ЛОНДОН — Убедительная победа Эммануэля Макрона над Марин Ле Пен во втором туре президентских выборов во Франции стала крупным успехом для либеральной Европы. Но это была победа в сражении, а не в войне. Сама идея, что каждый третий французский гражданин способен проголосовать за Национальный фронт Ле Пен, была немыслимой всего несколько лет назад.
Комментаторы закрепили за волной демагогической политики, охватившей Европу (и значительную часть остального мира), ярлык «популизма». Но помимо крикливого стиля, свойственного всем популистам, что в этих движениях общего? Испанская партия «Подемос» и греческая «Сириза» находятся на левом фланге. Французский Национальный фронт, голландская Партия свободы и немецкая «Альтернатива для Германии» (AfD) — на правом. Беппе Грилло, лидер итальянского «Движения пяти звёзд», говорит, что его движения не является ни левым, ни правым.
Тем не менее, у них у всех звучат общие темы: экономический национализм, социальная защита, антиевропейские настроения, антиглобализация, враждебность не просто политическому истеблишменту, но и политике вообще.
Для того чтобы понять, что это может означать для эволюции европейской политики, стоит обратиться к истории фашизма. Бенито Муссолини, основавший итальянский фашизм в 1919 году, начинал как социалист-революционер. А в Германии, как мы помним, слово «наци» было кратким вариантом названия «Национал-социалистическая немецкая рабочая партия».
Изначально фашизм был националистическим, антикапиталистическим движением. Позднее он сузил направление атаки до либерального капитализма, в первую очередь, «международных финансов». А вскоре скатился в антисемитизм. Немецкий социал-демократ Август Бебель называл это «социализмом дураков». Европейский фашизм распался после поражения Германии в 1945 году, однако его менее агрессивные формы выжили в других странах, например, в Аргентине, с её перонизмом.
Судя по социальной базе межвоенного фашизма, разумно видеть в ней партию правых. В ту пору рабочий класс уверенно поддерживал левые партии. Для фашизма оставалось лишь одно политическое пространство — мелкая буржуазия: владельцы магазинов, мелкие бизнесмены, госслужащие низкого ранга.
Однако сегодня социальная база для левой политики испарилась. Классический рабочий класс исчез: социал-демократические партии и профсоюзы превратились в собственную тень. Это означает, что левацким популистам неизбежно приходится конкурировать с крайне правыми за поддержку тех же самых групп населения, которые в межвоенный период обратились к фашизму: молодые безработные мужчины, «маленькие люди», чувствующие угрозу со стороны «олигархии» банкиров, глобальных цепочек поставок, коррумпированных политиков, далёких бюрократов Евросоюза и вообще «жирных котов» любого сорта. Целью современных популистов, причём любых политических мастей, всё чаще становятся не только одни и те же потенциальные сторонники, но и одинаковые враги.
Насколько велико пространство для дальнейшего роста популизма, и какая его разновидность — социалистическая или фашистская — сумеет привлечь доступные голоса избирателей?
На первую часть вопроса общий ответ дал бывший президент США Билл Клинтон во время избирательной кампании 1992 года: «Всё дело в экономике, глупец». Среди основных экономических центров мира Евросоюз медленнее всех восстанавливается после кризиса 2008 года. Во Франции уровень безработицы равен 10%. Молодёжная безработица достигает там примерно 24%, а в Италии — 34%. Это создаёт благоприятную почву для вербовки экстремистами как слева, так и справа.
Макрона никак нельзя назвать непреклонным бюджетным ястребом, однако он хочет снизить дефицит бюджета Франции с 3,4% до 3% ВВП, в соответствии с потолком, установленным Пактом стабильности и роста ЕС. В очередь на сокращение попали 120 тысяч рабочих мест в госсекторе. Впрочем, он хочет одновременно подтолкнуть рост экономики пакетом мер стимулирования на сумму 50 млрд евро ($55 млрд) и расширить социальную защиту.
Для успеха в поисках квадратуры круга Макрону нужен рост экономики, и, чтобы его добиться, он рассчитывает провести реформы на стороне рыночного предложения. Макрон планирует снизить налог на прибыль с 33% до 25% и исключить финансовые инвестиции из налогообложения имущества. Ярый критик протекционизма, он будет выступать за Всеобъемлющее экономическое соглашение ЕС и Канады (CETA) и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнёрство с США. Его поддержка закона эль-Хомри, упростившего процедуру увольнения рабочих, а также несогласие с идеей 35-часовой рабочей недели, свидетельствуют о намерении повысить «гибкость» французского рынка труда.
Несмотря на разговоры о «зелёной экономике» и призывы к общеевропейской инвестиционной программе, повестка Макрона является в целом неолиберальной. По сути, он надеется, что его программа, в случае реализации на уровне ЕС, позволит поднять не только французскую экономику, но и все «европейские лодки».
На самом же деле, подобные реформы с большей вероятностью потопят все эти лодки, дав популистам шанс. И тогда какая именно вариация популизма сумеет воспользоваться данным шансом?
Идеи популизма попали в центр внимания экономиста Дэни Родрика. Он утверждает, что демократия, национальный суверенитет и глобальная экономическая интеграция взаимно несовместимы. Хотя бы одним из этих элементов необходимо пожертвовать. А поскольку многие избиратели в Европе и США чувствуют, что пострадали из-за глобализации, у популистских партий, агрессивно ставящих нацию превыше всего, появляется преимущество перед соперниками.
С этой точки зрения, Макрон оказался самым идеальным кандидатом, которому только могла проиграть Ле Пен. Он является воплощением глобалистской элиты. Он кажется слишком мягким в вопросах иммиграции. А если предположить, что его новая политическая партия не сумеет получить парламентское большинство на выборах в Национальное собрание в июне, его правительству будет необходима поддержка со стороны традиционных партий. В течение следующих пяти лет фигуры из истеблишмента вполне могут стать синонимом провальной политики, превратившись в идеальную мишень для Ле Пен и Национального фронта на президентских выборах 2022 года.
Да, конечно, во Франции поддержкой пользуются и левацкие программы. Около 20% избирателей проголосовали за ультралевого популиста Жан-Люка Меланшона в первом туре президентских выборов. А перед вторым туром один из наиболее ярких хештэгов в «Твиттере» звучал как #NiPatronNiPatrie («ни босс, ни родина»), демонстрируя недовольство многих избирателей необходимостью выбирать между неолиберализмом и национализмом. Задача левых заключается сейчас в том, чтобы направить своё внимание на действительно проблемные аспекты глобальной экономической интеграции (финансиализация, приоритет капитала над трудом, кредитора над должником, босса над работником), не скатываясь при этом в реакционную политику.
