Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Фоторепортер Амос Чаппл уже фотографировал радиоактивных оленей в Норвегии и охотников за бивнями мамонтов в Сибири. Однако поездка по ледяному пути в Якутии стала, как он признается, самой страшной работой в его жизни. Когда под прозрачным льдом видишь стремительно несущиеся воды Индигирки, понимаешь, какой это риск, говорит Чаппл. Ему до сих пор снятся кошмары. И он выучил множество русских ругательств.

Чтобы доставить 12 тонн макарон, растительного масла и круассанов с шоколадом в лежащий за Полярным кругом поселок Белая Гора, каждую зиму группа мужчин садится в грузовики и отправляется в путь, который ведет через замерзшие озера и бурлящие реки. Когда под прозрачной ледяной гладью внезапно видишь стремительно несущиеся воды Индигирки, понимаешь, какое это рискованное предприятие. В этом убедился Чаппл, который решил присоединиться к группе российских водителей и отправиться с ними в такой рейс. Его фоторепортаж из Якутии под названием On Siberia's Ice Highway в прямом смысле леденит кровь.


Wirtualna Polska: Там было просто холодно или адски, ужасно, невообразимо холодно?


Амос Чаппл (Amos Chapple): Было очень холодно. Если бы я отправился туда в январе или феврале, температура доходила бы до —50°С, а так было всего —35°С. Случались очень приятные дни, когда погода нас баловала и теплело до —20°С. При этом в грузовике было невыносимо жарко и душно.


— Насколько жарко?


— Примерно —2°С.


— И это была невыносимая жара?


— Да! Представь себе грузовик, а в нем четверо укутанных мужчин. Местные машины могут вынести самый экстремальный холод. Всю ночь мы спали при включенном отоплении, которое позволяет водителям выдержать даже пятидесятиградусный мороз. Но для более мягких погодных условий эти грузовики не приспособлены, отопление невозможно регулировать. Его можно или включить, или выключить, так что мне все время было слишком жарко, я пытался открывать окна и все такое.


— В этом рейсе ты научился ругаться?


— Ой, да. Я выучил много русских ругательств. Язык, на котором говорил водитель Руслан и остальные мужчины, занимающиеся этим «бизнесом», — такой невероятно, безумно грубый, что порой это начинает казаться смешным. Он звучит в самых банальных ситуациях, например, когда машина стоит в пробке. У меня было чувство, что я постоянно слышу причудливую «поэзию рабочего класса». Россияне виртуозно владеют этим языком и используют его очень харизматично. Что любопытно, Руслан был верующим парнем. Один раз, когда мы ехали, икона с изображением Богородицы упала на пол, и он сразу же остановил грузовик, поднял ее, поцеловал и поставил на место.


А возвращаясь к вопросу, это была не первая моя встреча с бранными выражениями в тех краях. Некоторое время назад, летом, я делал проект, посвященный охотникам за бивнями мамонтов в Сибири. Там было такое нашествие комаров, что сложно описать словами. Это был настоящий ад: всюду, постоянно, на каждом сантиметре твоего тела — комары. Однажды я пытался что-то съесть, а эти монстры лезли мне в рот, садились на язык. Я не выдержал и вскрикнул: «Motherfucker!» Люди, которых я тогда снимал, английского не знали, но поняли, что я ругаюсь на своем языке. Это слово стало моей кличкой. Когда они что-то от меня хотели, они говорили «эй, motherfucker!» (смеется).


— Как вообще получилось, что живущий в Праге парень из Новой Зеландии оказался в одном грузовике с россиянами, которые возят продукты в отдаленные сибирские деревни? Ты насмотрелся популярной в США программы Ice Road Truckers о дальнобойщиках на Аляске и решил отправиться в «мужское путешествие»?


— Нет, с программой как раз была проблема: я увидел ее позже, когда уже придумал свой проект, и поэтому не смог назвать его так, как собирался — «Ледовый путь дальнобойщиков». О водителях грузовиков в Сибири я узнал случайно много лет назад, увидев фотографию одного местного блогера. На снимке были изображены мужчины, которые готовятся уйти в рейс, люди, занимающиеся одной из самых опасных профессий в мире. Это опасность запечатлелась в их лицах. Фотография меня заинтересовала, я стал размышлять, что происходит дальше.


— И ты решил узнать это сам?


— Да. Я работаю на «Радио Свобода». Моя задача — делать фоторепортажи, которые не связаны с новостями, но не оставляют зрителей равнодушными. Так что я написал блогеру, который сделал тот снимок, он пригласил меня в Якутск и познакомил со своим племянником — водителем «ледяных грузовиков». Ситуация вышла довольно глупая, потому что, когда я познакомился с этим парнем, я понял, что ехать с ним не хочу. Он был очень юным, и он казался не слишком ответственным, а я знал, что путешествие предстоит сложное. Я покрутился в гараже и познакомился с Русланом, который показался мне веселым, а одновременно сообразительным и рассудительным.


— Он сразу согласился взять тебя с собой?


— Нет, сначала нам пришлось обсудить условия, в том числе финансовые. За возможность принять участие в поездке мне пришлось, конечно, заплатить.


— Ты довольно быстро выяснил, что на трассе царят совсем другие законы, чем в «нормальном» мире, например, что нельзя мочиться перед грузовиком.


