«А, финский шпион!», — с улыбкой приветствует меня знакомый в Якутске.
Это шутка — правда, уже очень заезженная. Однако некоторые высказывают такое предположение вполне серьезно. Многие в современной России не видят большой разницы между иностранным журналистом и шпионом.
«Юсси, ты же не шпион?» — спросил меня знакомый чиновник. Один наш гость рассказывал, что видел в небе радиоуправляемый самолет и задумался, не наш ли он, и не шпионы ли мы. «Что этот тип везде все вынюхивает?» — услышал я бормотание одной пожилой женщины.
Из меня шпион так себе. Я до сих пор не знаю, что находится на охраняемой территории, расположенной в ста метрах от нашего дома. Я не разбираюсь в ракетных комплексах. Да и вряд ли бы шпион взял с собой жену и детей — хотя это отличная идея для того, чтобы сбить окружающих с толку.
В России во всем видят обман: везде царит ложь, цель которой — скрыть реальные мотивы. Здесь лучше верить в теории заговора, чем быть наивным простаком.
Я окончательно запутал своего недоверчивого собеседника, когда сказал, что написание моей книги о Сибири финансирует Фонд Kone. Какой тайный интерес в Якутии имеет фонд, основанный владельцами фирмы по производству лифтов?
Подозрительность русских оправдывает их история: в этой стране людям частенько вешали лапшу на уши. Недоверие порождает в обществе замкнутый круг: почему бы мне не поступить подло, если все другие наверняка делают так же?
Вот показательный пример атмосферы местной жизни: два региональных политика, у которых я брал интервью, со страхом спросили меня, не являюсь ли я агентом — если быть точным, не завербовала ли меня служба безопасности ФСБ.
Поездка, совершенная мной в апреле в Анабарский улус на севере Якутии, вызвала наибольшее количество подозрений.
Глава улуса вел себя довольно необычно еще до моей поездки. Я заметил его на одном из мероприятий и спросил, не он ли господин Семенов.
«Нет», — ответил он. И… сбежал. Человек, стоявший рядом со мной, подтвердил, что это был Семенов.
Два дня спустя я встретил Семенова на другом мероприятии, и он неопределенно пригласил меня в улус.
«Мы отвезем Вас на стойбище оленеводов, — сказал он. — Я позвоню на следующей неделе».
Звонка от Семенова так и не последовало. Я все же поехал в Анабарский улус. Но там заместитель Семенова сначала потребовал назвать причину поездки, а затем служащая записала все мои данные в толстую тетрадь.
Позже появились пограничники, в компании которых я провел следующие четыре часа, хотя разрешение на посещение улуса было в порядке. Они намеревались выяснить все мои контакты в регионе, спросили адрес проживания моих родителей и хотели позвонить женщине, у которой мы снимаем жилье.
На следующий день я участвовал в семинаре по охране окружающей среды, который проводила компания Роснефть, занимающаяся добычей нефти в прибрежной зоне. Я спросил у представителя Роснефти, может ли он рассказать об основных принципах разведки нефтяных месторождений.
«Вам — нет», — ответил он. И удивился, как я вообще сюда попал.
Роснефть выступила спонсором праздника оленеводов, который проходил в то же самое время в близлежащей тундре. Присутствие на нем иностранного журналиста не приветствовалось. Местные власти препятствовали моим попыткам попасть на праздник и встретиться с оленеводами. Через своих подчиненных Семенов сообщил, что вблизи села стойбища оленеводов нет. Один дружелюбный оленевод обещал отвести меня на стойбище, но затем исчез и отключил телефон.
Потом я взял такси и поехал в самое северное село улуса, расположенное даже севернее норвежского мыса Нордкап. Светило солнце, я был в отличном настроении и кружил по селу. Случайно я наткнулся на оленеводов, которые пообещали отвезти меня на мотосанях на стойбище оленеводов в тундре, которое находилось в двух часах езды.
Я вернулся в такси, чтобы забрать теплые вещи, но водитель завел двигатель и отвез меня прямо во двор отделения полиции. Полицейский проверил мои документы и направился к оленеводам.
Побеседовав с ними некоторое время, он сообщил мне, что моя поездка в тундру не состоится, так как все мотосани, стоящие во дворе, неожиданно сломались. Оленеводы сидели в коридоре, понурив головы. Я спросил, запретили ли им ехать. Они ответили: «Да».
Глава села сказал, что мне надо немедленно уезжать, хотя у меня и было специальное разрешение. По его словам, служба безопасности ФСБ дала указание не пускать меня в тундру, потому что, по слухам, я фотографировал в предыдущем селе нефтяные цистерны.
В административном центре Анабарского улуса я встретил неприветливого главу наслега.
«Уезжай отсюда!» — заявил он мне, хотя срок моего разрешения на пребывание еще не закончился.
В недоумении я пошел к самолету. Неужели я стану первым человеком, которого выслали из Сибири?
