке совершенно русский. Как Гоголь. Как Толстой!» Интересно, кстати, что русские никогда не обижались на Рильке за то, что он изображал Россию совершенно аполитично.
Отдельно и одиноко стоящая красная витрина показывает, насколько отрицательно Рильке воспринял революцию 1917 года. Во времена Сталина о немецком поэте все практически позабыли, но после смерти диктатора имя Рильке вновь стали упоминать в одном ряду с Борисом Пастернаком и Мариной Цветаевой.
В ходе церемонии открытия выставки директор Немецкого литературного архива Ульрих Раульфф (Ulrich Raulff) назвал ее «литературно-политическим событием», а Дмитрий Бак, его коллега из российского Государственного музея литературы, где эта выставка — после «промежуточной остановки» в Швейцарии — пройдет в следующем году, добавил: «Мы надеемся, что культура по-прежнему останется территорией, на которой сближение наших стран продолжится».
Но дело не только во взаимопонимании двух народов, но есть еще и биографический аспект. Потому что творческое наследие Рильке касается России, Швейцарии и Германии, причем примечательно, что он является, возможно, последним поэтом эпохи модерна, большая часть наследия которого находится в частной собственности.
Кому принадлежит Рильке?
Литературные архивы, которые изначально создавались как этакие «придатки» той или иной национальной филологической науки, в отношении многих поэтов не могут установить конкретные национальные границы.
Так, к примеру, творческое наследие Петера Хандтке (Peter Handke) делят между собой Вена и Марбах. А купить письма Франца Кафки, написанные им сестре Оттле, недавно удалось лишь совместно с Бодлианской библиотекой Оксфорда: государственные учреждения давно уже не могут тягаться с частными компаниями, когда речь заходит о финансовом аспекте.
Точно так же ситуация с творческим наследием Рильке, с точки зрения принадлежности тому или иному государству, настолько же неоднозначна, как и сама его жизнь: в 1875 году он родился в Праге — на территории империи Габсбургов. За свою жизнь он сменил более сотни адресов, и статус его пребывания в тех или иных местах бывал неоднозначен. В наши дни он бы, несомненно, доставил немало хлопот миграционным службам.
Когда в 1919 году Рильке отправился в путешествие по Швейцарии, он получил разрешение на пребывание в этой стране лишь на десять дней. Лишь через несколько месяцев и с большим трудом удалось легализовать его статус. С финансовой точки зрения, он нуждался при этом в помощи друзей, в число которых входили состоятельные дамы дворянского происхождения.
Кстати, на выставке в литературном музее можно заметить, что у Рильке были своеобразные поклонники. Женщин, даже ни разу не встречавшихся с ним и тем не менее писавших ему томные письма, он привлекал к себе, как никто другой. «Райнер, сейчас вечер, я люблю тебя. (…) Вся Россия ревет по тебе. Райнер, не сердись на меня, но сегодня ночью я буду спать с тобой».
Еще незадолго до его смерти Марина Цветаева утверждала, что Рильке не немец, не австриец и не богемец, а «человек без страны». И русские страницы «страны-Райнерии» в любом случае стоят того, чтобы съездить на выставку в Швабию, в Марбах.