— Этому я научился очень быстро, ребята страшно на меня накричали. У них есть такое суеверие, что мочиться можно только позади грузовика, иначе навлечешь на себя несчастье (смеется).


— Что ты узнал еще?


— В некоторых частях Сибири пейзаж выглядит неземным. Лед, который покрывает все вокруг, напоминает глазурь в каком-нибудь сахарном царстве. В основном всюду лежал снег, но гуляющий по долинам ветер обнажал фрагменты великолепного чистого льда, под которым быстро текла вода. Потрясающий и пугающий вид одновременно. В тот момент я осознал, во что я влез.


— Во что?


— Это было самое опасное и самое страшное путешествие в моей жизни.


— Ты говорил, что тебе до сих пор снится трескающийся под колесами лед. Это какая-то конкретная ситуация?


— Звук трескающегося льда напоминает звук бьющегося стекла. Когда мы ехали по замерзшей реке, я его слышал и знал, что он означает. Колеса машины проваливались в скованную морозом поверхность. Звук шел с моей стороны, и я понимал, что пойду на дно первым, а сверху окажутся три других парня, которые хотят любой ценой выбраться из машины. К счастью, все обошлось. Нам удалось вырулить и при помощи цепей спасти машину.


— Некоторым посчастливилось меньше?


— К сожалению, да. На своем пути мы встретили три следа, оставшиеся от машин, под которыми проломился лед. Я знаю историю одной. В том же самом году, когда я отправился в это путешествие, в одну из полыней провалились два грузовика. Водитель первого утонул, а водителю второго удалось выбраться из ушедшей под воду машины. Мужчина насквозь промок и получил сильные обморожения, потому что мороз доходил до —40°С. Ему повезло, потому что его заметил какой-то рыбак и отвез в больницу.


Когда я был в Сибири, случилось еще одно происшествие. Водитель грузовика потерял управление на дороге и упал с сорокаметрового обрыва. Машина разбилась вдребезги, у человека не было шансов. Я видел этот грузовик. Поэтому назвать эту профессию одной из самых опасных в России — вовсе не преувеличение.


— Ты боялся погибнуть?


— Я боялся не самой смерти, а того, каким образом я могу умереть на этой трассе. Я мог оказаться подо льдом, в невероятно холодной воде, пытаясь выбраться из ловушки и найти трещину, через которую можно попасть на поверхность. Меня могло подхватить течение, и я бы смотрел через прозрачный лед на мир, которого никогда больше не увижу. Сложно представить себе более страшную смерть. Я помню, однажды мы ехали слишком быстро, и в мозгу у меня пронеслась мысль: хорошо, если что-то случится сейчас, я потеряю сознание и не буду знать, что умираю.


— Руслан, у которого есть жена и дети, занимается этой работой уже девять лет, за один рейс он получает 600 долларов. Это единственная возможность прокормить семью или отчасти зависимость от адреналина?


— Я сам об этом размышлял. С одной стороны, дело в деньгах, но с другой — он просто любит это занятие. Он — очень хороший водитель, было видно, что в сложных ситуациях опасность его заводит. Я думаю, он, как и другие водители грузовиков, гордится своей работой. Это сложная, полная проблем и вызовов жизнь. Кажется, этим парням она доставляет удовольствие.


— У меня сложилось четкое ощущение, что ты тоже любишь экстремальные условия. В проекте Chernobyl's Reindeer ты снимал радиоактивных оленей в Норвегии, а в The Mammoth Pirates, как ты уже сам упоминал, сопровождал людей, занимающихся в Сибири нелегальной добычей бивней мамонтов.


— Мало кто из фотографов готов работать в по-настоящему сложных условиях. Чем холоднее, тем больше вероятности, что у тебя не будет конкурентов. Я решил, что это удачный вариант (смеется).


В места, которые я посетил во время путешествия в Белую Гору, попасть очень сложно. Добраться туда можно только зимой, потому что летом путь преграждает бурная ревущая река, через которую нет переправы. Чтобы увидеть эти края, нужно лететь на вертолете, а это очень дорого. Мне повезло, что я все это посмотрел.


— Бывали моменты, когда тебя охватывало восхищение?


— Конечно. Хотя я не верующий человек, я пережил некий духовный опыт. После тяжелого дня, когда под нашим грузовиком проломился лед, я пал духом и чувствовал себя измученным. Ночью я проснулся и увидел полярное сияние, это было что-то невероятное. Увидев этот необыкновенный зеленый свет, я почувствовал, что получил знак свыше.


— Фотография полярного сияния — это твой любимый снимок из этой серии?


— Мне кажется, что в этом проекте нет ни одной фотографии с «вау-эффектом», впечатление производит вся серия целиком. Но, пожалуй, моя любимая фотография — эта та, где изображен моющийся Руслан. Когда мы добрались с грузом на место, мы, наконец, смогли съесть нормальную еду (по пути мы питались только лапшой быстрого приготовления, хлебом, майонезом и сыром) и помыться. Сидящий в ванне Руслан выглядит расслабленным, спокойным. Чувство опасности ушло, все эмоции после путешествия спали.


— Уточним факты: сколько дней вы не мылись?


— Шесть. Представь себе: без душа, не меняя одежды, да еще с этими жаркими ночами.


— Экипаж у вас был, пожалуй, ароматный.


— Было не так плохо. «Портил статистику» один я, потому что потел от страха (смеется).