С самого начала фильм «Нелюбовь» был одним из фаворитов Каннского кинофестиваля. И не только потому, что режиссера Андрея Звягинцева, который сегодня является, вероятно, самым известным российским режиссером, не жалующим путинский режим, высоко оценили на Лазурном берегу еще за критическую ленту «Левиафан». «Нелюбовь» тоже получила награду в Каннах — от жюри, председателем которого был Педро Альмодовар.
Новый и вновь беспощадный к номенклатуре фильм на первый взгляд ближе к семейной драме, чем к обличению системы, но так только кажется. История мальчика, совершенно не нужного родителям, на втором плане обнажает чудовищность системы, которая учит общество равнодушию. Сам Звягинцев утверждает, что мы скорее всего предаемся фантазиям, поскольку он уже давно критически отображает не только российскую реальность. Но в Каннах ему мало кто поверил. Кстати, фильм «Нелюбовь» создавался без государственной поддержки именно из-за проблем с «Левиафаном». Тем не менее, режиссер это отрицает, в отличие от продюсера Александра Роднянского.
— Reflex: Вы не раз утверждали, что сняли фильм о частной истории, не связанной с обществом и политическими реалиями. Однако Вы не можете игнорировать контекст.
— Андрей Звягинцев: Разумеется, я его учитываю. Но «Нелюбовь» повествует в первую очередь о межчеловеческих отношениях, самых глубинных страхах и страстях. Если вы смотрели «Левиафан», то знаете, что в нем я не скупился на политические мотивы, и там они были уместны. Но больше я не хочу говорить о политике. Ее было достаточно.
— Тем не менее, я назвала бы «Нелюбовь» очень социальным фильмом, а не частной историей. Фильм повествует о жизни российского среднего класса, широкого слоя людей, которые из-за недовольства жизнью тяготеют к тенденциозному мышлению и возвращению к старым советским порядкам.
— Я согласен, что средний класса, как вы его называете, в России не в лучшем состоянии, и ему недостает необходимой опоры. Но я не думаю, что мы воскрешаем прошлое и пытаемся приспособить его к современности, или что именно с этим связаны те проблемы, которые я описываю. Однако я настаиваю на том, что в моем фильме речь идет не только о российском обществе и российской проблеме. Сегодня люди эгоистичны везде, и это не российская особенность. Точно так же универсальна разочарованность тем, что мечты людей о счастье невозможно реализовать, потому что оно все время остается в необозримом будущем. А то, что в погоне за счастьем люди игнорируют своих близких и пренебрегают ими, в том числе — семьями и детьми, тоже случается со всеми — не только с русскими. Снимите шоры с глаз.
— А как же сцены, в которых на заднем плане работает телевизор и передают сообщения с украинского фронта. Этими сценами Вы тоже не хотели ни на что намекнуть?
— Это всего лишь иллюстрация, а не пропаганда, которую мне приписывают. Просто подобные вещи показывают по телевизору, и они — часть российской жизни. И как я уже сказал, не только российской.
— Фильм «Нелюбовь» не финансировался из бюджетных средств. Было ли это связано с проблемами из-за «Левиафана» и политической критикой в нем?
— Нет. Просто мой продюсер решил, что в этот раз мы будем искать другие финансовые источники. Наш проект — международный, поэтому закономерно, что в нем участвовали иностранные компании. Мы не нуждались в средствах от правительства.
— Говорят, Вы хотели снять ремейк фильма Бергмана «Сцены из супружеской жизни». Однако в итоге Вы отдали предпочтение фильму «Нелюбовь», который, правда, во многом напоминает «Сцены».
— Я планировал ремейк этого фильма Бергмана и четыре года добивался авторских прав. Меня всегда привлекала идея снять фильм о том, что происходит в отношениях, которые продолжаются уже давно. Наконец, это все переплелось, и в итоге получилась «Нелюбовь». Но с Бергманом я не берусь себя сравнивать: он есть и останется для меня недостижимым идеалом. «Сцены из супружеской жизни» я считаю лучшим фильмом о разводе из всех, которые я когда-нибудь видел.
— Разве после «Левиафана» Вы не говорили о том, что хотите снять большой фильм о Второй мировой войне?
— Я задумывал тот фильм еще задолго до «Левиафана». Есть сценарий, и я готов снять по нему кино когда угодно. Но дело не в моих желаниях, а в деньгах, ведь это чрезвычайно дорогой проект. Трудно сказать, найдем ли мы вообще когда-нибудь на него средства.
— Вернемся еще раз к «Нелюбви». У этой истории есть реальная основа, как у «Левиафана»?
— Нет, теперь мы сделали ставку на вымысел. Нечто столь же ужасное, наверное, никто не переживал. Хотя лично мне эта история напомнила одну женщину из ток-шоу, мать-одиночку, которая одна воспитывала своего ребенка, а потом, когда ему исполнилось 14, решила отдать его в детдом. Он жил в интернате недалеко от их дома, а когда приходил к старым друзьям и встречал мать, то она делала вид, что не знает ребенка. Жизнь может быть очень жестокой.
— Сегодня Вы являетесь, пожалуй, самым знаменитым российским режиссером, и отечественные СМИ называют Вас не иначе как «режиссер на экспорт». Мол, вы не «их». Задевает ли Вас это?
— Конечно, да. Я уже слышал, что я не русский, потому что критикую свою родину и своих работодателей. Какая глупость! Как-то я сказал, что считаю себя гражданином одной единственной страны под названием Кинематограф. Фильм не знает границ, поэтому мне все равно, что происходит в российском, немецком или, например, французском кинематографе. Мне интересны хорошие режиссеры и хорошие фильмы, ведь хороший фильм поймут везде, вне зависимости от национальности. А тот факт, что мои фильмы смотрят на Западе, надеюсь, означает, что я умею говорить на универсальном языке. И это, по-моему, важнее, чем быть гордым россиянином или гордым американцем.
